– Эх, господа! Что ж вы творите! – громко кричал кондуктор, оттиснутый к двери. – Меня же выгонят! Выгонят со службы без содержания!
Совершенно невежливо оттолкнув плечом пассажиров первого класса, устроивших при отправлении такой эффектный гимнастический этюд, кондуктор спешно повесил цепочку на место, будто её положение, соответствующее инструкции, было сейчас залогом его дальнейшей работы на железной дороге.
– О! Вы спасли меня! – громко воскликнул по-английски молодой человек в клетчатой жилетке и уже без головного убора, который остался на перроне.
– Не преувеличивайте, я сделал первое, что пришло мне в голову, – тоже на английском ответил его спаситель.
Кондуктор продолжал стоять на площадке, ни слова не понимая, о чём говорят его пассажиры, и озабоченно размышляя, как им объяснить без дерзостей, что уже следует проследовать в вагон. Первый класс всё-таки, да и господа – иностранцы. Служащий обратил на себя внимание лёгким прикосновением руки к плечу одного из собеседников:
– Месье… Соизвольте… – красноречивым жестом кондуктор открыл дверь и пригласил пассажиров проследовать внутрь.
– Чертовски приятно встретить земляка, надеюсь, Вы с островов?! Генри Томсон! – представился опоздавший.
– К Вашим услугам. Джеймс Кларк, – протянул руку новому знакомому его спаситель.
– Месье… Вагон застудите! Да что ж за напасть такая… – продолжал причитать проводник.
Направившись вдоль прохода, расположенного по центру, вглубь вагона, новые знакомые, уклоняясь от носящихся со скоростью породистых скакунов близнецов, выяснили, что к тому же, у них и места рядом.
– Чувствую, выспаться нам не удастся, – кивнул в сторону детей Генри Томсон, расплывшись в улыбке.
– Можно? – Завидев подол знакомого фиолетового платья, Джеймс Кларк для приличия постучал по перегородке.
– Войдите, – прозвучало в ответ по-французски.
– Мадемуазель француженка? – восхищенно промолвил Кларк.
Несколько смутившись, барышня ответила:
– Нет, вы ошиблись. Я родилась и выросла в Санкт-Петербурге. Просто правила приличия…
– Не утруждайте себя правилами приличия! – на ломаном русском почти прокричал Томсон. – Этот французский… Терпеть его не могу. Насколько русский говор сложен, настолько он мне приятен. Вам, Кларк, надеюсь, тоже?
– Соглашусь. Если мы находимся на гостеприимной земле России, то давайте говорить на этом языке. Разрешите представиться, Джеймс Кларк.
– Генри Томсон, корреспондент «Морнинг пост». Хоть моё имя имеет французские корни, как Вы понимаете, я англичанин. Кстати, Джеймс, вы так и не оправдали моих надежд! Вы англичанин? Я догадываюсь только по отсутствию этого бешеного американского акцента, да и встретить янки[16] в этих краях, вот так, в поезде, было бы весьма неожиданно.
– Я из Лондона. А Вам, Томсон, все потеря американских колоний покоя не даёт? – усмехнулся Кларк, подбирая с дивана свою небрежно брошенную трость с серебряным шаром. – Впрочем, для подданных королевы Виктории мы себя ведем не слишком учтиво, не дав возможности леди представиться. Не так ли?
Согласившись, Генри Томсон рассмеялся и принял стойку «смирно», как заправский вояка, демонстрируя новой знакомой свою готовность услужить:
– С кем же судьба свела нас, уже сделав путешествие в Варшаву незабываемым?
Барышня, поборов смятение от такого напора, к которому она не привыкла, воспитываясь в стенах родного дома, взяв двумя пальцами краешек платья, представилась:
– Татьяна Борисовна Данзас. К вашим услугам.
Томсон щёлкнул каблуками и уселся на положенное ему место, поставив рядом с собой саквояж. Его новоиспечённый товарищ, все же, остался стоять, задумавшись о чём-то своём, и потом промолвил:
– Прошу меня простить трижды, как минимум… Это Ваш батюшка был секундантом на дуэли Пушкина?
Неловко улыбнувшись, юная девушка ответила:
– Мне этот вопрос задают почти каждый раз, когда узнают мою фамилию… Нет, секундантом был мой дядюшка, Константин Карлович, он в чине генерал-майора, а папа́ мой скончался год назад… Его звали Борис Карлович, он служил обер-прокурором.
– О… Простите меня, я имел неосторожность затронуть трагические события вашей судьбы, это непростительно… – принялся оправдываться Кларк.
– Что вы, что вы, не волнуйтесь. Боль уже уходит. Тем более, что я самая младшая в семье, и всё внимание отца всегда и так доставалось мне…
В силу ограниченности пространства и отсутствия дверей, салон вагона напоминал светский раут, за исключением носившихся по проходу детей. Немногочисленные пассажиры первого класса быстро познакомились, после того, как кондуктор предложил чай. Как и предполагал Джеймс Кларк, отец сорванцов, не смотря на его свирепые взгляды, не дававших покоя никому вокруг, оказался действительным статским советником в отпуске по фамилии Обухов. На обращение в соответствии с правилами этикета «Ваше превосходительство» господин Обухов поморщился и ответил Томсону:
– Оставьте эти ваши условности. Я мог и не говорить, а петлиц у меня нет, так что, я в отпуске, и в путешествии можно и без этого.
