– Просто смотрю, – ответил Гарри. – Я… э-э-э… люблю цветы.
– Ну, дайте знать, как определитесь.
– Само собой.
Мужчина с идеальными усами спрятался обратно за шторы из бус, и тут же подхватил беседу на португальском, которую оборвало появление потенциального клиента. Не успел он сказать и пары слов, как ему ответила какая-то женщина – говорила она вдвое быстрее и явно кипела от ярости.
Пока бурлила их весьма оживлённая беседа, Гарри бродил по магазину, периодически бросая взгляд через плечо – вдруг кто-то с улицы за ним наблюдает? Наконец, он убедился, что за ним никто не шпионит, разжал пальцы и разгладил клочок бумаги. И слова не прочитав, он догадался, что записка от Нормы:
Не ходи ко мне. Там всё плохо. Я на старой квартире. Жду в 3 ночи. Начнёт зудеть – беги.
– Записка? – спросил женский голос.
Гарри поднял глаза. Её вид так его поразил, что он едва успел прикусить рвавшееся наружу «Господи!»: три четверти лица женщины покрывали разводы и вмятины шрамов. Оставшийся чистым участок – красивый левый глаз и лоб над ним (плюс парик с изысканно уложенными кудрями) – лишь подчеркивал жестокость, которой подвергли остальную часть лица. Её нос низвели к двум круглым отверстиям, правый глаз лишили ресниц, а рот – губ. Гарри зафиксировал взгляд на левом глазе, но в ответ смог лишь повторить вопрос:
– Записка?
– Да, – сказала она, бросив взгляд на бумажку в руке Д'Амура. – Хотите добавить её к цветам?
– А, – с облегчением выдохнул Гарри. – Нет, спасибо.
Он быстро спрятал обрывок бумаги в карман, кивнул и оставил магазин с его дурными знаками позади.
Гарри решил отнести записку, удивление от её содержимого и зверский голод в «Паб Черрингтона» – в тёмную, тихую забегаловку, которую он обнаружил в тот же день, как приехал в Нью-Йорк. В ней подавали домашнюю еду без лишних выкрутасов, и Гарри здесь хорошо знали: стоило ему усесться в излюбленном уголку, кивнуть официантке по имени Филлис, и в пределах шестидесяти секунд на его столе материализовывался крупный стакан бурбона без льда. Паб работал по старинке, и Гарри назвал бы это застоем, но подобные преимущества брали верх.
– Хорошо выглядишь, Филлис, – сказал Гарри, когда официантка поднесла напиток в рекордный срок.
– На пенсию ухожу.
– Что? Когда?
– В конце недели. В пятницу вечером я устраиваю вечеринку – коллеги да несколько постояльцев. Никуда из города не намылился?
– Нет, я приду.
Гарри присмотрелся к Филлис. Судя по всему, она была на средине шестого десятка, а это означало, что когда Гарри впервые нашел это место, Филлис было уже под сорок. Между сорока и шестьюдесятью пролегала целая жизнь, полная возможностей, которые приходили, уходили и больше никогда не возвращались.
– С тобой всё будет в порядке? – спросил Гарри.
– Ага, куда денусь. Умирать я точно не собираюсь. Просто сам паб уже в печёнках. Ночей не сплю. Гарри, я устала.
– А по виду и не скажешь.
– Разве таким, как ты, не положено быть матёрыми врунами? – сказала она и отошла к другому столику, избавив Гарри от трудностей с ответом.
Гарри устроился удобней в своем уголке и снова достал записку. Бояться было не в духе Нормы. Она жила в квартире, которую можно было смело назвать самым посещаемым духами местом в городе. Норма вела консультативные сеансы для усопших уже больше тридцати лет, и ежедневно внимала россказням о страшных смертях, да ещё и от тех, кто их пережил: кого-то убили, кто-то сам наложил на себя руки, ещё кого-то задавило на перекрёстке или прикончило на месте брошенным из окна предметом. Если жил на свете человек, который мог с чистой душой заявить, что уже слышал все эти байки, так это Норма. Так что же заставило её бросить своих привидений, телевизоры и кухню, в которой она знала, что где лежит, вплоть до последней ложки?
Гарри глянул на часы над баром: шесть тридцать две. Ещё восемь часов коротать. Так долго ждать он не мог.
– На хер те три утра, – сказал Гарри.
Он проглотил бурбон и окликнул Филлис:
– Пора закрывать счёт, Филлис!
– Что за пожар? – ответила она и направилась к его кабинке.
– Нужно попасть в одно место быстрее, чем думалось.
Он сунул ей в руку стодолларовую купюру.
– А это за что?
– Просто, – сказал Гарри, уже поворачиваясь к выходу. – На случай, если не попаду на вечеринку.
13
Гарри вышел из такси на углу Тринадцатой и Девятой. Но не перекрёсток был настоящим местом его назначения – он находился в нескольких кварталах дальше, в ухоженном здании, где располагались офисы юристов и докторов, в том числе психиатров. Как раз в приёмной у одного из последних, у психиатра по имени Бен Крекомбергер, Гарри впервые повстречал Норму Пэйн.
После смерти Шмари Гарри сняли с патрулирования. Версия событий той ночи, которую Гарри предоставил начальству, оказалась для них слишком забористой, и они отправили его к Крекомбергеру, который вежливо, но настойчиво расспрашивал Гарри о деталях того, что ему «показалось».
