ах к Депальдовской лестнице, да и решили подняться в город. Казачки наши их с обрыва назад к лодкам скинули, так те и ушли на Мариуполь. Да… пожгли они тогда нас люто… – англичане ловили на себе недобрые взгляды стариков, но разобрать слова проклятий, брошенных вслед, они, конечно, не были не в состоянии.
В октябре пришли на место, по пути предав земле первого рабочего, сгоревшего за четыре дня от какой-то лихорадки. Мастера после похорон велели брать воду только из тех колодцев, что не заброшены, из которых пьют местные жители. Это спасло остальных. Из ручьев поили только волов.
Редкие солнечные дни давали возможность просушить одежду и обувь – со дня прибытия обоза дожди шли непрерывно, то усиливаясь, то мелкими каплями досаждая англичанам. Конечно, дождь напоминал им о родине, но здесь от него спрятаться было некуда. Ни камина, ни паба, ни семьи.
Первым делом принялись собирать бараки. Малочисленные хутора и поселения, разбросанные в округе, были не в состоянии принять такой десант. Редкие свободные хаты, купленные по поручению Хьюза отправленными заранее квартирьерами, стали первым убежищем англичан.
Сам управляющий еще в свой первый визит озаботился вопросом жилья и арендовал на землях Смольяниновых в качестве временного убежища небольшой домик с соломенной крышей, который на первое время превратился в штаб строительства.
В пустынной степи, открытой всем ветрам, ближе к руслу Кальмиуса, закипела работа. Каждый день прибавлял рядов в кирпичной кладке, постепенно вырисовывались контуры мастерских, складов и через некоторое время, с наступлением зимы, над ними стал подниматься вверх металлический корпус домны.
– Мистер Хьюз, я с ума сойду с этими крестьянами! – Алан Нил, мастер с Мильвольского завода, решившийся отправиться в рискованное путешествие вслед за своим управляющим, был одним из тех англичан, что испытывали тягу к перемене мест и получали от этого удовольствие. О том, что будет нелегко, Алан знал, но это его нисколько не смущало. Со всей своей самоотдачей он приступил к действию.
– Что на этот раз, Алан? – Хьюз отвлёкся от документа, над которым работал, отреагировав на слова мастера, мявшего в руках свою шапку, словно школяр. – Струсите снег с плеч, мастер Нил. Я тут печь натопил, ваша одежда моментально промокнет. Я не хотел бы, чтобы вы оказались в числе тех несчастных, что легли на кладбище от простуды.
– В моём распоряжении пятнадцать крестьян. Ни один из них меня не понимает, я им всё показываю жестами и своим примером, но это понятно. Хуже другое. Они абсолютно не знакомы с дисциплиной и не имеют представления о времени. С началом смены я приказал бить склянки, вернее – бить кувалдой в рельс. Только на третий день удалось им объяснить, что пока такой же звук они не услышат, нужно продолжать работу.
– А, так это вам я обязан своей головной болью по утрам? – улыбнулся Хьюз.
– Абсолютно так, мистер Хьюз. Местные рабочие имеют обыкновение куда-то исчезать посреди работы. Потом они так же неожиданно появляются, и лица их выражают полную невинность. Нельзя ли как-то разбавить эту странную компанию? Вон, у Вильямса, только наши работают, так у него и дело движется.
– Видите ли, мой друг, Эд Вильямс ставит фундамент под домну. Согласитесь, этот фронт работы слишком ответственный, чтобы поручить его вашим подопечным. Других людей у нас нет. Чем быстрее вы найдете с ними общий язык, тем больше шансов на успех.
– Я займусь этим, мистер Хьюз. А пока могу ли я накладывать на них штрафы? Как это было всегда заведено у нас. Вот мои предложения, – на стол инженера легла бумага, в которой неуверенным почерком был начертан список нарушений и соответствующие им вычеты.
– Ну что же, ваша идея не нова, сам думал над этим. Скорее всего, вы правы, Нил. Уже пора. Проследите, чтобы штрафы не превышали дневной заработок.
– Спасибо, мистер Хьюз. Это поможет.
– Нил, не уходите… Попрошу Вас забрать письмо для отправки в Санкт – Петербург… – Хьюз обмакнул кончик пера в стеклянную чернильницу и, сосредоточившись, дописал последние несколько слов, после чего поднялся из-за единственного в комнате стола, служившего и письменным, и обеденным. Прохаживаясь по узкому проходу между печью и кроватью, инженер, нечленораздельно произнося себе под нос некоторые слова, декламировал текст письма:
«Милостивейший государь, настоящим спешу сообщить о положении дел на строительстве железоделательного завода Новороссийского общества.
Большие поддерживающие пилоны, ровно, как и железный наружный кожух печи, ныне собраны и установлены, так что внутренняя кладка из огнеупорного кирпича единственная работа, остающаяся для окончания печи, может быть проделана теперь под крышей, в укрытии от неблагоприятных влияний погоды, причем во время морозов внутри домны разводится и поддерживается огонь. Кирпичный фундамент под воздуходувную машину почти окончен, три котла для этой машины, которые я впоследствии, из-за больших размеров, прислал из Англии в разобранном виде – собраны и склепаны на местах и готовы к устройству…»
Вычитывая послание Великому князю Константину Николаевичу, Хьюз ясно представил себе, будто докладывает лично, и настолько вжился в роль, что кивал сам себе головой, соглашаясь с только что написанным на бумаге, размахивал свободной рукой и, удовлетворённый результатом, в конце щёлкнул пальцами. Потом же, поразмыслив меньше минуты, управляющий опять присел за стол и, быстро скрипя пером, дописал еще один абзац:
«Я возобновил разработку в угольной шахте № 1, которая была изначально вырабатываема князем Ливеном, и затем оставлена вследствие предполагаемого истощения. Насколько позволили обстоятельства, я применил к ней английскую систему разработки, я протянул внутри рудника узкоколейную железную дорогу, для более удобного подвоза угля. Такое устройство, насколько мне известно, впервые применяется в этой части южной России».
