Д'Амур проигнорировал шум и пошел дальше. В ответ на его дерзость дух подбросил в воздух несколько стопок, а затем швырнул их о столешницу с таким неистовством, что осколки долетели даже до Гарри. Он никак не отреагировал. Миновав бар, Д'Амур зашел в большую комнату, в которой имелась сцена с Андреевским крестом – когда-то там демонстрировалось умение управляться с плетью.
Гарри обвел комнату фонарём, но признаков сверхъестественного не обнаружил. Он взошел на сцену и направился к бархатному занавесу с целью обыскать закулисье, но когда он подкрался поближе, справа послышался какой-то шум. На противоположной стене висело разнообразие тростей, шлёпалок и кнутов – в общем и целом инструментов под пятьдесят. На пол упали несколько предметов полегче, а затем в Гарри бросили тяжёлой деревянной шлёпалкой. Она врезалась ему в колено, и то сильно.
– Да ну на хуй! – вспылил Гарри.
Он спрыгнул со сцены и двинулся прямиком к БДСМ-арсеналу.
– Мои татуировки говорят, что ты мне угрожаешь. Но кем бы ты ни был, ты меня ни капельки не пугаешь, а если и дальше будешь швыряться всякой хернёй, я плюну в тебя таким проклятием, что пожалеешь, что вообще умер. Уж можешь мне поверить.
Не успел Гарри озвучить угрозу, как со стены сняли один из кнутов покрупней, и невидимый противник замахнулся им для удара.
– Не надо, – сказал Гарри.
Фантом проигнорировал его слова. Ему либо повезло, либо он хорошо знал своё дело – первый же удар хлестнул Гарри по щеке, и у детектива заслезились глаза.
– Гондон, – прошипел Гарри. – Не говори, что я тебя не предупреждал.
Он начал произносить одно из своих первых заученных заклинаний:
И вутту кантакаи,
Ном-нот, ном-нета,
И вутту кантакаи,
Антибетис…
Он проговорил лишь треть заклятия, а оно уже проявило находившихся в комнате сущностей. Они походили на тени на пару: контуры клубились, а черты лиц напоминали рисунки на воде. Их было трое, и оказалось, что все мужского пола.
– Прекрати, – простонал один из них.
– С чего бы это?
– Мы лишь исполняли приказ.
– Чей приказ?
Фантомы испуганно переглянулись.
– Мой, – послышался знакомый голос.
Доносился он из тёмной комнаты за занавесом. Гарри тут же забыл о привидениях.
– Норма! Какого чёрта?
– Не мучай их, Гарри. Они лишь пытаются меня защитить.
– Ладно, – обратился Д'Амур к призракам. – Пожалуй, дам вам отсрочку.
– Но оставайтесь на своих постах, – сказала Норма. – За ним могли следить.
– Чёрта с два, – хмыкнул Гарри и прошел в закулисье.
– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, – сказала Норма.
Гарри щёлкнул выключателем, и настенные лампочки осветили помещение красным, который некогда сглаживал наготу пожилых клиентов клуба.
Опираясь на трость, Норма стояла посреди комнаты. Впервые за годы их знакомства она распустила стремящиеся к белизне седые волосы. Её лицо, всё ещё хранившее изящную красоту и силу костей, осунулось от измождения. Двигались лишь её глаза: бесцветные зрачки словно следили за теннисным матчем двух абсолютно равных соперников – слева направо, справа налево, слева направо, справа налево метался пойманный между ними шарик.
– Бога ради, Норма, что ты здесь делаешь?
– Присядем. Дай руку. Ноги болят.
– Здесь влажно, и тебе это явно не на пользу. В таком возрасте нужно бы поберечься.
– Мы оба уже не те, что раньше, – сказала Норма и провела Гарри в комнату, куда ходили завсегдатаи клуба со вкусом к ощущениям поострей. – Гарри, я так долго не выдержу. Я чертовски устала.
– Спала бы в своей кровати, была бы бодрей, – сказал Гарри, заметив валявшийся на полу рваный матрац с изъеденными молью одеялами. – Господи, Норма. Давно ты тут?
– Об этом не переживай. Я в безопасности. Если бы я лежала в своей кровати, то была бы уже мертва. Не сегодня, так завтра или послезавтра. Гарри, Гуд нас подставил.
– Знаю. Я попался в ловушку в его доме. Едва ноги унёс.
– Боже, прости. Он был чертовски убедителен. Кажется, я теряю хватку. Будь я помоложе, такого бы не случилось.
– Норма, мы оба попались. Он там мощной магией занимался. Ты ведь слышала про убийства всех тех чародеев? Один из них всё ещё жив. Хотя… зависит от того, как понимать слово «жить».
– Что?
– Долго рассказывать, но я знаю, кто их прикончил. Один демон. Повстречался с ним в убежище Гуда. Серьезный игрок.
– Господи. Этого-то я и боялась. Вот почему я схоронилась в этой дыре. Думаю, они хотели нас разделить. Как только ты улетел, в квартире стало опасно. Я почувствовала неладное и свалила оттуда в темпе вальса! Гарри, открылись пути. Пути, которые должны быть запечатаны, и что-то движется к нам по одному, а то и по всем этим проходам, и это нечто желает мне, тебе и куче других людей зла.
