Поэтому сегодня мне, помимо того, чтобы держаться от Паков подальше, надо найти новое жилье (здесь оставаться небезопасно) и перевезти вещи. Разумеется, Соджин предлагал на время улететь в Штаты, но я отказалась.
Как после услышанного можно оставить его одного? Верно – никак.
Замираю на пороге номера ни жива ни мертва. Не моргая, смотрю, как двери лифта сходятся. Соджин отправляется в логово монстра. И о чем я только думала, соглашаясь на увольнение?! Киму просто катастрофически необходима помощь шарящего в программировании человека! Знаю, парень хорош, но будем реалистами: у Паков целая компания айтишников. Справится ли он в одиночку?
С грохотом захлопываю дверь, прижимаю пальцы к губам и начинаю наматывать круги по номеру. Нужно как следует все обдумать! Что мы имеем? Минхо предложил мне «особую вакансию» вчера. Надеюсь, новой кандидатуры у него пока нет. Но, если я сольюсь, обязательно появится, и кому конкретно генеральный посулит эксклюзивный «соцпакет», угадать нереально.
Недели не пройдет, Соджин спалится. Зато, если стукачом буду я, смогу прикрыть спину господина Ли.
Решено! Осталось придумать объяснение вчерашнему инциденту. Еще не помешает уговорить Соджина на авантюру, но с ним разберусь постфактум. Времени в обрез, не дам ответ Паку-младшему до обеда, лавочка прикроется.
Черт, я не рассказала Соджину о сделке! Он не в курсе намерений Минхо! Вот же голова дырявая… Надо поспешить. Предупрежден – значит, вооружен! Ох, чувствую, затея выйдет боком, но я ведь влюблена и не пасую перед трудностями!
Поспешно собираюсь. Вызываю такси. Макияж наношу по пути на работу – сейчас в «Пак-Индастриал» началась утренняя планерка. Надо успеть к Минхо раньше, чем это сделает мой непосредственный руководитель.
В здание корпорации вхожу летящей походкой, нервно проверяя, который час. Успеваю. Если честно, на работу я опаздываю, но у меня теперь иные приоритеты, поэтому не страшно.
Захожу в лифт вместе с парочкой сотрудников. Жму кнопку семнадцатого, пока спутники тычут что-то ниже десятки. Чрезмерно поглощена придумыванием оправдательной речи для генерального, чтобы придавать значение маршруту. А зря… Кабина останавливается на этаже ИТ-отдела, двери разъезжаются и как раз в тот момент, когда мимо проходит кто?.. Правильно, господин Ли Соджин!
Наши взгляды встречаются. В глазах моего робота за секунду проносится бессчетное количество эмоций: от замешательства и отрицания до возмущения и гнева. Я определенно попала! Но, к невероятному везенью (читать: истеричному нажатию на кнопку «Закрыть»), лифт трогается быстрее, чем разъяренный руководитель достигает своей цели.
Тяжело выдыхаю, склоняясь к полу. Благо в кабине – никого. У меня есть несколько пара секунд, чтобы собрать мысли в кучу. Нужно сосредоточиться на встрече с Паком. Разговор с Соджином оставлю на потом.
Вываливаюсь в холл на негнущихся ногах. Иду до приемной генерального, где сталкиваюсь взглядом с девушкой-секретарем. Она моментально смекает, что к чему, но, намереваясь меня подрезать, еле-еле встает со стула.
Ускоряюсь и абсолютно бестактно врываюсь в кабинет к Минхо прежде, чем его верная помощница меня остановит. Дверь от резкого толчка ударяется о стену с глухим «бам», на который генеральный, стоящий у окна, оборачивается. Сейчас он кажется еще более вытянутым и пугающим. Ощущение, что я вот-вот, причем по собственной воле, шагну прямо в зубы крокодилу. В голове отстукивает: не сдамся, не сдамся!
– Я согласна, – выпаливаю на одном дыхании и, честное слово, прямо-таки слышу, как хищная пасть смыкается.
Глава 31Ким Соджин
Впервые за пятнадцать лет я рассказываю свою историю вслух, не проигрываю события прошлого мысленно, не вспоминаю, а облачаю боль в материальную форму. С ранних лет нас учат терпеть. Мужчины не плачут. Если не хочешь казаться жалким, держи эмоции внутри. Будь сдержан, почтителен. Люди не любят выскочек… и так – день за днем, год за годом. До последней минуты жизни мы блуждаем по замкнутому кругу молчания, в итоге превращаясь в озлобленные версии себя. Но как быть тем, кто больше не может терпеть, кого боль разрывает изнутри? Что происходит с ними? Впадают в безумие? Становятся изгоями? Погибают? Или, поддавшись разрушительной силе, утрачивают человечность, делаясь чудовищами?
А я? Сколько шагов до точки невозврата осталось мне? Можно ли приструнить себя, находясь у края?.. Ведь изначально я на полном серьезе планировал убить Пак Бёнхо! Однако вовремя отказался от жуткой идеи. И вовсе не из жалости или моральных принципов, а лишь по причине того, что счел потерю империи куда более увесистым наказанием для обидчика. Смерть милосердна, она обрывает историю, но не для тех, кто пока жив…
А теперь мы приблизились к главному вопросу: кем в этой темной истории в действительности являюсь я? Лишенным родителей сыном, ищущим справедливости, или беспринципным подонком, жаждущим отмщения любой ценой? А кем меня видит Маша?..