Не скупясь на детали, Гарри повторял ту историю снова и снова, и каждый раз Крекомбергеру не удавалось поймать его на расхождениях в пересказах. Наконец психиатр сказал:
– Гарри, всё сводится вот к чему: как ни крути, ваша версия происшедшего попросту абсурдна. При менее серьёзных обстоятельствах я бы даже назвал её смехотворной.
– Издеваетесь?
– Отнюдь.
– Значит, я вам тут душу, блять, изливаю, а вы…
– Мистер Д'Амур, успокойтесь.
Гарри вскочил на ноги.
– Не перебивайте. Так вы хотите сказать, что всё это время заставляли меня повторять одно и то же лишь себе на потеху?
– Яне говорил, что… Мистер Д'Амур, сядьте, или придется вас силой…
– Вот, сел. Окей? Так пойдёт? – сказал Гарри, опустившись на край стола, который ограждал доктора от кушетки для пациентов.
– Да, но если вам снова приспичит встать на ноги, я бы предпочёл, чтобы вы ушли.
– А если так, что вы напишете в моих бумажках?
– Что вы не годны к службе по причине подверженности острым бредовым расстройствам, наверняка спровоцированных пережитой травмой. Мистер Д'Амур, никто не говорит, что вы сумасшедший, но мне нужно предоставить вашему начальству честную оценку состояния вашей психики.
– Острым бредовым расстройствам… – тихо повторил Гарри.
– Люди очень по-разному справляются с подобным опытом. Судя по всему, в попытке побороть и осмыслить свой персональный кошмар вы создали нечто вроде личной мифологии, и…
Его перебил шум из соседней комнаты, которую занимала секретарша Крекомбергера – по звуку казалось, словно кто-то бьет посуду.
– Это не я! – послышался незнакомый женский голос.
Бормоча извинения, доктор встал из-за стола и открыл дверь. Только он это сделал, как несколько журналов проплыли мимо его головы и опустились на персидский ковёр рядом с кушеткой. Внезапно волоски у Гарри на затылке встали дыбом. НЗ подсказал ему, что по ту сторону дверей был не просто бешеный пациент, а что-то куда необычней.
Д'Амур набрал полную грудь воздуха, поднялся и отправился в приёмную следом за Крекомбергером, но доктор уже пятился назад – он так спешил, что спотыкался о собственные ноги.
– Что за чёрт здесь творится? – поинтересовался Гарри.
Белый, как стена, Крекомбергер посмотрел на него дикими глазами.
– Это вы натворили? Какой-то розыгрыш?
– Нет, – послышался голос незнакомки.
Гарри повернул голову на звук и увидел её. У этой женщины были высокие скулы и роскошной формы губы, и в ней просматривалась померкшая, но классическая красота. Однако жизнь глубоко избороздила её черную кожу, проложив морщины на лбу и вокруг рта с опущенными углами. Глаза были молочно белыми. Гарри понимал, что она его не видит, но всё равно ощущал на себе её взгляд, подобный прикосновению легчайшего ветерка. Тем временем царившая в комнате сущность развлекалась, как только могла – перевернув стулья, она принялась бросаться бумагами со стола секретарши.
– Он не виноват, – обратилась незнакомка к Крекомбергеру. – Но и я тоже.
Слепая покрепче взялась за трость и шагнула навстречу психиатру.
– Меня зовут Норма Пэйн.
Крекомбергер стоял, точно зачарованный. Гарри решил ответить вместо доктора:
– Это Бен Крекомбергер. А я Гарри. Гарри Д’Амур.
– Не тот ли Д'Амур, что замешан в том скверном убийстве копа?
– Именно тот.
– Приятно познакомиться, мистер Д'Амур. Позвольте дать вам совет, – Норма показала пальцем на Крекомбергера. – Как бы этот человек не трактовал ваш рассказ, просто соглашайтесь.
– Что? Это ещё зачем?
– Потому что таким людям крайне необходимо заткнуть нам подобных. Мы, видите ли, лодку им раскачиваем.
– Этим вы сейчас занимаетесь? – Гарри кивнул на картины, одна за другой слетавшие со стен: они не просто падали – точно невидимыми руками, их снимало с крючков и бросало наземь с такой силой, что билось стекло.
– Я уже сказала, что это не я, – сказала Норма. – Со мной один мой клиент…
– Клиент?
– Я общаюсь с усопшими, мистер Д'Амур. И конкретно этот клиент считает, что ему уделяют недостаточно внимания. Доктор Крекомбергер. Поздоровайтесь со своим братом.
У психиатра задрожал подбородок.
– Н-невозможно, – прошептал он.
– Уоррен его зовут, правильно? – спросила Норма.
– Не может быть. Уоррен мёртв.
– Конечно, мёртв! – огрызнулась слепая. – Поэтому я и здесь.
Казалось, доктора такой ход мышления полностью обескуражил.
– Док, она говорит, что общается с мертвецами, – подсказал Гарри.
– Я что, на суахили говорю? – одёрнула его Норма. – Мне не нужен переводчик.
– Не знаю, – сказал Гарри, глядя на доктора Крекомбергера. – Вид у него довольно растерянный.
– Доктор, попытайтесь собраться и слушайте внимательно, – обратилась к психиатру слепая. – Ваш брат сказал мне звать вас Шелли – это ваше среднее имя[16]