«Скорее! У нас еще семь минут! Мы успеем на станцию! А потом на аэродром! И в Ветрогорск!»
Маша наконец вырывает руку.
«Алешка, ты с ума сошел! Ведь неудобно же, у меня гости!»
Они стоят друг против друга, часто дыша.
«Ну и пусть гости! — отчаянно говорит Алешка. — Они и без тебя съедят твои пироги! А ты зато… ты увидишь такую сказку! И все поймешь!»
«Но я же их пригласила. Так не полагается…»
«Маша, потом будет поздно!»
«Я все равно не могу, мне нельзя переутомляться. Завтра урок музыки, потом репетиция…»
Алешка безнадежно опускает голову. Оказывается, никуда он не убегал, а по-прежнему стоит перед зеркалом. Одинокий, усталый, в криво поглаженных шортах и матроске с подпалиной от утюга…
— Ну что ж… ладно… — Он взял с подоконника кораблик. — Идем… на последнюю стоянку.
Показалось, что клипер протестующе трепыхнул парусами.
Алешка вышел на улицу. Ветер трепал солнечные листья, хлопнул синим воротником. Кораблик опять затрепетал у Алешки в руках.
— Что? Тебе не хочется туда? — понимающе сказал Алешка. — Если честно, то и мне тоже… Но мы ведь дали слово. По крайней мере я дал…
Паруса надулись, ветер потянул кораблик из Алешкиных ладоней.
— Ну… да, — согласился Алешка. — Я сказал: «Если ничего не случится». А разве что-то случилось?
Он остановился, оглядываясь, прислушиваясь… Тень от дерева легла поперек асфальта, словно непонятная граница. Послышались топот и смех. Это бежала вдоль газона ватага знакомых ребятишек с пластмассовым вертолетом — вертолет реял у них над головами, улетал вперед, нельзя было отставать, поэтому ребята лишь помахали Алешке на бегу. Вертолет взмыл в высоту, а там, в синеве, прошивал пространство игольчатый след самолета… И зазвучала тихонько мелодия — то ли о клипере, то ли об Антарктиде… То ли о дороге…
Клипер встрепенулся опять.
— Да, случилось… — твердо сказал кораблику и себе Алешка. Он резко повернулся, зашагал в переулок. На ходу оглянулся, посмотрел в сторону Машиного дома. — Эх ты, Машка-ромашка…
Домик Софьи Александровны покосился еще больше. Окна были забиты досками. От нависшего над оврагом угла убегало вниз высохшее русло потока. По этому руслу, хватаясь за репейники и подняв над головой модель, Алешка спустился к ручью.
Он встал коленями прямо в воду, подтолкнул к середине ручья кораблик.
— Плыви. Тебе пора домой…
Клипер помедлил секунду, словно прощаясь, вздрогнул и заскользил по течению. Почти сразу его подхватил ветер. Кораблик скрылся за нависшими кустами.
Алешка поднялся и сел на лежавшую у воды корягу. На миг ему стало спокойнее.
— Вот… я исправил ошибку…
— Только одну, Алеша, — раздался похожий на шелест ветра голосок. — А с другими-то как быть?
Алешка медленно оглянулся. Неподалеку стояла светловолосая внучка старика-сапожника. Алешка не удивился, он словно чувствовал: что-то такое должно случиться.
— С какими другими? — сказал Алешка устало.
— Тебя на дороге звали столько людей, столько сказок. На каждом перекрестке. А ты все мимо да мимо. — Девочка говорила без упрека, сочувственно. — Ты не послушался Голоса Дороги…
— Кого не послушался?
— Голоса Дороги… Разве и сейчас не слышишь?
Кажется, Алешка слышал. Чуть-чуть. Все ту же полузнакомую мелодию, которую выводила тонкая, похожая на звон тишины струна… Но что Алешка мог теперь сделать?
— Я не виноват… — почти простонал он. — Я же не знал, что неправильно выбрал путь.
— Нет, виноват, — вздохнула девочка.
— Почему?
— Будто не знаешь…
— Нет!
— А почему тебя грызет совесть?
— Почему?.. Я ошибся, но я один от этого и пострадал. Я же отпустил кораблик!
— При чем здесь кораблик…
— Тогда что?
— Будто не помнишь…
— Нет!
Девочка, жалея Алешку, наклонила к плечу голову. Спросила совсем тихо, но различимо:
— А Летчик?
Алешка опустил голову к коленям. Сразу вспомнил, как летчик Антошка, сгорбившись под курткой, сидел в сумерках у самолетного колеса.
Когда Алешка снова поднял голову, девочка уже уходила. Оглянулась, сказала через плечо:
— Ты все повторял: «У меня своя дорога, свой путь…» Будто гордился. Только никаким путем нельзя проходить мимо того, кому нужен друг. А ты…
— А я оставил ему рваную куртку. Вот и все… — тихо, но без пощады к себе выговорил Алешка. И в сердцах грохнул кулаками о корягу. Слизнул кровь с ободранных костяшек. Встал. — Я пойду!
— Куда? — негромко удивилась девочка.
— За корабликом! Догоню его. Он приведет в Ветрогорск. Там я найду Летчика… И всех… Всё…
Девочка что-то говорила вслед, но Алешка не слушал. Шагнул в ручей и решительно зашагал по течению.
Долго идти так не удалось. Ноги стали вязнуть в иле. Потом преградили путь заросли осоки. Алешка выбрался на берег. Но береговая тропинка скоро уперлась в забор, ручей совсем затерялся в зарослях… Алешка продирался сквозь кусты и сорняки, перелезал через плетни, отмахивался от назойливых слепней, наконец, остановился перед изгородью с ржавой колючей проволокой. Дальше пути не было.