Оборачиваюсь. Девушка бледная, точно лепестки снежной хризантемы, взгляд потерянный, сидит, даже не дышит, будто мраморная скульптура у изголовья моего надгробия. Раннее солнце заливает комнату золотисто-розовым светом, но на нее не попадает – Маша в тени.
Я заслоняю собой теплые лучи, что в столь скорбный миг могли бы ее согреть…
– Да, я совершил множество ошибок. – Голос преломляется, опускаясь на пару тонов, утопая в сиплой хрипотце, и тотчас срывается на звонкие нотки отчаянья. – Вся моя проклятая жизнь – одна сплошная ошибка! Но ты, Маша, мы… – Слова срываются с губ быстрее, чем мозг успевает проанализировать, тело реагирует по тому же принципу.
Опомниться не успеваю, но спустя мгновение я стою перед Соколовой на коленях, сжимая в ладонях тонкие пальцы.
– Я пойму, если ты больше не захочешь меня видеть, но и ты пойми. Все уже далеко зашло, я не могу отступить. Пак Бёнхо должен заплатить за смерть моих близких. Но если с тобой что-то случится, если из-за меня пострадаешь ты… – Под тяжестью мыслей голова склоняется к женским коленям. Страшно…
Мне впервые так страшно. Нет никакой угрозы извне, я нахожусь в безопасности, но плечи постоянно пробивает паническая дрожь – до ужаса боюсь потерять Марию, пусть и понимаю, что после моего признания это неминуемо.
Но пора приступить к главному: попросить об одолжении, прощении и попрощаться. Возможно, навсегда.
Но после того как я фактически ставлю точку, умоляя Машу уехать, она продолжает мою речь многоточием, ласково касаясь лица влажными (полагаю, от потрясения) ладошками.
Ее голос – нежный, вкрадчивый – проникает в меня, наполняя каждую клеточку сердца, высушенного ненавистью, любовью.
– Эй, посмотри на меня. По-твоему, «Пак-Индастриал» для меня важнее, чем ты? Думаешь, ты плохой человек из-за того, что судьба с тобой сотворила? Считаешь, что виноват во всем?
Заглядываю в родные глаза и не вижу в них ни упрека, ни осуждения. Напротив, Маша смотрит на меня с неподдельной заботой, пониманием и… преданностью? От осознания этого колено подгибается, я плюхаюсь пятой точкой на пол, сжимая девичьи руки крепче, не в силах поверить, что Мария меня не отталкивает.
Девушка продолжает говорить, осторожно подбирая слова, однако максимально честно, не пытаясь смягчить удар, раскрывая собственный ящик Пандоры. И с каждым теперь уже ее откровением внутри меня все ярче разгорается пламя, имя которому – любовь.
История Маши не уступает моей, она полна боли, разочарований и одиночества. Я ошарашен. В голове не укладывается, как столь хрупкое создание смогло вынести подобное. Почему меня не было рядом? Отчего судьба не свела нас раньше? Смог бы я что-то изменить? Утешить? Стать опорой?
Глупые фантазии. Мы родились в разных концах земного шара и до недавнего времени понятия не имели друг о друге. Но грудь все равно терзает чувство вины. Наверное, из-за того, что после бед и лишений Маша, наконец, добилась желаемой цели, а я все разрушил, отнял будущее, поставил девушку перед фактом бессердечной реальности.
Как ты жесток и эгоистичен, Соджин!
Нестерпимое желание молить о прощении одолевает с новой силой, ресницы увлажняются… Отчаянно пытаюсь удержать эмоции на допустимом уровне, чтобы не выглядеть жалко. Мысли постепенно концентрируются только на одном – первостепенная задача оставить чувства Марии чистыми, не сломленными жалостью ко мне. Ее выбор должен быть осознанным, а не продиктованным отзывчивым сердцем.
И вдруг девушка заключает:
– Пожалуйста, никогда больше не извиняйся за свою любовь… Потому что это лучшее, что случилось в моей жизни…
И все мои установки летят к чертовой матери.
Чувствую, как глаза затягивает слезная пелена. Маша действительно именно так и сказала? Я не ослышался? Дыши, Соджин. Не позволяй себе давить на любимую грузом личных трагедий!
Но Маша настойчиво продолжает лишать себя шанса на «спасение», потрясая до глубины души непоколебимой решимостью:
– Что бы ни происходило дальше, что бы ты ни задумал, я с тобой до конца.
Разве после этого признания я смогу ее отпустить?..
– Ты уверена, Сейлор Мун? – еле слышно шепчу, дыхание замирает. – Не пожалеешь?
В ответ Мария твердо кивает и соскальзывает с матраца прямо в мои руки, вот теперь действительно ставит точку, но не в нашей истории, а в веренице угнетающих сомнений. А дальше происходит то, о чем я бесстыдно грезил около часа назад, – мы повторяем нашу ночь с самого начала, от первого томного вздоха до завершающего изможденного поцелуя.
К зданию «Пак-Индастриал» подхожу, точно ребенок к кондитерской: глаза горят, на губах играет мечтательная улыбка, мир вокруг кажется красивым, солнце – отзывчивым, люди – приветливыми, все, кроме…
На ступеньках крыльца замечаю женскую стайку. Несколько дамочек, будто курицы в брачный период, обступили расфуфыренного петуха – в прямом и переносном смысле слова, – о котором в свете последних событий я и думать забыл.