Рассеянно прихлебывая чай, Его Величество любовался видом, открывавшимся из беседки, и разговаривал с четвертым принцем. От хризантем они перешли к Тао Юаньмину[21], от конфуцианского духа, призывающего участвовать в жизни государства, – к принципу управления недеянием[22] Лаоцзы и в конце концов вновь вернулись к обсуждению «отшельника среди цветов», хризантемы. Увлеченный беседой, Его Величество воодушевленно комментировал стихотворения, в которых упоминался этот цветок. Ли Дэцюань, давно не видевший императора в столь чудесном настроении, стоял рядом, тайком улыбаясь. Царила атмосфера мирного, спокойного веселья.
Император Канси выпил немало чая, однако даже не тронул пирожные. Допив чай, Его Величество решил, что отдохнул достаточно, и, поднявшись со своих мест, они с принцем продолжили свою прогулку. По дороге Ли Дэцюань отвел императора в отхожее место, а мы с четвертым принцем остались, в полном молчании почтительно ожидая их возвращения. Свита стояла чуть поодаль.
Устремив отрешенный взгляд куда-то вдаль, я сделала несколько рассеянных шагов и, оказавшись возле четвертого принца, негромко сказала:
– Его Величество совсем не ел сладостей, а прогулка была довольно долгой, так что скоро он наверняка проголодается. А если будет глядеть на фрукты и овощи, выращенные руками его сына, это произойдет еще скорее.
Несколько мгновений принц стоял неподвижно, а затем резко повернулся и махнул рукой, подзывая к себе слугу. Когда тот подбежал, четвертый принц принялся шепотом отдавать ему распоряжения, и прошло немало времени, прежде чем слуга, выслушав до конца, наконец умчался исполнять приказ.
После возвращения императора мы еще немного прошлись, а затем четвертый принц, видя, что силы Его Величества уже на исходе, почтительно предложил ему войти в его дом и передохнуть, а затем сесть в повозку и ехать домой. Император Канси улыбнулся и согласно кивнул.
Когда Его Величество занял место за столом, неожиданно вошла четвертая госпожа, из рода Ула Нара, неся в руках поднос с чаем и сладостями. С улыбкой на лице я приняла поднос из ее рук, в душе испытывая довольно смешанные чувства. Пока я проверяла, не отравлено ли угощение, четвертая госпожа с поклоном поприветствовала Его Величество и, улыбнувшись, произнесла:
– Разумеется, этим пирожным ни за что не сравниться с теми, что готовят во дворце, однако их своими руками приготовила ваша сноха в знак своей дочерней любви, а посему она нижайше просит Ваше Величество отведать их.
Ее слова сильно воодушевили императора Канси, и он с улыбкой взял у Ли Дэцюаня одно пирожное. Попробовав его, Его Величество кивнул и похвалил:
– Неплохо, на вкус свежо и сладко.
Вслед за императором четвертая госпожа брала одно за другим разные пирожные и поясняла:
– Каштановая паста в этих пирожных приготовлена из каштанов, что вырастил четвертый господин. А для этих пирожных были использованы цветы тех самых хризантем, которыми вы, Ваше Величество, любовались в восточной беседке…
Не прекращая выражать бурный восторг, император одно за другим перепробовал все пирожные, что лежали на блюде.
Четвертая госпожа была очень ласкова, держалась благопристойно и сдержанно, не переставая щебетать своим сладким голоском. Отвернувшись, я отстраненно глядела в окно.
Когда Его Величество закончил трапезу, служанка принесла таз для омовения. Только я собралась засучить рукава, как вдруг четвертая госпожа сама принялась помогать императору мыть руки. Покосившись на меня, император Канси с улыбкой заметил:
– Обычно ты такая говорунья. Почему же сегодня будто воды в рот набрала?
Поклонившись Его Величеству, я притворилась, что обижена до глубины души:
– Сегодня Вашему Величеству прислуживает сноха, что так умна и умела, потому вы, разумеется, отвергли грубую заботу вашей покорной служанки.
В глазах четвертой госпожи промелькнуло беспокойство, и она поторопилась заискивающе улыбнуться:
– Я много слышала о том, что барышня Жоси – прелестная девушка, обладающая тонкой, изысканной натурой. Она провела много лет подле Его Величества, и обычным людям не сравниться с ней в мудрости и добродетели. Если уж барышня использует по отношению к себе слово «грубый», то разве не затем, чтобы пристыдить нас?
– Не обращай на нее внимания, – с улыбкой ответил император четвертой госпоже. – Она напускает на себя этот вид, чтобы повеселить нас. На самом деле она не такая злобная и мелочная.
Помыв руки, Его Величество перекинулся с четвертым принцем и госпожой еще парой фраз, после чего повернулся к Ли Дэцюаню и спросил:
– У нас еще остались нефритовые жуи, что преподнесли нам бирманские послы?
– Всего их было четыре, – отвечал Ли Дэцюань, – один находится у госпожи вдовствующей императрицы, один вы пожаловали супруге Ми, еще один – Миньминьгэгэ, так что осталась последняя.
– Пусть его позже пришлют сюда, – велел Его Величество, – в качестве награды для четвертой госпожи из рода Ула Нара.
