Аляска – Крым: сделка века — страница 34 из 44

– Я еще тогда удивился – не уж-то последнее потратил на участок? А сюртучок новый себе не справил… Я ведь, когда концессию брал, Леонид Павлович, изучил все, каждую маковку перебрал. Министерство, слава Богу, палок в колеса не ставило, да и сам Бобринский[43] мне хорошо знаком.

– Алексей Павлович? Генерал-майор из свиты Его Величества?

– Нет, Нет… Тот Бобринский, который министр. Владимир Алексеевич. Упомянутый Вами генерал-майор приходится ему двоюродным братом, а по службе – товарищем[44], стараюсь с ним близких сношений не поддерживать, лишь если нужно.

– Что ж так-то? – адъютант продолжал скрипеть пером, изредка поднимая голову, чтобы подтвердить тем самым, что отлично слышит и весь во внимании.

– Генерал-майор имеет своё представление о том, как развивать сеть железных дорог в России. Я – то в этом деле, человек новый, но мне и выдумывать ничего не надо. Поляков уже всё придумал. Моё дело – денег положить, да проверить, чтобы не покрали антихристы. А строить будем так же, как Самуил Яковлевич, сразу в нескольких местах, да в разные стороны. С его способом строительства я уже ознакомлен.

– Так, а генерал, что? – в очередной раз Лузгину пришлось вернуть собеседника к исходной мысли.

– Алексей Павлович стоит на позициях, что строительство дорог и их потом содержание, как и получение прибылей от этого – дело исключительно казённое. Нынешний министр, Владимир Алексеевич Бобринский, так тот прямо противоположного мнения – считает, что казна не потянет таких вложений, а доходность от дорог мала. Поэтому всё радеет за концессионеров, вроде меня и Полякова. Ну да ладно, сами разберутся… Вот мне интересно, если бы до Севастополя дорогу не концессионер Губонин дорогу тянул, а сам Государь с Рейтерном, министром финансов. Наглец этот посмел бы прийти и вот так сказать: «Михаил Христофорович, тут я землишкой разжился. Да, не много, но плодовитая очень, а потому как дорога ваша дохода меня лишает, хочу по триста целковых за десятину. Или в обход тяните, раз в триста дороже вам выйдет». Что думаете, Леонид Павлович, нашли бы на него управу? Каков наглец, а? Мало того, что дельце это попахивает, так еще и Великий князь теперь моими заботами огорчен…

– Может и нашли бы, если бумаги не затерялись бы в министерских стопках, – скептически ответил Лузгин.

Размышления капитана второго ранга сейчас были о другом, и разговор он поддерживал, имея отвлеченные мысли. Перед тем, как прибыть к Губонину, адъютант навестил с визитом Самуила Полякова, имевшего дело с Тарановским сельским сообществом.

Железнодорожный магнат принял Лузгина, но вёл себя поначалу как-то очень сухо и официально. Самуил Яковлевич привык вести беседы о победах, о великих прожектах, о доходах и благотворительности. Он привык, что его о чем-то просят, умоляют, предлагают вложиться или помочь, а здесь разговор пошёл о неудаче. Пусть мелкий, но всё же, укол для его самолюбия. Только после того, как Лузгин представился адъютантом Его высочества, Поляков несколько поумерил свой гонор и снизошел до откровенного разговора.

Сценарий афёры был практически таким же, за исключением того, что Полякову цену взвинтили селяне, а Губонину – вполне конкретный человек. И, судя по описанию, именно этот персонаж подсказал жителям Тарановки весь порядок действий. Поляков с ним лично не общался – не тот уровень, но клерки его почти слово в слово дали такой же словесный портрет, как и Губонин.

Лузгин уже не перебивал Петра Ионовича, всё рассуждавшего о падении нравов в купечестве, о том, что порядочных людей все меньше, и созидать всё тяжелее. Лузгин был весь в своих мыслях, его терзали несколько нестыковок.

Такой тщедушный типаж, возможно – морфинист, мог ли сам осилить такую задумку? И потом, судя по всему, именно он принес в Тарановку весть о том, что именно по их землям пойдет трасса. С людьми беседовал, с головой, а денег за свои консультации не получил. Не попросил просто. Что это за благотворительность? Кто же оплатил его накладные расходы и возможную премию?

А в нынешнем случае это загадочный консультант решил компенсировать недополученное? Рискнул действовать под своим именем, набив руку на Полякове? Губонин имел реестр землевладельцев по всем трем предполагаемым маршрутам прокладки дороги. Справедливо решив, что огласка в таком деле только навредит, Пётр Ионович решил собрать в определенный момент их в одном месте, и выкупить земли по сходной цене за десятину. Однако, указанный участок был приобретен совершенно недавно, и именно в нужном месте. Естественно, по бросовой цене, так как никто еще не знал о будущей дороге. Кроме этого таинственного покупателя с пальцами пианиста.

– Этот купчишка, как его… – Губонин своим вопросом оторвал Лузгина от размышлений.

Капитан перевернул страницу и, пробежав глазами, зацепился взглядом за одну из верхних строк, выведенных его каллиграфическим почерком:

– Павлов Григорий Иосифович. Но, я думаю, он к вашему племени не имеет отношения. Как появится – согласитесь со всеми его условиями, и в мои руки отдайте. А когда представите меня ему – не забудьте вести себя как хозяин. Оставьте своё почтение в сторону. Я ваш клерк.

