Запыхавшийся Феликссон не отступал и вышел, наконец, к арке в два его роста высотой. Киновит уже прошел внутрь и удивился, что на пороге его не встретила охрана – по крайней мере, глаза его ничего не приметили. Феликссон последовал за хозяином, склонив голову так низко, что не мог видеть комнату, в которую его завел повелитель. Он рискнул поднять глаза и увидел, что они находятся в обширном куполе высотой в самое меньшее двести футов, хотя при таком беглом осмотре сложно было сказать наверняка. Помещение изваяли из белого мрамора, и камень пронзал голые стопы калеки ледяным холодом. Феликссон изо всех сил старался не шуметь, но купол подхватывал любые, даже самые тихие звуки, и они эхом носились по помещению, в конечном итоге присоединялись к сборищу шепота, шагов и тихого плача, стелющихся по полу в дальнем конце купола, точно скорбные нечистоты.
– Дальше можете не идти, – послышались чьи-то слова, которые тут же разлетелись вокруг тысячью затухающих эхо.
С центра зала дохнуло нестерпимым жаром. Единственным объектом в круглом помещении был трон таких необычных пропорций, что для него следовало бы придумать более подходящее слово. Он состоял из монолитных металлических плит толщиной в девять-десять дюймов: одна являла собой высокую спинку, другая – сиденье, еще две – подлокотники, и еще одна лежала параллельно подлокотникам, сразу под сиденьем.
Горючие газы вырывались из шести длинных, широких труб. Две из них высились по бокам трона и еще две виднелись прямо под ним. Они пылали васильковыми огнями, сердцевины которых разгорелись до слепящей белизны, испещренной красными точечками. Пламя высоко вздымалось над троном, слетаясь в огненную колонну высотой футов десять, если не больше. По куполу концентрическими кругами расходились отверстия, в каждом из которых были вмонтированы мощные ветряки, вытягивавшие излишки жара – если бы не они, зной в помещении стоял бы смертельный. Беломраморный свод над троном покрывала чёрная копоть.
Сам трон был раскалён буквально добела, и на нём в церемонной позе сидело существо, чьё безразличие к пламени подарило ему подобающее прозвище – Неснедаемый. О нём говорили лишь шёпотом. Какого бы цвета ни было его тело, оно давно почернело от жара. Его одежда и обувь (если он их когда-то носил), как и жезл власти (если он когда-то его держал), сгорели. Также его тело, лицо и голова лишились всех волос. Однако всё остальное – кожа, плоть и кости – каким-то образом осталось нетронутым.
Жрец Ада замер на месте. Феликссон последовал его примеру и, пускай ему никто этого не приказал, опустился на колени.
– Киновит, знаешь ли ты, зачем тебя вызвали?
– Нет.
– Подойди ближе. Дай мне рассмотреть твоё лицо.
Не выказывая ни малейшего беспокойства о вулканическом жаре, киновит приблизился к трону и остановился на расстоянии в шесть шагов. Даже если демону и было некомфортно, виду он не подал.
– Киновит, расскажи мне о магии, – молвил Неснедаемый голосом, подобным шуму пламени – ровным и чистым, за исключением мерцающих алых точек в его ядре.
– Это изобретение человека, мой Государь. Ещё одно его творение, разработанное с целью приблизиться к божественности.
– Тогда почему оно тебя так интересует? – прозвучал вопрос одного из присутствующих.
Из теней позади трона Неснедаемого появился Настоятель киновитского ордена. Он приближался к ним в медленном, церемониальном темпе, выкрикивая на ходу порицания. В руках он держал жезл Высшего Союза, сработанный под пастушеский посох с крюком. За спиной Настоятеля называли Ящеркой – прозвище он заслужил за бесчисленные, инкрустированные драгоценными камнями серебряные чешуйки, который были приколочены ко всем видимым участкам его плоти. Считалось, что они покрывали всё его тело.
– Жрец, мы нашли твои книги. Похабные тома отчаянных человеческих потуг. Это ересь. Ты – часть Ордена, – говорил Настоятель. – И ты в ответе лишь перед их законами. Почему ты хранил секреты?
– Я знаю…
– Ничего ты не знаешь! – крикнул Настоятель, стукнув посохом по холодному мрамору, и уши киновита пронзило страшным грохотом. – Киновитам надлежит действовать в рамках системы. Тебе же, очевидно, больше по нраву действовать вне её пределов. С этого мгновения ты изгнан из Ордена.
– Да будет так.
– Лично я приказал бы тебя казнить, – не унимался Настоятель. – Но окончательное решение за Неснедаемым…
– … и я не вижу наказания в казни, – сказал Неснедаемый. – Ноге твоей больше не ступать на монастырскую землю. Твоё имущество конфисковано. Ты изгнан в Ров. Что там с тобой случится – не моя забота.
– Спасибо, – ответил Жрец Ада.
Он поклонился, развернулся и направился к арочному выходу. Не проронив больше ни слова, он и его слуга вышли из купола и начали долгий спуск вниз.
4
График у Кеза был плавающим, но рядом с входной дверью в кирпичной кладке имелось тайное углубление с кнопкой экстренного звонка, о котором знала лишь группа избранных. Именно им Гарри и воспользовался. Из динамика послышался звук статических помех, а затем и слова:
– Кеза сейчас нет дома.
