«Как знакомо это звучит», – подумал Уилл.
– Они поставили тот памятник, – произнес он вслух, – и все ваши родственники решили, что вы мертвы.
– Да. Мы с Эдгаром поняли, что теперь мы заключенные. На двери повесили замки. А потом они забрали и Эдгара тоже. Я подумал, что он заболел так же, как остальные, а если он еще жив, то думает то же самое обо мне.
– Но ты был здоров, – сказал Аджай. – Ничего не произошло.
– О да, абсолютно здоров. Как по учебнику. – Непстед поднял руки с саркастичным смешком. – Я продолжал жить, стараясь приспособиться к одиночному заключению. Я был единственным ребенком у родителей, почти без друзей, так что привык к одиночеству. Медсестры приносили мне книги и газеты, включали кино и в целом обращались со мной хорошо. Но скоро я понял, что Рэймонду никто не позволит жить спокойно. После «катастрофы» в этом не было сомнений, о чем я узнал через год, когда Эдгар пришел навестить меня.
– Для чего?
– Чтобы склонить меня к сотрудничеству и показать, что эксперимент все же окончился успехом. Потому что в конце концов Эдгар изменился, и процедуры не убили и не изуродовали его. Он облысел, стал намного больше и сильнее, но, не считая этого, остался прежним. Он показал мне свои способности – например, что может сделать одним лишь взглядом, – а кроме того, свою силу и физическую неуязвимость, устойчивость к боли, болезням, жаре и холоду. Он показал, как научился контролировать себя. Больше всего поражало, что Эдгар мог выглядеть абсолютно обычно, стоило ему только захотеть.
– Он стал одним из них, – сказал Уилл. – «Рыцарем».
Непстед кивнул.
– У Эдгара в глазах всегда горели огоньки, но теперь они стали еще ярче. А почему бы и нет? Его существование подтверждало, что Абельсон способен претворить свой план в жизнь и создать армию Святого Воинства.
– Но с какой целью? – спросил Уилл.
– Служить «Рыцарям». Понимаешь, они знали обо всем лучше, чем страны или правительства. Они думали, что начинается война, которая уничтожит весь мир. И «Рыцари» стали бы той единственной силой, которая бы смогла выжить и построить новую цивилизацию на пепле старой.
– Так Эдгар Сноу стал первым современным Паладином, – резюмировал Аджай. – Это оправдало все их ошибки.
– А раз он смог выжить, они надеялись, что и ты сможешь, – произнес Уилл.
– Да, поэтому меня там и держали, – согласился Непстед.
– А главным все еще был Абельсон? – задал вопрос Ник.
– Нет, через несколько месяцев после начала финальной стадии он перестал появляться в госпитале. Больше я его никогда не видел.
– Когда примерно это было? – спросил Уилл.
– В начале весны 1939 года. С тех пор я видел только Эдгара и пришел к выводу, что он и стал главным. Он сказал, что Томас Гринвуд уволил доктора Абельсона тогда же, когда запретил «Рыцарей». Через несколько месяцев после того, как спас своего сына. Я не знаю, что случилось с Абельсоном.
– Как много Гринвуду было известно? – спросил Уилл. – Должно быть, он каким-то образом прознал о госпитале.
– Мне никто не докладывал, что знал директор, а что не знал, – заметил Непстед, болезненно усмехнувшись. – Я оставался там заключенным еще четырнадцать лет.
– Боже, – выдохнул Аджай.
– Все эти годы я не менялся. Ни в какую сторону. Я ничем не болел, даже простудой. И не состарился ни на один день.
Уилл вспомнил первое, что услышал от Непстеда: «Я намного старше, чем выгляжу».
«Похоже на то, что происходит с нами», – подумал Уилл.
– Так что, вы понимаете, их процедуры сработали. Просто не так, как они ожидали. Единственное, что изменилось, это мое желание сотрудничать. Как только я увидел первые мутации, то тут же отказался участвовать в этом, даже если бы пришлось провести в камере всю жизнь.
– А они рассказали тебе еще что-нибудь? Например о древнем городе, который они нашли? – жадно спросил Аджай. – Или о древней расе, которая здесь жила?
– Нет. Я знал только о том, что прочитал в журналах и газетах, которые мне давали, – сказал Непстед. – Но в 1956 году Эдгар сказал мне, что мои тюремщики в благородном порыве согласны меня отпустить. С несколькими условиями.
– Какими? – спросил Уилл.
– Я начну другую жизнь под другим именем в отдаленном городе Флагстафф, Аризона.
– Почему они вдруг решили отпустить тебя после всего? – удивился Ник.
– Думаю, я знаю почему, – произнес Уилл. – Это было в 1956?
– Да.
– Франклин стал директором Центра. Возможно, это он помог тебе.
Из жидкости выскользнуло одно из щупалец и направилось вдоль борта ванны, что-то ища, затем зарылось в кучи книг и вытащило оттуда старый блокнот.
– Похоже, что ты прав, Уилл, – сказал Непстед. – Я думаю, Фрэнку стало жаль меня. Может, он даже почувствовал угрызения совести из-за всего, что случилось с нами, или из-за своей роли в этом.
– Что Эдгар тогда сказал тебе?