– Это будет не сложно… – Пётр Ионович не успел улыбнуться, как после тихого стука в дверь кабинета, на пороге появился секретарь.

– Павел Ионыч, к Вам пожаловали. Купец из Александровска. Утверждает, что Вы его ожидаете с нетерпением.

Переглянувшись и Лузгиным, который тут же свои записи собрал в стопку и поместил в папку для бумаг, Губонин встал, одернул лацканы своего темно-зеленого сюртука, и с некоторым оттенком торжественности приказал:

– Просите.

Лузгин за доли секунды вскочил со своего кресла и, оставив трость за сервантом резного дерева, там же сбросил на пол желтую перчатку и встал напротив стола, в нескольких шагах, как это положено усердному служаке, чтобы не упустить ни одного важного слова или поручения.

Посетитель, получив разрешение секретаря, переступил порог кабинета. Перед адъютантом предстал субтильного вида молодой человек с типичным прищуром самоуверенного искателя приключений и наживы. В правой своей руке он держал видавший виды шелковый цилиндр, подкладка которого значительно истёрлась в некоторых местах. Удивительно, как хозяину удалось сохранить его снаружи в таком приличном состоянии. А вот трость выдавала в нём городского франта, из чего адъютант сделал вывод, что перед ним скорее низкопробный артист, чем профессиональный авантюрист.

– Я рад приветствовать Вас, Пётр Ионыч, – с оттенком фамильярности произнес посетитель, будто они были долго и близко знакомы.

«Однако, держится подобающе. Готовился…» – отметил про себя Лузгин.

– Разрешите исполнять? – громко спросил адъютант, поступив так, как сделала бы любой подчинённый на его месте.

Губонин картинно поморщился, будто этот зычный возглас капитана доставил ему, и так уставшему от рутины и неприятностей хозяину предприятия, совершенно лишнее напряжение.

– Лузгин, доставьте мне удовольствие, прекратите так орать… У меня от вас постоянно голова болит… – Губонин проникся поставленной задачей и получал удовольствие от разыгрываемого действа. – Господин как раз по тем вопросам, что вы мне докладывали. Не так ли, как вас там…

Нисколько не смутившись, молодой человек ответил:

– Григорий Павлов. К Вашим услугам. Значит я вовремя?

– Вовремя, вовремя… – Губонин мученически изобразил мигрень, открыв ящик стола с какой-то пахучей мазью, после чего мизинцем нанес её на виски и принялся усердно втирать. Все присутствующие при этом стояли на своих местах, ожидая следующих его слов, от чего визитёр опять оказался в неловком положении.

– Разрешите исполнять? – уже почти шепотом, заискивающе спросил Лузгин у своего «хозяина».

– Да что ж ты за дурень такой, Лузгин… Говорю же, господин Павлов явился по делу земли, что вы мне докладывали. Останьтесь.

Губонин не предложил никому присесть – Лузгину это было не положено «по статусу», а Павлову он оказывать такую честь не посчитал нужным. При этом сам промышленник, закинув ногу на ногу, картинно расположился в своем громадном кресле, обитом дорогой кожей и выполненным в единственном экземпляре по его заказу.

– Господин Павлов по-прежнему стоит на своём? – отпив кофе, Губонин окатил юного шантажиста испепеляющим взглядом.

– Точно так. Видите ли, Пётр Ионыч…

– Ионович. Пётр Ионович, – Губонин уже не мог скрыть своего раздражения.

– Премного прошу прощения, – нисколько не зардевшись, продолжил посетитель. – Пётр Ионович. Так вот, наша семья совершенно не богата, с землями не повезло, как говорится, и этот участок – единственное, что у меня есть. Папинька покойный не озаботился будущим продолжателя своей фамилии и отбыл на свет иной, оставив меня наедине со своими долгами. Считаю, что справедливость есть на свете, если уж Господь послал мне такую удачу. Грех было бы не воспользоваться. Конечно, я всеми фибрами души проникся вопросом государственной важности в части возведения железнодорожного пути и готов уступить…

Во взгляде Губонина появился вопрос и некоторое удивление – прошлый раз этот наглец вёл себя иначе – напористо и бескомпромиссно.

– Я навёл некоторые справки, касаемо стоимости участков, подлежащих выкупу, и думаю, мог бы Вам быть очень полезен, если бы отдал свою землю по триста пятьдесят целковых за десятину.

Пётр Ионович чуть было не поперхнулся:

– У вас с арифметикой явные нелады, молодой человек! Неделю назад вы хотели триста! Уступить – это двести пятьдесят!

Не спросив разрешения, Павлов сделал пару шагов вперед и присел на край кресла для визитёров, которое только недавно занимал Лузгин. При этом он подчёркнуто скромно, без всякой вальяжности трость свою положил на колени.

– Считаю, что скидка моя будет не совсем материальна. При вашем согласии на мою цену я могу гарантировать, что о реальном маршруте прокладки дороги не узнает в нашем уезде ни одна живая душа. Вы представляете, сколько Вы, Пётр Ионович, сможете сэкономить?