Клиффорд поймал себя на мысли, что он последнее время теряет самообладание – руки мелко подрагивали, предательски выдавая тремор через тонкую бумагу бланка телеграммы.
«В Париже провал. В Малороссии действуйте согласно утвержденного нами плана. Подробности согласуйте с новым военно-морским министром. Беру отставку. Чайлдерс.»
Подняв глаза, Клиффорд встретился с вопросительным взглядом британского Уполномоченного на конференции Грандвилла. Красноречивым кивком головы лорд обозначил суть телеграммы.
– Уважаемые господа, на правах принимающей стороны, если у делегатов не возникло вопросов к переводу и все удостоверились в том, что текст, изложенный на бумаге, соответствует достигнутым договоренностям, предлагаю перейти к церемонии подписания итогового документа. Уверен, что настоящая конференция останется в истории дипломатии, как мероприятие, пропитанное духом согласия и взаимопонимания, как пример мирного решения всех спорных вопросов. Воистину, нет ничего невозможного за столом переговоров, если стороны руководствуются искренними добрыми намерениями.
Глава XII
24 апреля 1871 г. Бахмутский уезд Екатеринославской губернии.
Мастер Вильямс наконец-то нашёл время набить трубку табаком из своего кисета.
Последние несколько суток он провёл на ногах. Несколько раз поднимался к колошнику[28], контролировал загрузку домны, прислушивался к равномерному звуку, издаваемому воздуходувной машиной, пытаясь найти в тонах этих металлических звуков какой-то изъян, пробовал на ощупь шихту[29], велел вызвать еще одну смену в резерв и уволил пьяного крестьянина из Александровки, напившегося еще до розжига домны.
– Эдвард, вы мне категорически не нравитесь. У вас красные глаза и озабоченный вид. Отдохните. Не хотите идти домой, отоспитесь в комнате мастеров, – управляющий положил ему руку на плечо, заглядывая в глаза.
Вильямс, раскуривая трубку, глубоко закашлялся.
– Как я скучаю за правильным табаком, мистер Хьюз… И за чаем.
– Уж и не знаю, когда в Таганрог придёт корабль. Давно не было. Просил передать мне запасов. Вам перепадёт, Эдвард.
Управляющий Новороссийского каменноугольного, железного и рельсового производства кардинально отличался сегодня своим внешним видом от того, каким его привыкли видеть за последние полгода – он был одет в новый костюм и туфли, которые он поклялся надеть именно в этот день. Сегодня, после шести месяцев работы на износ, ежедневного напряжения и нервотрёпок, должен был настать новый этап его жизни, к которому уже немолодой, но энергичный валлиец шел несколько лет.
– Я спал, мистер Хьюз, в мастерской спал… – Эдвард Вильямс налил себе из чайника воды и выпил её залпом, будто своё любимое прохладное пиво, вкус которого он вспоминал ежедневно.
– Смотри, Эдвард, чтобы глаза от усталости не закрылись в самый нужный момент. Сейчас идёт дутьё, Нил отлично и сам справится.
– Мистер Хьюз! – в глазах Вильямса загорелась та самая валлийская искорка, которая появлялась в момент наивысшего раздражения, – я домну грузил, я и металл пущу! Этот выскочка пусть учится, мал еще сосунок на домне командовать.
– Прекратить! – негромко сказал Хьюз, но при этом его обычно добродушное лицо моментально налилось кровью, и без того круглые глаза стали ещё выразительнее, а руки сжались в кулаки, почти не уступавшие в размере кувалдам Вильямса. – Здесь я буду решать, кто и чем будет командовать!
Голос управляющего стал угрожающе низким, и взгляд исподлобья усиливал этот эффект.
– Ты зарываешься, Эд… Последнее время ты стал невыносим! До сих пор я списывал это на твою усталость, но всё же вижу, что здравый смысл и рассудок покидают тебя с каждым днём всё больше. Только многие годы нашей совместной работы сдерживают меня от резких решений, но ты постепенно теряешь моё доверие, Вильямс, и это – самое худое, что может произойти…
Вильямс встал, заправил в голенища сапог штаны и, приняв стойку военного на параде, набрал полные лёгкие воздуха, но потом выдохнул, как та воздуходувная машина, и, ненадолго задумавшись, таки изрёк свою мысль:
– Мистер Хьюз! Я давно заметил, что вы на меня косо смотрите последние месяцы. С чего это? С тех пор, как Нил в мастерской получил от меня своё, вижу, всё стало не просто. Да что вы хотите он меня? Простите, не сдох как Невилл, не спился, как Эридж, что ж теперь?
– Ты идиот, Эд! К тому же, еще и неблагодарный идиот! Нет хуже порока, чем глупость, Эд! – Тут же приструнил разбушевавшегося земляка Хьюз, тем более, что в помещение для мастеров без предупреждения ворвался О'Гилви, глаза которого выражали, мягко говоря, обеспокоенность:
– Мистер Хьюз! К нам гости! Целая делегация!