– Какие же петлицы на вашем мундире? – нескромно поинтересовался корреспондент.
– Министерства путей сообщения.
Кондуктор, разносивший из буфета выпечку к чаю, чуть не поперхнулся, схватившись за перегородку:
– Нижайше извиняюсь, – покачнувшись с подносом в одной руке, проводник наступил на ногу «Его превосходительству» и, не дожидаясь ответа и проклиная судьбу, от греха подальше отправился в дальний конец вагона.
К вечеру атмосфера в вагоне уже напоминала домашнюю, выбивался из неё только святой отец, погрузившийся в чтение теологической книги.
Томсон всё вился вокруг действительного статского советника, выпытывая всякие подробности устройства железных дорог в России, но того постоянно отвлекали дети и разговор не клеился, в отличие от беседы его супруги и милой попутчицы англичан, Татьяны Данзас. Так прошёл целый день пути.
– Джеймс, всё же чувствую, что бесконечно обязан вам. Предлагаю проследовать в вагон-ресторан, где с меня угощение.
– Думаете, откажусь? Нет уж. В обществе столичной русской элиты чувствую себя неловко. Мне не о чем с ними говорить. Пойдёмте, Генри! Отдадимся в руки Бахуса! Но я не настолько поизносился и за себя заплачу.
– Ну, хотя бы выпивкой могу угостить? – Томсон не унимался.
Новинка железных дорог – вагон-ресторан, имел внутри вид весьма презентабельный, если не сказать – шикарный. Стены и потолок были отделаны тяжелыми бежевыми обоями в вертикальную полоску, столы накрыты белоснежными накрахмаленными скатертями, мягкие стулья обиты малиновым трипом[17], как и диваны в первом классе, окна драпированы подвязанными по бокам широкими лентами шторами и ламбрекенами, пол покрыт ковром с высоким ворсом, заглушающим не только звук шагов, но и стук колёсных пар.
– Ого! Я здесь готов провести весь остаток пути до Варшавы! – резюмировал своё первое впечатление Томсон, оглядываясь вокруг.
– Изволите отобедать? – в проходе между столами салона для курящих появился официант в отутюженном белом переднике с таким же безупречным полотенцем на левой руке.
Одновременно кивнув в ответ, англичане проследовали к крайнему столику, что располагался возле буфета с хрусталём и шкафа с книгами.
Через десять минут человек принёс запотевший графинчик водки и холодные закуски.
– Извольте… – официант налил холодную жидкость в рюмки на высоких ножках и отвесил поклон. – Горячее как скоро подавать?
– Не торопитесь, милейший… Времени у нас предостаточно, в вагоне тоскливо, дорога длинная. Посматривайте, – поручил официанту Джеймс Кларк, заправляя за воротник специально для этого поданную салфетку.
– Как будет угодно, господа… В таком же подобострастном поклоне, пятясь задом, человек удалился на свой пост при входе, чтобы не пропустить следующих гостей.
– Положено коснуться бокалами так, чтобы несколько капель напитка, всколыхнувшись, перелились в бокал человека, с которым ты пьёшь. Это значит, что питьё не отравлено. И русские желают при этом здоровья, вы знали об этом, Джеймс? – держа рюмку за ножку, спросил журналист.
– Наслышан. Ваше здоровье! – Кларк тоже поднял рюмку и ритуал пития начался согласно русского обычая.
Наколов вилкой кусочек прекрасной балтийской сельди, корреспондент картинно поморщил лицо, но закусил всё же с удовольствием:
– Я так скучаю за хорошим виски. С трудом переношу эту их водку и всё, чем требуется её заедать. Ну, ничего, еще неделя-другая, и я дома. Там уж ни в чём себе не буду отказывать.
– Счастливец. Мне еще долго по Европе каблуки сбивать.
– Я так и не знаю вашего рода деятельности? Какими ветрами вас занесло в Россию? – не отвлекаясь от замечательного жульена, продолжил беседу Томсон.
– Нечто приближённое к коммивояжеру. Контакты налаживаю. Еще не решил для себя, где можно тут заработать. За то вас, Генри, видно издалека… Настоящий репортер. Ушлый и хваткий.
Официант, обратив внимание на пустые рюмки гостей, тут же их опять наполнил, профессиональным движением не дав капле, повисшей на горлышке графина упасть на девственно чистую скатерть.
После очередного тоста, после того, как путешественники утолили голод, Томсон достал из кармана портсигар и предложил своему новому знакомому закурить.
– У меня свои, спасибо… – чиркнул спичкой Джеймс Кларк, дав прикурить собеседнику.
Приняв расслабленную позу, Томсон опёрся на спинку дивана и наслаждался хорошим табаком, глядя в окно. Состав замедлил ход, и в свете вокзальных масляных фонарей прямо напротив вагона-ресторана появилась вывеска станции – «Бѣлая».
– Смотрите, Генри. Наша пресловутая пунктуальность, оказывается, не является исключительной, – Джеймс Кларк обратил внимание собеседника на название станции. – По расписанию, мы должны прибыть сюда в 9:40 вечера. Полюбуйтесь, – часы на цепочке показывали ровно обозначе