– Верю, но это не отменяет факта, что тебе нельзя здесь оставаться. Отвратное место. Нам нужно переместить тебя куда-то, где бы не пришлось лежать на сыром полу, просыпаясь оттого, что крысы по ногам бегают. Не говоря уж о том, что творилось на этом матраце. Пятен ты не видишь, но их там полно, причём всевозможных оттенков.
– Есть идеи?
– Вообще-то да. Я всё подготовлю, а потом вернусь за тобой, хорошо?
– Раз ты так говоришь…
– Уже сказал. До скорой встречи. Выпутаемся. Обещаю.
Он поцеловал Норму в щеку, и она взяла его за руку.
– Почему ты так добр ко мне? – спросила она.
– Как будто не знаешь.
– Уж сделай одолжение, отвесь комплимент.
– Потому что ты для меня – самый дорогой человек на свете. И никакой это не комплимент, а чистая правда.
Норма улыбнулась, прижав его руку к лицу.
– Спасибо.
Гарри с любовью посмотрел на неё, а затем без лишних слов развернулся и отправился на поиски убежища безопасней.
Книга втораяПрыжок в неизвестность
Меня связывали с ним невидимые путы – точно кабелем, который мне не перерезать.
1
Монастырь Киновитского ордена являлся жилым комплексом с большими стенами, построенным семьсот тысяч лет тому назад на холме из камня и цемента, сооруженном проклятыми. Попасть в него можно было только одним путём – узкой лестницей, которую охраняла суровая монастырская стража. Возвели его во времена неотвратимой гражданской войны, ведь фракции демонов пребывали в постоянных распрях. Глава Киновитского ордена, чью личность знала лишь избравшая его восьмерка демонов, решил, что для всеобщего блага он использует крошечную часть накопленного монахами богатства на постройку святилища-крепости, в котором его жрецы и жрицы находились бы в безопасности от шаткой политики Ада. Крепость построили в соответствии с самыми строгими стандартами, и никому было не под силу взобраться по её отполированным серым стенам.
С течением лет киновитов на улицах спроектированного и построенного Люцифером города (некоторые называли его Пандемонием[19], но архитектор нарёк его Пиратой[20]) становилось всё меньше и меньше, и поползли сплетни о вершившемся за гладкими стенами киновитской крепости – у каждого демона, у каждого проклятого, когда-либо бросавшего взгляд в её сторону, имелась любимая байка об излишествах, в которых купаются жители твердыни.
Между монастырём и Пиратой, величайшим адским градом, раскинулись обширные трущобы под названием Ров Файка. То было место проклятых, работавших в особняках, храмах и на улицах, – там они спали, ели и, да, совокуплялись (если им улыбалась удача, они производили одного-двух младенцев, которых можно было без лишних вопросов продать на бойню).
Легендами о крепости и чудовищных вещах, творившихся в пределах её стен, обменивались, как валютой, и каждая новая история была чудней предыдущей. Понятно, почему проклятые развлекались этими баснями – их повседневную жизнь переполняли такие ужасы и зверства, что несчастным требовалось место, на которое они могли бы посмотреть и сказать себе, что всё могло бы быть ещё хуже. Так что все мужчины, женщины и дети радовались тому, что им повезло не оказаться среди жертв крепости, где невообразимые приспособления Ордена испепеляют даже самые дорогие воспоминания. Вот так проклятые и влачили своё жалкое существование – в экскрементах и постоянном измождении: их тела голодали, души мучились, а сами они утешались тем, что хоть кто-то страдал ещё больше.
Всё это шокировало Теодора Феликссона. При жизни он потратил большую часть накопленного с помощью магии богатства (ему нравилось называть его «трофеями воли») на искусство, и покупки он всегда делал лично, ведь картины, которые он коллекционировал, попадались крайне редко, и всплывали они в основном там, где их не могли унюхать музейные ищейки. Все его картины тем или иным образом были связаны с Адом: «Падение Люцифера» Тинторетто[21] – Дьявол низвергается в бездну, а за ним летят его оторванные крылья; кипа рабочих эскизов Луки Синьорелли для его же фрески, изображавшей проклятых в Аду[22]; книга с ужасами, купленная в Дамаске потому, что её неизвестный автор нашёл способ обращать все мысли читателя к греху и наказанию. Эти фетиши были самыми пугающими из всей его обширной коллекции на адскую тематику, но даже они оказались далеки от правды.
В планировке Пираты прослеживалась грациозная симметрия, пускай на её восьми холмах («Каждый – лучше Рима», – хвастался архитектор) и теснились здания всевозможных стилей и размеров. Феликсон ничего не знал о городских порядках, если они вообще здесь имелись. Однажды Жрец Ада вскользь упомянул о чём-то подобном, но в его словах читалось презрение существа, которое считало всех обитателей Пираты низшим сортом – скверным подвидом, чей гедонизм мог сравниться лишь с его глупостью. Люцифер построил Пирату, чтобы посрамить Рим, и его город также погрузился в безудержный разврат – правители были слишком заняты междоусобицами, чтобы очистить мегаполис от грязи и вернуть порядок, царивший там до исчезновения Люцифера.