Управляющий раздосадовано глянул в сторону Вильямса и процедил сквозь зубы:
– Свою полезность делом надо доказывать, а не кулаками, или языком… Пошли! Кажется, я догадываюсь, кто к нам прибыл…
Не дожидаясь, пока Вильямс наденет кепку и проследует за ним, Хьюз решительно двинулся к выходу, где, практически лицом к лицу, столкнулся с официальными лицами, прибывшими к пуску первого металла.
В своих предположениях управляющий не ошибся: возглавлял комиссию тот самый морской офицер, посетивший строящуюся домну два месяца назад, в конце зимы. Это было очевидно по тому, как эмиссар Великого князя Константина задавал тон в разговоре и по тому, что он постоянно находился на шаг впереди остальных.
Вильямс, проследовавший следом за своим шефом, сделал над собой громадное внутреннее усилие, чтобы сменить гневное выражение лица если не на благостное, то хотя бы, не выдавать посторонним своего душевного волнения. Действительно, сегодня такой день…
– Господа, позвольте представить, – Лузгин снял желтые перчатки, сложил их вместе и повернулся к своим спутникам. – Господин Хьюз. Управляющий Новороссийским обществом каменноугольного и железоделательного производств.
Ни от одного из присутствующих не ускользнуло то, какими колкими взглядами обменялись адъютант Великого князя и управляющий заводом, однако, это заняло всего лишь мгновение, и последующие интересы дела оставили эту тонкость в прошлом.
Заложив руки за спину, Хьюз, едва уловимо покачиваясь, отпустил в сторону Лузгина кивок, предусмотренный этикетом, и с интересом стал ждать развития событий, ибо, если в прошлый раз капитан Лузгин прибыл один, то теперь с ним были несколько человек, одетые в мундиры горного департамента.
Прочитав вопрос в глазах управляющего, Лузгин продолжил на официальной ноте и английском языке:
– Господин управляющий, разрешите отрекомендовать вам моих коллег, уполномоченных как и я, лично удостовериться в ваших успехах и дать им объективную и непредвзятую оценку.
– Буду польщён… – управляющий на секунду отвлёкся и, едва повернув голову в сторону Вильямса, дал том указание к пуску металла собрать людей.
– Что-то не так? – поинтересовался адъютант, провожая взглядом удаляющегося быстрым шагом Вильямса.
– Нет, что вы… Вы как раз вовремя, господин Лузгин. Вовремя… – Хьюз со свойственной ему жизнерадостностью потёр руки, будто в предвкушение чего-то очень желанного и затем, расплывшись в улыбке, снова заложил их за спину, слегка подал вперед голову, подняв вопросительно брови в ожидании продолжения речи офицера. От этого фигура его приобрела вид несколько комичный, но вместе с тем, доброжелательный.
«Экий хитрец… Только с виду простак провинциальный. Играет как на лучших питерских подмостках… Давно ли взглядом сверлил…» – капитан, отступив на шаг в сторону, представил управляющему специалистов, которые с ним прибыли:
– Надворный советник Летуновский, начальник Луганского горного округа, Мещерин, Иван Фёдорович, насколько я знаю, мистер Хьюз, вы знакомы…
– Точно-с… – инженер Мещерин ответил за англичанина, – имел честь сопровождать мистера Хьюза в его геологических изысканиях.
– Господин Горлов, Пётр Николаевич. Горный инженер и известный у нас строитель железных дорог, – невысокий человек с пышными усами и уже поседевшей бородой кивнул в сторону англичанина. – А это – коллежский советник Желтоножкин, управляющий Горной и Соляной частями в Области Войска Донского.
– Мне лестно видеть в столь торжественный для нас день таких почтенных гостей, – мистер Хьюз говорил на английском и Лузгин делал перевод для коллег, потому их реакция, выраженная в обязательных улыбках, полных официального почтения, следовала с некоторым опозданием.
Лицо самого адъютанта не выражало ничего кроме желания как можно скорее покончить с этими, обязательными в данном случае реверансами и побыстрее преступить к делу.
Два месяца назад, когда он нагрянул сюда без предупреждения, ему удалось увидеть состояние дел в том виде, в каком оно велось ежедневно. Из правил военной тактики и своего личного военного опыта Лузгин хорошо усвоил, что противник, застигнутый врасплох, пребывает некоторое время в растерянности.
Конечно, имея задачей своей миссии разобраться в делах Новороссийского общества, адъютант Его Императорского Высочества понимал, что едет не на войну, но ни на секунду капитан Лузгин не упускал из вида, что иметь дело будет с англичанами – заклятыми врагами флота, в котором он служил. А уж если говорить об истинной и скрытой цели – обеспечить Николаевские верфи качественным бронированным листом, так и вообще можно было считать руки капитана связанными – испортить отношения с англичанами, значило бы совершеннейшим образом навредить Морскому министерству: «… в отношениях с господином Хьюзом вы будете соблюдать достаточную осторожность…» – значилось в командировочном предписании адъютанта.
– Могу я поинтересоваться целью визита столь представительной делегации? – в голосе управляющего сквозила некоторая ирония, не поддававшаяся тонкостям перевода.
Хьюз отлично помнил текст того доклада, который капитан Лузгин подал Великому князю Константину после своей инспекционной поездки на строящийся завод. Каждую строчку помнил. И по каждой из них ему пришлось отчитываться, оправдываться, применять все свои д