Не успевая подумать даже о том, почему меня никто не останавливает, кидаюсь на старика, хватаю за шиворот и отбрасываю в сторону, мгновенно оказываясь рядом, нависая исполненной яростью тучей. Стрелять не буду, забью ублюдка до смерти! К чему без зазрения совести и приступаю, вмазывая в дряхлую челюсть кулаком.
Слышу крик! Женский! Но слов не разбираю – уши заложены белым шумом гнева. Убью сволочь! Голыми руками прикончу!
Внезапно в правый бок кто-то врезается, сбивая с ног. Пистолет вылетает из руки и исчезает в полумраке, а я на мгновение теряюсь, потому что в жесте есть что-то до боли знакомое…
ТОЧНО! Тот самый прием, за который меня хвалил тренер школьной сборной по хоккею.
– Хён, успокойся! Мы хотим помочь! – Сквозь гул в голове пробивается голос прижимающего меня к полу человека.
Дергаюсь, распахиваю глаза, пытаясь понять, кто инициировал захват. Сохён… Он-то здесь откуда? Стоп! Как брат меня назвал?
– Что ты сказал? – хриплю, пытаясь выбраться из-под его тела.
– Мы хотим помочь, – повторяет Сохён, чуть ослабляя хватку.
– Как ты меня назвал?! – Собрав всю силу в кулак, я сбрасываю хубэ.
Взгляд мальчишки становится затравленным, виноватым. Брат поджимает губы и смотрит куда-то за мое плечо.
– Теперь можно… – раздается позади старческий сип Пака.
– Хён, – теперь уже уверенно повторяет малой, вытягивая вверх руку, на запястье которой я вижу парный браслет дружбы! – Я знаю, кто ты. Все знаю, брат…
Меня будто посадили внутрь огромного медного колокола, а после как следует вдарили по тому колотушкой.
– Что?.. – только и могу вымолвить, а затем окончательно отпихиваю Сохёна и поднимаюсь на ноги.
Тошнит. Ничего не понимаю… Какого черта происходит? Значит, Сохён на стороне врага? Нет! Не могу об этом думать сейчас.
И не хочу. Нужно скорее… что? Зачем я вообще здесь?..
Мутный взгляд, рыщущий по сумрачному пространству, цепляется за хрупкую девушку на стуле. Маша… По инерции бреду к ней, спотыкаясь о какие-то обломки.
Девушка связана. Смотрит на меня испуганно, что-то бормочет, то ли на русском, то ли на английском, а может, и на корейском… В голове – мешанина, не могу сконцентрироваться.
Молча наклоняюсь, пытаясь развязать девичьи руки, их пережимает нечто шелковое. Галстук.
– Председатель спас меня, – без конца тараторит Соколова, а мне становится еще хуже. – Соджин, ты слышишь? Он пришел…
– Помолчи, – глухо командую я, нервно дергая за конец импровизированной удавки.
– Ким Соджин! – рассекает тишину голос председателя, что окончательно срывает мою предохранительную чеку.
Я резко выпрямляюсь и выбрасываю руку в сторону подонка, принимаюсь тыкать в него указательным пальцем.
– Я. Сказал. Заткнись. Старый ублюдок! Что ты наплел моему брату? А ты… – Смотрю на Сохёна, который всем своим видом показывает готовность защищать человека, превратившего нашу жизнь в ад.
Ладно, вроде бы только мою жизнь, что сути не меняет!
– Как ты можешь быть рядом с этим монстром, понимая, что он сотворил?! Тебе не стыдно? Перед отцом, перед матерью!
– Мальчику не за что стыдиться. – Пак Бёнхо выходит вперед, не давая брату ответить, и в предостерегающем жесте кладет ладонь на плечо мальчишки.
Ничего не боится, упырь!
– А мне есть, – спокойно продолжает он под скрип моих зубов, сжимающихся до судороги в челюсти. – Выслушай, а уж после принимай решение. И я, в свою очередь, даю слово, что тоже покорно его приму…
– Решение? Оно останется неизменным! – ядовито усмехаюсь. – Может, тебе и удалось запудрить мозги моему младшему брату, но я приехал сюда для того, чтобы…
– Убить меня? – перебивает Пак.
– Абоджи… – вклинивается Сохён.
От его обращения к председателю мое тело прошивает мощный разряд гнева, подталкивающий к действиям.
Даже не представляю, кому сейчас хочется врезать сильнее – убийце родителей или брату, предавшему их светлую память.
– Я не убивал твоих родных, – твердо заявляет Пак, вынуждая меня замереть на месте. – Но не скрою, что стал косвенной причиной случившегося. Если сумеешь дослушать меня до конца, узнаешь правду.
– Правду? – злобно ухмыляюсь я. – Империя Паков насквозь пропитана ложью! Нет! Я не стану! Не буду слушать!
– Соджин! – неожиданно одновременно вскрикивают Сохён и… Маша.
Я резко оборачиваюсь к девушке. Она бледная как смерть, но глаза смотрят храбро.
– Соджин… Меня привез сюда не председатель, а Минхо. Потому что… – И голос девушки ломается. Плечи начинают дрожать.
В чем дело?
– Потому что… – повторяет Соколова, однако значительно тише, она явно не уверена, стоит ли продолжать, сомневается…
– Первый наследник «Пак-Индастриал» – ты, Соджин. Ты мой сын, первенец… – заканчивает за Марию Бёнхо, и под моими ногами разверзается пропасть, а грудная клетка так сдавливает сердце, что не могу сделать ни вдоха.
