вительного тайного советника, посла России в Великобритании Бруннова в адрес министерства иностранных дел для доклада императору свидетельствовали о том, что «дух согласия» частенько обходил зал переговоров стороной.
Истощенный перипетиями последних двух недель, лорд Клиффорд стоял неподалёку от Уполномоченного Её величества, королевы Виктории, лорда Градвилля, оглядывая присутствующих, обращая внимание на самые мелкие детали: кто с кем перешёптывается, как ведут себя русские, где в этот момент французы.
Казалось, в этот час в зале переговоров сконцентрировалась энергия всех европейских монархов, дипломатов и шпионов.
– Лорд… – вполоборота обратился к Клиффорду Британский уполномоченный, улыбаясь попутно кому-то из коллег. – Как долго мне ещё ждать от Вас вестей? Дипломатия не терпит молчания. У нас в распоряжении всё меньше времени. Мне нужно принимать решение…
Члены делегаций сосредоточенно перечитывали переводы статей Конвенции, отменявшей некоторые положения Парижского мира.
– У меня нет для вас вестей. Пока нет.
– Лорд… – повернувшись к окну, Грандвилль уже не скрывал своего раздражения: этого авантюриста Клиффорда ему навязал кабинет, и всё, чем он, Грандвилль, занимался последние два месяца, вгрызаясь в каждую букву, предложенную русскими, зависело от того, выполнит Клиффорд свою миссию, или нет. Меньше всего Грандвиллю нравилось то, что он, известный переговорщик, имел своей задачей тянуть на переговорах время, тогда как шпионы Клиффорда должны были дать Форин-оффису[27] хоть какие-то аргументы для давления на только что занявшего свой пост главу исполнительной власти Франции Луи Адольфа Тьера.
– У вас был месяц, лорд, и теперь вы хотите сказать, что дело в считанных часах? – шелест бумаг в зале переговоров естественно, не смог заглушить слова британского Уполномоченного, но на них никто не обратил внимание. Его раздражение сквозило последние дни во многих речах и жестах, пробивалось сквозь витиеватый язык дипломатии и вызывало хорошо скрываемую радость русских и немцев.
– Я ничего не хочу сказать. У Вас своя работа, у нас – своя.
– Если в течение ближайших полутора часов я не получу от Вас никакой информации по событиям в Париже, то документ будет подписан, – прошипел Грандвилль, выражая своим тоном всю нелюбовь профессионального дипломата к шпиону военного ведомства.
Оба упомянутые лорда ждали срочную депешу из Парижа, куда с секретной миссией отправился лорд Грэхем.
В эти дни в столице Франции было не до протоколов. Поражение в кратковременной схватке с Пруссией и фактическое пленение Наполеона III родили Третью республику, которая разрушила всё, что связывало французов с империей, и первыми пали условности.
В назначенное время английский морской офицер Грэхем, принадлежность которого к флоту выдавала только неизменная выправка, прибыл на аудиенцию к Главе исполнительной власти Франции, месье Луи Адольфу Тьеру.
– Месье Тьер, моя миссия имеет своей целью открыть ворота для будущего сотрудничества двух великих европейских держав, – Грэхем, понимая, насколько сложна его миссия, предпочёл начать комплимента.
– Не скрою, лорд, я удивлён вашим визитом. Британия, без сомнения, великая европейская держава, но слышать от вас такие речи в адрес мой родины на фоне нашей многолетней вражды – это удивительно. Британский лев попал в мышеловку? – очень невысокого роста, слегка полноватый Тьер рассматривал англичанина сквозь стёкла своих очков с нескрываемым превосходством.
– Меня предупреждали о том, что с некоторого времени в Париже не церемонятся в выражениях, и я к этому был готов, мсье… – откровенный укол главы исполнительной власти Франции, опытнейшего политика демонстрировал не столько ненависть к англичанам, сколько некоторое пренебрежение. Цель отдалялась, даже еще не замаячив на горизонте.
– Кабинет Её Величества уполномочил меня выступить с предложением, возможно, несколько неожиданным, но от того не менее актуальным, – продолжил Грэхем, проглотив обиду. Сейчас было не до сантиментов.
– Готов выслушать Вас, лорд! Последний французский посол, граф Гренвиль, покинул берега Сены ровно тридцать лет назад. Я успел соскучиться за британским акцентом! – энтузиазмом и острым языком Тьер, казалось, пытался компенсировать свой катастрофически малый рост. Необходимо заметить – это ему удавалось блестяще.
– Господин Глава, если позволите, я обращусь к сути вопроса… – попадись ему этот карлик на поле боя, от него остались бы для истории только запачканные кровью дужки очков, а сейчас он, потомственный военный, единственный мужчина, оставшийся в живых в роду Грэхемов, должен, проглатывая колкости, соблюдать некие условности, навязанные его положением просителя. Будь проклят этот Клиффорд, заславший его сюда в штатском костюме!
– Да, да, конечно. Я весь во внимании, – в каждом слове Главы сквозил сарказм.
– Вам, месье, прекрасно известна обстановка в Европе. Все против всех. Равновесие шаткое и может быть нарушено в любой час, в любую минуту.
