ипломатические и ораторские способности, чтобы убедить Великого князя, что дело не провалится, что металл будет. Один только Бог знает, чего ему это стоило в прямом и переносном смыслах.
– Сегодня 24 апреля, мистер Хьюз. Нет ничего удивительного, что мы здесь, не так ли? Именно эта дата обозначена в ваших обязательствах перед Государем. Сегодня должен быть чугун.
– О, господин капитан второго ранга, наша последняя встреча отложилась у меня в памяти. Я не сомневался, что мы сегодня увидимся. Даже не решался металл пускать без вас… – хитрая улыбка повисла на лице управляющего. – Нужно еще немного подождать, не более часа. Пока извольте проследовать за мной – небольшой экскурс по предприятию, так сказать.
Спустя час на небольшой площадке перед домной присутствовали все члены комиссии, сопровождаемые Хьюзом, и несколько десятков местных жителей, экстренно созванных Вильямсом для придания событию некоторого оттенка торжественности.
Сияющий мистер Хьюз, пошептавшись с Аланом Нилом, совершенно не боясь запачкать парадный костюм, взобрался на подводу, предусмотрительно доставленную к месту импровизированного торжества и, глянув на часы своего хронометра, будто убедился в том, что уже пора держать речь.
– Друзья мои, я помню каждый день с прошлой осени, прожитый вместе с вами в этой степи! Я помню каждого, кто шёл со мной сюда, кто оставил милую родину и рискнул вместе со мной! Да, некоторые не выдержали испытаний и вернулись, но судить я их не в праве!
Лузгин негромко пересказывал своим спутникам суть сказанного, но слова его не доносились до крестьян, ни слова не понимавших из речи англичанина.
– И еще я помню тех, кто нашел на этой земле своё последнее пристанище…
Валлийцы сняли кепки и склонили головы и вместе с ними на минуту замолчали все присутствующие.
– Лучшей памятью для наших земляков будет металл, который сейчас мы выпустим на свободу! Это первый металл, это первый шаг на большом пути! У нас всё с вами впереди! Много работы, очень много! Мы будем плавить по триста пудов в сутки! – эти слова, сказанные скорее в адрес капитана, вызвали в среде англичан оживление и аплодисменты.
– И для этого… – Хьюз буквально пальцем указал в сторону Лузгина, – мы выписали из Англии дополнительные механизмы и машины!
– Шо він каже? – шептались мужички, сорванные со своих подворий на торжественное мероприятие.
– Та може шось за завод той…
– А теперь – пришла пора, друзья мои, увидеть плоды нашего труда! – управляющий махнул рукой и Алан Нил передал эту команду рабочим, принявшимся выбивать глиняную пробку.
Со второго удара затвор был разрушен, и по желобу потекла яркая, солнечного цвета лава. Жидкий металл шёл поначалу нехотя, лениво, но потом, сформировав ручей, полился равномерным потоком, вызывая на лицах металлургов радостные улыбки.
– Ну вот, господин Лузгин, изволите с коллегами скромно отобедать в узком кругу? Отметить нашу маленькую совместную победу. У меня на этот случай есть запас прекрасного портвейна из самой Португалии, – Хьюз излучал радость и готов был расцеловать адъютанта.
– Так вы же сами сказали, мистер Хьюз, всё только начинается. С удовольствием составлю вам компанию, когда мы закончим свою работу. Если вы не против, мы еще походим, посмотрим, поговорим с людьми… Искренне рад за вас, искренне, – рука капитана, протянутая управляющему, означала перемирие, но англичанин понимал, что этот офицер не из тех, кто собираёт пену и тем удовлетворится. Этот не успокоится, пока не разберет всё по косточкам.
– Ну, воля ваша. Вас будет сопровождать мастер Вильямс, – решение это Хьюз принял спонтанно, поддавшись эмоциям. Он лично целый час водил гостей вокруг домны, отвечал на вопросы спутников капитана, рассказывал о руде, нахваливал английские механизмы. Они побывали в каждом помещении, узнали в деталях ближайшие планы строителей завода, понимающе кивали головами, когда управляющий рассказывал обо всех перипетиях доставки грузов из Таганрога и тех жертвах, которые случились за время возведения доменной башни, но этого оказалось недостаточно.
Управляющий, с трудом скрывая раздражение, откланялся и с несвойственной тучным людям лёгкостью запрыгнул в двуколку. Парадный сюртук, который он не одевал уже несколько месяцев, был явно великоват и сидел на мистере Хьюзе мешковато и некрасиво, образуя складки и бугры. Пытаясь их расправить, Хьюз сильно дёрнул полу сюртука вниз, от чего отлетела золочёная пуговица. Чертыхнувшись на родном языке, англичанин хлестнул коня и тот, резко взяв с места, опрокинул наездника на спинку двуколки. Только экипаж отъехал с места и ругательства Хьюза стихли, заглушаемые топотом копыт его коня, как несколько чумазых пацанов, живо интересовавшихся жизнью завода, кинулись искать в дорожной пыли яркую пуговицу.
«Копает, чёртов капитан, копает… Нет доверия у великого князя…» – мистер Джон Джеймс Хьюз, славился не только своим обаянием и широтой души, но и взрывным характером. Сейчас оставлять почтенную комиссию в одиночестве было верхом безрассудства, но управляющий себя хорошо знал – ему следовало остыть, чтобы не «наломать дров», как говорят эти русские.