— Куда же теперь? — беспомощно спросил Алешка.
— Без Зеленого билета ты никуда не дойдешь, — раздался сочувственный голосок. Это опять рядом оказалась девочка.
— Но билет же просрочен!
— Попробуй достать новый. Беги в Транспортное агентство, может, успеешь еще…
Алешка мигнул, постоял секунду… и рванул на улицу Полярных Капитанов.
Агентство было закрыто. Двое рабочих на стремянке снимали вывеску. На запертых дверях было написано «Ремонт». Но пожилая кассирша была здесь, давала рабочим указания. Запаленно дыша, Алешка затормозил рядом.
— Здрасте… Извините… Вы уже совсем не работаете? Никак?
— Здравствуй. Какой ты растрепанный… Да, мы никак не работаем. До будущего года. Капитальный ремонт.
— И… нигде больше нельзя достать Зеленый билет?
— Зеленые билеты на этот сезон израсходованы полностью… А что случилось, мальчик?
Алешка уронил голову. Выговорил тихо и сипловато:
— Я… неправильно выбрал путь. Я знаю, что сам виноват… только…
Кассирша взяла его пальцами за подбородок, приподняла лицо. Увидела мокрые глаза.
— О-о, голубчик, дело, я вижу, серьезное… Но билетов в самом деле нет…
— И ничего-ничего нельзя сделать? — уже не опуская лица, с последней надеждой сказал Алешка.
— Не знаю… Постарайся добежать до Почтовой станции, может быть, она еще не закрыта. Может быть, на ней тебе помогут…
И опять Алешка мчался по улицам. Вот и Дальняя, вот ее конец… Тропинка… Деревянный дом, полосатые столбы… У коновязи двое служащих уговаривали строптивого жеребца, он ржал и мотал головой.
— Простите… можно я спрошу… станция еще работает?
— Ничего не работает, — неласково отозвался толстый усатый служащий (тот, что и в прошлый раз не жаловал Алешку; кажется, Пафнутий). — Закрылись. Не видишь разве, нет ни лошадей, ни карет.
А другой… это оказался Памфилий!
— Лексей! Снова пожаловал… Я не сразу признал, гляжу — какой-то морячок… А станции тут больше не будет. Будет придорожный ресторан и автостоянка. Сам понимаешь, рыночные отношения…
Алешка проглотил комок.
— И теперь уже никак… не добраться до того аэродрома? Мне это надо… больше всего на свете.
— Баловство одно, — проворчал толстый Пафнутий. Но Памфилий пригляделся к Алешке и, видать, что-то понял.
— Если больше всего, то… не знаю, Лексей. Разве что верхом. Вот, осталась последняя лошадь. Сумеешь?
— Я… сумею! — Алешка сжал губы, шагнул к норовистому коню. Тот не стал дожидаться. Вырвал из рук толстого Пафнутия повод и умчался в поле. Оба служителя развели руками. Пафнутий проворчал:
— Сам видишь, не судьба…
— Нигде не судьба, — с тихим отчаяньем сказал Алешка. — По ручью не пройти, агентство закрылось, здесь… тоже. Ничего не осталось…
Памфилий слегка нагнулся над ним.
— Ну, почему же ничего? Дорога-то пока осталась. Вот она…
И правда, вдаль уходили две травянистые колеи.
— И по ней… можно дойти? Туда!
— Это кому как повезет. Может, сумеешь… если слышишь Голос Дороги…
Алешка поморгал, прислушался. К тишине, к себе… Кажется, снова зазвучала тихая струна.
— Я… да, я пойду!
— Что ж, ступай, матросик. Только путь не близкий…
— Все равно…
Сколько Алешка шел, он сам не знал. Солнце уже совсем клонилось к горизонту, а вокруг было все то же поле с кустами и пригорками. От них тянулись длинные тени.
Алешка измучился. Волосы были всклокочены, на лице полоски — то ли от пота, то ли от слезинок. Отглаженный костюм смялся и местами был порван, на ногах — ссадины и порезы… Алешка уже еле двигал ногами, а поле по-прежнему было пустым. А дорога — бесконечной.
Алешка напился из попавшегося на пути ручейка, ополоснул лицо. Поднялся на пригорок. Все та же пустота, низкое солнце, уходящие вдаль колеи…
— Она никогда не кончится, эта дорога, — с отчаянием сказал Алешка и всхлипнул.
— Но это же хорошо… — возразил чей-то голос. Алешка оглянулся. Среди теней и трав колебалась фигура нарисованного зверя-страшилища. Это был когда-то обитавший в Антарктиде Крокопудра. Впрочем, сейчас он не казался страшным. И удивляться не было сил.
Алешка только горько возразил:
— Что хорошего?
— Пока дорога не кончилась, есть надежда… — философски рассудил Крокопудра.
— Да какая надежда-то? Скажи!
Но Крокопудра не ответил и стал удаляться мягкими прыжками, растаял. Попробуй пойми: был он на самом деле или привиделся от усталости? Алешка поглядел ему вслед, сделал еще несколько шагов и обессиленно сел на придорожный камень. Всхлипнул опять. Капли повисли на ресницах. Сквозь них поле, кусты и солнце виделись, как сквозь россыпь искр. Алешка мотнул головой, искр стало меньше. Он вытер глаза, все искры исчезли. Кроме одной. Эта последняя не исчезала. Наоборот, делалась крупнее. Алешка помигал. Искра росла и, кажется, приближалась.