– Он рассказал, как быстро начал новую жизнь под именем Хоббс, и предложил мне тоже начать с чистого листа. Он даже извинился за то, что произошло со всеми нами, и пообещал, что госпиталь со всеми записями будет уничтожен. Он сказал, я буду свободен и смогу жить спокойно, если буду молчать о произошедшем.
– И ты поверил ему? – спросил Ник.
– А что мне оставалось? Я столько времени был в одиночестве, я не знал ни одной души на воле… Хоббс сам отвез меня во Флагстафф и состряпал для меня новую личность. Он оставил мне машину, на которой мы приехали, и достаточно денег, чтобы начать все заново. Через неделю у меня уже была работа в скобяной лавке, это единственное, что я умею. И за прошедшее время это ремесло не сильно изменилось.
За первым щупальцем потянулись еще несколько, они подняли блокнот, открыли и поднесли к ребятам так, чтобы им было видно. Это был альбом потускневших фотоснимков, вдетых в пластиковые уголки альбома.
Взгляд Уилла упал на желтый снимок, на котором Непстед стоял перед залитой солнцем скобяной лавкой. Машины на улице можно было отнести к шестидесятым.
– Мне было тридцать семь, а выглядел я на восемнадцать, – продолжил рассказ Непстед. – Я никогда не жил один. Я не видел мира почти двадцать лет. Эдгар всегда был добр ко мне, но он ясно сказал, что «Рыцари» будут все время присматривать за мной. Если я попытаюсь сбежать, или связаться со своей семьей, или сказать кому-то лишнее, меня посадят назад навсегда. Я даже не знал, живы ли еще мои родители. Но я так сильно хотел свободы, что согласился на все.
Непстед прерывисто вздохнул, было видно, что ему тяжело сдерживать эмоции. Аджай тоже едва не плакал. Уилл забрал у Непстеда альбом и медленно пролистал застывшие мгновения его новой жизни.
– И я поверил ему. Поверил, что они узнают, если я кому-нибудь расскажу о том, что произошло. Поверил, что они прекратили программу. Словом, я выполнил все их условия и девять лет ни с кем не сближался. Эдгар больше не приезжал, так что со временем я прекратил думать об этих условиях.
Уилл перевернул страницу и увидел фотографию Непстеда в парке, он держал руку на талии симпатичной стройной шатенки с длинными волосами.
– К тому времени, как я влюбился в Джули, я почти не сомневался в словах Эдгара. Я полностью вжился в свою новую биографию и ни словом не обмолвился о том, что произошло. И даже не считал это ложью. Я действительно осознавал себя Стивеном Непстедом, тогда-то и началась моя жизнь. В скобяной лавке меня в шутку стали звать Весельчаком, ведь я всегда выглядел таким серьезным… Но ненадолго я почувствовал себя действительно счастливым и веселым, тогда, когда встретил Джули.
На другой странице Уилл увидел фотографии скромной свадьбы в небольшой часовне, Рэймонд и Джули в простой одежде стояли между священником и свидетелем.
– Мужик, да ты женился? – присвистнул Ник.
– Мы встречались два года, нам никто не мешал. Эдгар ни разу не появлялся, так что, когда мне исполнилось сорок один, мы поехали в Вегас и заскочили в одну из тамошних веселых часовенок.
Одно из щупалец мягко перелистнуло страницы до фотографии, где Непстед стоял рядом с улыбающейся невестой. Девушка держала в руках небольшой букет.
– Джули было двадцать три, но разница в возрасте меня никогда не беспокоила. По большому счету я был не старше, чем выглядел, даже несмотря на то что не старел и во Флагстаффе.
Парни столпились, рассматривая фотографии. В комнате было тихо, только булькала жидкость в ванне. На последнем снимке Джули позировала в маленькой спальне, которую превратили в детскую.
– Я солгал Джули, сказав, что у меня в семье плохая наследственность и что нам надо быть осторожными. Но она все-таки забеременела, а я старался сделать вид… так сильно хотел верить, что все будет нормально…
Непстед замолчал, не в силах говорить.
– И тогда-то это и случилось? – осторожно спросил Уилл.
Непстед кивнул.
– Думаю, это из-за стресса… все эти жуткие страхи вернулись… все, что они сделали со мной, все эти годы дремало во мне… и тут я начал превращаться… в это…
Уилл перевернул страницу. Дальше было пусто.
– Вначале я старался скрыть это ото всех… и первое время у меня получалось… но потом, понемногу, это начало… случаться на публике. Я контролировал мутации, как мог, но скоро мое «нормальное» тело стало тоже меняться. Я не мог больше оставаться на работе и не знал, как содержать семью, когда родится ребенок. И однажды, в конце рабочего дня, я увидел Эдгара в моей машине. Он не угрожал мне, он знал, что я не нарушил соглашений. Он просто сказал, что хочет помочь. Но помочь он мог, только вернув меня назад, туда, где обо мне смогут позаботиться.
Слезы покатились по щекам Непстеда. Уилл заметил, что Ник тоже вытер глаза.
– Эдгар пообещал, что и о моей семье тоже позаботится… но они должны будут поверить в то, что я мертв. Я не знал, что делать. В некотором роде он был прав. Если бы люди узнали, кем я являюсь на самом деле, какое будущее было бы у моей жены и сына? Выбора не было, понимаете?