«Ну, раз так, то ладно… В Англии одной моей телеграммы куда следует, было бы достаточно, чтобы успокоить этого ретивого служаку. Тут иначе, тут я в чужаках хожу. Пока что в чужаках… Хьюз обещал – Хьюз сделает…» – все мысли управляющего катастрофически портили ему настроение, заставляя мрачнеть и всё чаще хлыстать коня.
Глава XIII
25 апреля 1871 г. Завод Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производств. Бахмутский уезд Екатеринославской губернии.
Ранним утром, прибыв к домне с целью продолжения инспекции, капитан Лузгин с коллегами обнаружили некоторое оживление, не свойственное плановой работе металлургического предприятия.
Первое, что бросилось в глаза – полное отсутствие местных рабочих.
– Где батька твой? – строгий вопрос капитана нисколько не смутил босоного хлопчика, одетого в длинную рубаху с кепкой на голове, которая была ему явно велика, отчего постоянно валилась набок.
– Так, а как вчера вы, господин хороший, со своими анженерами как в опочивальню проследовали, так Вильямс тут так орал, что крыша подымалась.
– А ты что, слышал? – Лузгин уже нащупал в кошельке копейку и сорванец это заметил.
– А як жеж! Мы тута завсегда глазеем. Коров наших вон, Ванька пасёт, а мы тута. Завтра я пасти буду, а Ванька глазеть будет. Анженером стану, точно вам говорю, господин хороший! – пацанёнок свистнул, отработанным движением вставив два пальца под язык, и откуда не возьмись, появились еще несколько таких же как он, лихих местных сорванцов. Пока друзья приближались к месту сбора, малой выразительно взглядом указал на монету в руках капитана.
– Дядь, не жмись! Господь всё видит! – раздалось из-под кепки.
Оценив напористость и обаяние собеседника, Лузгин с одобрения своих спутников достал еще один медяк.
– А ну-ка хлопцы, что там вчера дома было? У кого отцы на домне работают?
Детские голоса наперебой стали выкладывать все разговоры, что слышали дома.
– Мой злой пришёл, шо тот змей!
– А у нас матушка попробовала самогон спрятать, так батя её потом вдоль ограды граблями гонял!
– А мой сказал, ежели так, то на ру́дник уйдёт, как раньше – всё же, копейка падает.
– Тихо, тихо, народ! – капитан был вынужден остудить пыл своей новой агентуры – что-то понять в этом гаме было невозможно. – Вот ты. Как тебя звать-то? – обратился Лузгин к тому мальчонке, что попался ему на пути первым.
– Михась. Протопоповы мы.
– Слышал, что батя рассказывал за ужином?
– А то! Сказал – Вильямс лютовал, всем нашим, кто работает у них, сказал, головы поотрывает, если еще с вами заговорят. И велел дома сидеть до его приказа.
– И ещё сказал, денег не будет у всех, если кого одного на домне увидит сегодня! – вторил своему другу другой паренек.
– Только на похороны разрешил, а с кладбища – домой сразу! – доложил ситуацию третий.
– Ага! Орал дюже сильно! Пальцем в батю моего тыкал, тот аж взбеленился! А потом Вильямс с Нилом сцепились, опять морды друг другу били!
– Стоп, стоп! По одному, господа! – Лузгин опять был вынужден остановить этот гомон. – Что за похороны?
Как глава местной босоты, слово взял Михась:
– Звать вас как?
– Леонид Павлович.
– Так вот, Леонид Палыч… – мальчик многозначительно почесал затылок и водрузил свою громадную кепку на место. – Вчера Пашку Крапиву достали из колодца. Совсем мертвого. В двенадцать отпевают, а потом схоронят на холме, как заведено… – Рукой мальчик показал в сторону кладбища.
– А кто такой Пашка Крапива? – спросил капитан.
– Из каталей, дядь. Вы с ним вчера гутарили. С заячьей губой такой.
– Так вроде трезвый Пашка тот был, на заводе нельзя пить, что ж он так-то, как в колодце оказался? – продолжил разговор Лузгин.
– Да не пил он вовсе. Дюже верующий, матушка его, ежели прознала бы – сама в тот колодец скинула. Никитична у нас такая, да… – голос Михася звучал очень серьезно и убедительно. О том, что он говорил чистую правду, свидетельствовали и светлые глаза его соплеменников по посёлку.
– Хорошо. А Вильямс этот? С чего он биться полез?
– А вы не знаете, что-ли? Они с тем Нилом сильно не дружат. Бывает, и до драки доходит. В этот раз Иван Иваныч их разогнал, – Михась продолжал солировать, как самый осведомлённый из местных.
– Это кто такой? – удивлённо спросил капитан. За всё время своего пребывания здесь, ни один Иван Иванович ему не встречался.
– Ну как хто? Управляющий. Его так все зовут. Он сказал, что Джон – это Иван по-нашему, да и нам так сподручней, – мальчик проговорил свою речь таким поучительным тоном, что Лузгин невольно улыбнулся.
– Понял, понял… Так управляющий вчера вечером приехал, да?
– А тут, Леонид Палыч, все удивились, чего это он вообще домой подался, – доверительным тоном сообщил пацаненок. – Он с домны, когда её строили, уходил последним, а тут, как дымить стали – домой поехал. Вы как ушли, он сразу и объявился. Только пришёл – а тут мастера в пыли валяются.