– Да, пожалуй, так будет лучше… – вслух размышлял Хьюз, не обращая внимания на присевшего на лавку возле входа мастера. – Пусть Великий князь привыкает к мысли, что английская система разработки – самая эффективная. Настанет время, когда нужно будет объясняться, зачем мы скупаем земли в округе и я смогу на пальцах показать, что лучшего распорядителя залежами угля, чем я, в Малороссии не найти… Да.
Сургуч поплыл в пламени свечи и капли его упали на конверт.
– Алан, положите это в нашу почту и, прошу вас, позаботьтесь о том, чтобы посыльный отправился немедленно.
Глава X
12 февраля 1871 г. Бахмутский уезд Екатеринославской губернии.
Новый, 1871 год начался с лютых морозов и метелей. Обжиг кирпича становился всё более затруднительным – наружная температура замедляла изготовление огнеупорного материала настолько, что мастер Вильсон практически постоянно находился в состоянии бешенства.
– Алан, чёртов выродок! Что мне делать с людьми? Где твой кирпич? – возле печки в домике мастеров, что стоял рядом с домной, раз в час по очереди собирались строители, чтобы отогреться и хоть как-то за положенные десять минут нагреть одежду и рукавицы. Эд Вильсон разразился гневной тирадой, как только в облаке пара, образовавшемся в дверном проёме после того, как дверь внезапно распахнулась, появилась долговязая фигура Нила.
– Можешь их распустить. А что? В домне тепло, сидишь себе возле костра, ноги в сухости… Они еще не согласятся уходить. И хватит орать, Эд! Я устал от тебя больше, чем от этого проклятого мороза.
– Сосунок! Я тебе неделю назад говорил, накрой уголь навесом! Чем ты теперь печь для обжига топишь? Ледяными глыбами? Это из-за твоей дурости мы стоим второй день! Мистер Хьюз в ярости, что я ему должен объяснить? Что Алан не услышал старшего мастера?
Нил снял шапку, сбил с неё ледяную корку, образовавшуюся от постоянного хождения из тёплого помещения кирпичного завода на улицу, где снежило уже который день, и приложил руки к печи, разглядывая свои узловатые, покрасневшие пальцы:
– Ты? Старший мастер? Ну, тогда ты, Эд, обязан знать всё!
Присутствующие при этой сцене рабочие с интересом наблюдали за развитием событий – всем на стройке было известно, что Нил и Вильямс друг друга на дух не переносят.
Алан Нил по молодости своей был горяч, но талантлив в металлургическом деле. На редкость талантлив. Зная это, мистер Хьюз, периодически задавая ему прилюдно трёпку за проступки, всё время затем прощал. Эдвард Вильямс, глядя на такое положение дел, не единожды предлагал своему управляющему понизить Нила до рабочего:
– Ему можно только коровник доверить, мистер Хьюз! И то, молоко прокиснет быстрее положенного.
– Эдвард, старик… В тебе говорит ревность к следующему поколению, которое наступает на пятки. Скольких ты не досчитался за месяц? Дик Пауэл – кровью харкал, сгорел в бреду, закопали. Стивен Невилл, наш молодчага Стивен… Рухнул с домны. Крис Эридж… Какой чёрт понёс его одного в степь в такой мороз? Я тебя просил, Эд, присматривай за Крисом, он тоскует, он подружился с бутылкой. Ты не уследил.
Вильямс повинно склонил голову. Да, он просил Стива не подниматься к колошнику, подождать, пока солнце растопит наледь на мостках… И виски он у Криса забрал, но тот нашёл в Александровке у какой-то бабки винокурню и таки напился этого их отвратительного, вонючего зелья.
– Кто у нас остался, Эд? Ответь мне, и тогда я, может быть, приму твои аргументы.
Поза старшего мастера не изменилась. Он стоял перед управляющим, потупив взгляд в пол, широко расставив ноги в грязных сапогах, и шумно дышал, плотно сжав губы в тонкую линию.
– Молчишь? Парень с металлом на «ты». Он его чувствует. Пока стройка идёт, может быть он и не из лучших, а как плавка начнётся – помянешь моё слово… Ну не стоять же тебе у домны одному круглосуточно?
Только этот последний разговор с управляющим, состоявшийся несколько дней назад, сдерживал сейчас Вильямса от решительных действий.
– А если старший мастер знает всё, то пусть он объяснит, кто залил позавчера угольную кучу водой? А главное, зачем? А может это ты, Эд? – неторопливо сказал Нил, не отрывая взгляда от своих рук. – Ты же ходишь к мистеру Хьюзу, поливаешь меня грязью… А теперь, вот, кучу полил, и Нилу кранты пришли – есть следующий повод жаловаться. Почему бы нет?