– Это Д’Амур. Впусти меня.
– Кто?
– Гарри. Д’Амур.
– Кто?
Гарри вздохнул.
– Гарольд.
Шестьдесят секунд спустя Гарри сидел на большом мягком диване Кеза, занимавшем целую четверть его гостиной. Повсюду лежали книги с множеством закладок. Библиотека включала в себя тома самой разнообразной тематики: судебная патологоанатомия, жизнь Германа Мелвилла, Франко-прусская война, мексиканский фольклор, убийство Пазолини[25], автопортреты Мэпплторпа[26], тюрьмы Луизианы, сербо-хорватские кукловоды и так дальше. Стопки книг напоминали вид крупного мегаполиса с высоты птичьего полёта. Гарри знал книжный этикет Кеза: разрешалось брать и листать что угодно, но книге надлежало вернуться на своё место. Разрешалось даже одолжить том-другой, но цена позднего возврата была пренеприятнейшей.
Из всех людей, которых Гарри когда-либо называл друзьями, Кеза он считал самым внушительным. Он был здоровяком шести футов и шести дюймов ростом[27], а его стройное мускулистое тело покрывали татуировки, большую часть которых ему сделали в Японии, и именно тамошний научил Кеза своему искусству. Всё его тело покрывали татуировки, и нетронутыми оставались только шея, стопы и кисти рук. Эти рисунки изображали классические японские сюжеты: на спине самурай сходился в тесном бою с демоном в стегаемой дождём роще; по ногам Кеза взбирались два дракона – их языки переплетались, опутывая его член. Он был лысым и чисто выбритым, и когда в два часа ночи он выныривал из какого-то бара, – потный, без рубашки – люди спешили убраться с его пути.
Кез производил впечатление, это уж точно. Однако стоило взглянуть на его лицо, и всё принимало другой оборот. Кез находил источник восхищения во всём чём угодно, и в результате его глаза буквально лучились добротой. Он часто смеялся, и редко когда получалось поймать его без улыбки на лице – существенным исключением из правил были часы, которые он проводил за расписыванием человеческих тел разнообразными изображениями и словами.
– Гарольд, дружище, ну и суровая у тебя мина, – так называть Гарри разрешалось только Кезу. – Что тебя беспокоит?
– Я отвечу на твой вопрос, но сперва мне нужно выпить.
В небольшой боковой каморке Кез приготовил ему свой фирменный напиток («Бенедектин»[28] со щепоткой кокаина), и Гарри рассказал ему всё, что с ним случилось – всё, до последней чёртовой капельки, иногда упоминая и о прошлых столкновениях с потустороньем.
– … а тут ещё вот эта ерунда с Нормой, – вздохнул он. – До нас обоих добрались, понимаешь? Как у них получилось одурачить нас обоих? Кез, Норму напуганной я видел от силы раза два в жизни, но такой – никогда.
Ещё никогда она не пряталась в какой-то дыре, испугавшись того, что за неё может прийти какой-то кошмар во плоти.
– Ну, дружище, если хочешь, сегодня же заберём её оттуда. Привезём её сюда. Устроим поудобней. Здесь она будет в безопасности.
– Нет. Я знаю, что за нами следят.
– Значит, держатся на расстоянии, – сказал Кез. – У меня ни один узор не дернулся.
Он повернул руки ладонями вверх – на каждой из них имелось по предостерегающей сигиле, разработанной и набитой Кезу в Балтиморе его бывшим любовником.
– И я ничего не почувствовал, – кивнул Гарри, – но это может означать, что они поумнели. Может, они создают помехи, которые глушат наши сигнальные сигилы. Хитрости им не занимать.
– И нам тоже, – сказал Кез. – Мы перевезём её в безопасное место. Поселим её где-то… – он выдержал паузу; на лице у Кеза расползлась его фирменная улыбка, – … в Бруклине.
– В Бруклине?
– Я знаю как раз того, кто нам нужен, поверь мне. Отправлюсь туда прямо сейчас. А ты езжай к Норме. Позвоню, как всё будет готово.
– У меня нет телефона, – сказал Гарри. – Он пал смертью храбрых.
– Ладно, я постучу. У тебя хоть есть представление, сколько сущностей вас разыскивает?
Гарри пожал плечами.
– Нет. Я даже не понимаю, почему они решили напасть именно сейчас. Офис я не менял ещё с тех пор, как ушел на вольные хлеба. И Норма жила и занималась своими делами всё в той же квартире. Раньше проблем с Преисподней не было. Чего им надо, как думаешь?
– Тут всё просто – им нужен ты, – сказал Кез.
– Что? – удивился Гарри. – Не может быть. Иначе они бы пришли прямо ко мне. Бог свидетель, раньше они не стеснялись.
– Ага, – кивнул Кез. – И всегда обламывались.
5
Гарри вернулся в подвальный секс-клуб и застал Норму за беседой с призраком, которого Норма представила, как Гвоздя МакНейла – он забрёл туда не в поисках Нормы, а по душевной прихоти, чтобы полюбоваться на любимое заведение.