– Эффект бабочки! – многозначительно заметил француз. От того, к кому она прилетит, зависит, куда склонятся весы. Вы, Грэхем, сейчас сами в роли этой бабочки, или намерены поделиться мыслями, как её приманить?
– Для такого хрупкого насекомого я великоват, месье Тьер, но, похоже, у меня есть ответ на Ваш вопрос.
– Обещаю больше не перебивать, – Тьер уселся за свой громадный стол, и принялся перебирать бумаги.
Это было уж совсем откровенным плевком в сторону посланника кабинета Её Величества. Грэхем встал и продолжил, возвышаясь над ненавистным собеседником. С высоты его почти двухметрового роста человек, сидящий за письменным столом первого человека Франции, постоянно подёргивающий плечами, будто сюртук доставлял ему постоянное неудобство, казался теперь беспомощной жертвой. Один удар по голове массивной чернильницей, и ход истории, возможно, кардинально изменится. А Грэхемам не привыкать жертвовать жизнью. Их род весь полёг в морских баталиях.
Британский посланник вовремя вернул себя в реальность и наступил на горло своему самолюбию:
– Конечно, Франция сейчас на перепутье, и количество внутренних проблем может на некоторое время ослабить позиции Парижа на международной арене…
– Уверяю вас, Грэхем, со своими проблемами мы справимся сами. Ваша излишняя дипломатичность может служить примером того, как не нужно проводить переговоры. Ах, да… Я же обещал не перебивать.
– Ни для кого не секрет, что свергнутый Наполеон III симпатизировал России вопреки официальной позиции Франции. Значит ли установление республики, что Британская корона вправе рассчитывать на военный союз против русских сродни тому, что помог сокрушить их в Севастополе?
– Корона ищет союзников? – вопросил Тьер, глядя на англичанина поверх своих больших очков.
– Корона рассматривает различные варианты. Обострение не исключено. Особенно в свете проходящей в Лондоне конференции. Заключив тайный союз, две великие морские державы могли бы, во-первых, сдержать Пруссию в северных морях, а во-вторых, это развязало бы нам с вами руки на переговорах. Право силы еще никто не отменял, и Вильгельм, диктующий условия Парижу, тоже явление временное. Возможно, заручившись взаимной поддержкой, мы смогли бы диктовать условия русским.
– На что вы намекаете, Грэхем? – удивлённо спросил Глава.
– Объединив усилия, Франция и Англия смогли бы сорвать подписание Конвенции. Только наших усилий для этого не достаточно.
– Но конференция завершается уже сейчас, сегодня!
– Документ не подписан. У нас есть ещё несколько часов для согласования общей позиции, месье Тьер.
– Скажите, Грэхем, вы специально просили аудиенцию в этот день? Вы правда считаете, что я могу пойти на этот скорый и необдуманный шаг из-за прилива ностальгии по Крымской коалиции?
– Лучшие решения, и особенно в политике, принимаются спонтанно. Ни один враг их не просчитает и не успеет отреагировать.
– В вас сейчас говорит военный, а мы не на поле боя. Уверен, что вы наслышаны о моём дипломатическом опыте, – Тьер, по-прежнему нервно подёргивая плечом, встал и, заложив руки за спину, подошёл к британскому посланцу. Глядя на того снизу вверх, Глава продолжил.
– Так вот, мой опыт подсказывает мне обратное – всякий экспромт в дипломатии чреват разрушительными последствиями. Может быть, вы имеете иллюзию, что письмо Горчакова, с требованием вернуть им право иметь флот, разосланное коалиции, тоже было экспромтом?
Грэхем молчал, опасаясь сказать лишнего.
– Да, вы молчите так же, как и тогда, когда немцы громили нас под Седаном. Где же были тогда ваши союзнические устремления? Нееет… – протяжно ответил сам себе Тьер. – Вы ждали, чем закончится самонадеянная выходка нашего императора. Вы со своих островов наблюдали за тем, как Пруссия громит Францию, вы наслаждались. И теперь вы заплатите за просмотр этого представления. Ни на какое письмо русские не решились бы, не получи они поддержку пруссаков. Хотя бы на словах. Итог: Франция потерпела унизительное поражение от Пруссии и теперь ввергнута в хаос, а Россия вполне прогнозируемо воспользовалась ситуацией и навязывает условия. Браво, император Александр, браво, Горчаков! Где была Корона?
– Могу я считать эту вашу убедительную речь отрицательным ответом?
– Меня это удовлетворит. Можете так считать.
– Тогда, господин Глава, разрешите откланяться… – Грэхем щелкнул каблуками, кивнул головой, и с нескрываемым раздражением, не дожидаясь ответа хозяина кабинета, направился к двери.
Через час в зал заседаний Лондонской конференции, не издавая лишнего шума, зашёл клерк, держащий в руке телеграмму. Незаметный чиновник нашёл глазами лорда Клиффорда и, обходя стороной присутствующих, практически вдоль стены подошёл к окну, возле которого стоял лорд.
Ни слова не сказав, клерк отдал лорду бланк и удалился, не обращая на себя внимания присутствующих.