Бред! Что за чушь говорит старик?! Совсем из ума выжил? Постойте. Мне нужна секунда, чтобы здраво мыслить. Нет! Тысяча секунд, миллион…
– Я несу тяжкий крест годы и заберу его в могилу, – добавляет Пак. – Мы с твоей матерью познакомились задолго до того, как она встретила Джин Хёна. Соха была моей первой и единственной любовью. Я хотел жениться на ней, но, к сожалению, девушка из бедного района не отвечала требованиям моей семьи, а я был чрезмерно труслив, чтобы пойти против воли отца. Вскоре родители организовали мне брак с наследницей конгломерата своих влиятельных партнеров. Узнав об этом, Соха бросила институт и уехала из Сеула.
Я пытался ее отыскать, но тщетно. А спустя много лет, совершенно случайно, мы столкнулись на парковке спорткомплекса. Я забирал Минхо с занятий, а Соха пришла на один из твоих матчей. Тогда-то все и открылось. Твоя мать сбежала, будучи беременной на раннем сроке, еще не зная о своем положении. И можно было оставить все как есть, ведь мне удалось выяснить: любимая давно замужем, у тебя есть отец, не догадывающийся, что ты не родной, поскольку Соха, узнав, что носит тебя под сердцем, выскочила замуж практически за первого встречного, что в итоге обернулось удачей… Джин Хён оказался хорошем парнем. Но мои чувства, моя одержимость этой женщиной победили голос рассудка.
Я решил остаться рядом, пусть не мужем и не возлюбленным, но покровителем. Предложил Джин Хёну финансирование, купил для него это здание, полностью и безвозмездно передав права владения. Помог наладить бизнес. Ради Сохи и тебя, Соджин. Но все тайное рано или поздно становится явным.
Однажды Джин Хён получил анонимное письмо, полагаю, написанное моей бывшей женой, желающей отомстить за годы холодности и безразличия в браке. В тот роковой вечер он попросил меня приехать к вам в дом. Я тогда ни о чем не догадывался. Ким был пьян. Мы крепко поругались, наговорили друг другу глупостей и бессмысленных угроз, а ты стал свидетелем ссоры.
Затем Джин Хён бросился к машине: он собирался уехать из города. Твоя мать кинулась за ним, намереваясь успокоить мужа. Я пытался ей помешать, но Соха заявила, что вообще не хочет меня видеть. Она сказала, что ни дня не жалела о своем выборе и любит супруга всем сердцем. Я уважал Соха, ее желания, мнение и, как бы мне ни было тяжело, отпустил… Они сели в автомобиль… – Бёнхо на некоторое время затихает, но не для того, чтобы я смог уложить в голове его историю, нет… ему просто… больно…
Не хочу это признавать! Каждая клеточка тела противится открытию, однако горе старика, стоящего передо мной, очевидно.
– Шел дождь… – перебивает поток моих мыслей Пак, через силу выдавливая слова. – Совсем как сегодня. Джин Хён не справился с управлением. Машину вынесло на встречную полосу. В итоге автомобиль столкнулся с грузовиком, принадлежавшим моей компании. Жуткое стечение обстоятельств. Жестокая пощечина жизни… Едва я узнал о трагедии, сразу же распорядился, чтобы к вам приставили моих людей. Я не мог допустить, чтобы вы с малышом Сохёном отправились в детский дом, поэтому после похорон ваших родителей твердо вознамерился оформить официальное опекунство. Но ты… – И мы впервые за последние десять минут сталкиваемся с Бёнхо взглядом. Его глаза затянуты слезной пеленой. – Ты все неправильно понял и сбежал. Очередная злая шутка насмешницы судьбы. Соглашусь, мне следовало поговорить с тобой лично, до похорон или даже в момент погребальной церемонии, рассказать о намерениях открыто. Тебе было тринадцать, взрослый, почти мужчина. Уверен, ты бы смог… если не принять меня, то понять. Только я не представлял, как смотреть в глаза ребенку, который из-за моей безответной любви лишился матери. Но вот прошли годы, и ты вернулся ко мне… Мой блудный мальчик, жаждущий мести. Сын. Я прошу. – Пак Бёнхо вдруг начинает опускаться на колени, что вводит меня в полнейший ступор. – Нет, умоляю! Позволь вернуть долг, внести твое имя в семейный реестр, искупить ошибки прошлого…
– И твоим искуплением станет моя компания?! – раздается яростный крик, а из полумрака выходит Минхо с моим пистолетом в руках. – Не позволю!
Секунда. Стены заброшки содрогаются от выстрела. Инстинктивно устремляюсь к Маше, становясь ее щитом. Однако трагический визг Соколовой оглушает, вынуждая глянуть через плечо. В горле застревает крик. Вижу спину Сохёна, заслонившего собой председателя. По некогда белоснежной ткани рубашки младшего брата расползается алое пятно…
Глава 38Мария Соколова
Глухое мычание утопает в оглушающем сердцебиении. Звуки приглушаются, фокусируясь на единственно важных: шаг, еще один, ближе и ближе. Слышу их разборчиво. Страх обрывает в теле стоп-краны, вырываясь на поверхность слезами. Рука Минхо, зажимающая рот, слегка подрагивает от напряжения. Его пальцы холодеют, как и кровь в моем теле. Пульс ускоряется до неприличия, грудь сжимает колючая боль. Кажется, еще мгновение, и я захлебнусь собственным горем. Пожалуйста, не надо! Нет!
Пусть все окажется страшным сном! Я хочу проснуться! Это не может происходить взаправду. Только не с нами! У нас было слишком мало времени. Недостаточно! Он должен жить! Соджин заслуживает жить! Он не сделал ниче