Услышав эти слова императора, четвертый принц с супругой тут же упали на колени, благодаря за милость.
– Мы уже давно не проводили время так радостно и безмятежно. На свете нет ничего драгоценнее того почитания родителей, что вы двое показали сегодня, – с улыбкой проговорил император Канси. – Кто сможет сказать, что главе Поднебесной недоступны простые семейные радости? Сегодняшний день мы провели в точности как обыкновенный старик-простолюдин: ели сладости, собственноручно приготовленные нашей снохой из того, что наш сын вырастил своими руками.
Его Величество посидел еще немного, а затем с улыбкой на лице погрузился в повозку, собираясь вернуться в Чанчунь. Четвертый принц с супругой, стоя на коленях, провожали его. Сев в повозку, я приподняла край занавески, разглядывая принца, находящегося во главе коленопреклоненной толпы. Мы отъезжали все дальше, и я уже собиралась опустить занавеску, как вдруг четвертый принц резко поднял голову, и его взгляд, почти материальный, пронзил мое сердце. Словно окостенев, я не отрываясь смотрела на него. Его фигура становилась все более и более расплывчатой, пока наконец окончательно не исчезла, однако его глаза словно продолжали неотступно следовать за мной.
Опустив занавеску, я закрыла лицо руками, и несколько слезинок, просочившись между пальцами, беззвучно упали на устланный ковром пол повозки. Мгновение – и от слез не осталось и следа, словно их никогда и не было.
Император Канси любил хризантемы. В сезон их цветения в залах всегда ставили свежие букеты, чтобы Его Величество мог полюбоваться ими. Не знаю почему, но все эти годы заботы о сборе хризантем и составлении букетов лежали именно на моих плечах, и каждую осень я раз в несколько дней была вынуждена ходить за ними в сад.
Корзина была наполнена хризантемами уже больше чем наполовину. Сжимая в руке ножницы, я нерешительно разглядывала цветок желтой хризантемы, самый большой и великолепный из распустившихся, не зная, срезать мне его или нет. Что ж, пусть в одиночестве раскроет свою красоту! Я уже хотела поднять корзину и уйти, когда кто-то поинтересовался:
– Почему ты не срежешь его?
Я замерла от испуга. Лишь сделав глубокий вдох, я осмелилась обернуться и поприветствовать четвертого принца, что находился под деревом.
Он подошел ближе. Какое-то время мы стояли в тишине. Затем я вежливо попросила разрешения откланяться, но четвертый принц, внимательно глядя на ту желтую хризантему, бесцветным голосом спросил:
– Почему?
– У меня не поднялась рука, – ответила я. – Если ее срезать, она быстро увянет.
– Почему ты не испытываешь ко мне ненависти? – спросил принц.
Я горько усмехнулась: так вот о чем он. Но какой смысл говорить об этом теперь? Я тут же повернулась к нему спиной и зашагала прочь.
– Жоси! – крикнул он мне вслед. – Ответь мне!
Я на мгновение сбилась с шага, но продолжила идти вперед, чувствуя, как его взгляд, прикованный к моей спине, словно опутывает меня, как миллионы тонких, упругих нитей. На сердце становилось все тяжелее. В конце концов резко остановилась и обернулась, глядя на четвертого принца. Он продолжал упорно прожигать меня взглядом, полным бессилия и муки.
Потупившись, я тихонько вздохнула и вернулась к нему.
– Почему я должна ненавидеть тебя? – произнесла я. – Из-за того, что ты нарушил обещание? Но ведь это просто смешно! Неужели нужно обязательно быть верным своему слову до последнего вздоха, как Вэй Шэн?[23] Кроме того, здесь замешан еще и тринадцатый принц. Мне бы не хотелось, чтобы мы, обнявшись, вместе встретили смерть. Лучше я буду одна, но выживу!
– Люйу стояла на коленях у ворот моего поместья, моля о помощи, – тихо проговорил принц.
– Я знаю! – воскликнула я. – Мы с Люйу стремились хоть немного облегчить жизнь тринадцатому принцу, ты же хотел добиться, чтобы в один прекрасный день его отпустили на свободу. Мы преследовали разные цели и вели себя по-разному. Ради далеко идущих замыслов остается лишь пожертвовать тем, что имеешь.
– С тех пор как тринадцатый брат попал в темницу, я ни разу не навещал его семью.
– «Когда нет осторожности в малых делах, это вредит большим замыслам»[24], - процитировала я. – Если сейчас ты сделаешь неверный шаг, может статься, что он до конца жизни не увидит жену и детей. Остается лишь ждать и быть начеку. Возможно, в будущем они снова смогут жить единой семьей.
Мы оба замолчали. Четвертый принц не спускал глаз с желтой хризантемы. Его руки были вытянуты вдоль тела, а кулаки сжаты. Я вновь заговорила:
– Как раз потому, что вы были близки с тринадцатым принцем и он якобы совершил преступление от твоего имени, тебе следует избегать малейших подозрений. Также тринадцатый брат признался в том, что творил подобное за твоей спиной, имея целью выставить тебя беспринципным и бесчестным, и это повергло всех в ужас. С чего это вдруг тебе внезапно радостно его прощать и мчаться заботиться о его семье? Боюсь, даже мудрецам древности такое великодушие было бы не под силу.