Алые сердца. По тонкому льду — страница 32 из 106

Ужас обуял меня. Минуты словно тянулись невыразимо медленно. На деле прошло совсем немного времени, но мне чудилось, будто я смотрю на этих кречетов уже целое столетие.

Раздался грохот – это император Канси опрокинул стол, и тот рухнул на пол. Со звоном посыпалась посуда. С громким стуком все присутствующие в зале упали на колени.

Его Величеству и раньше случалось гневаться, но никогда еще он не пребывал в такой ярости, как сейчас. Обычно находился принц или сановник, который мог успокоить Канси, убедив его усмирить свой гнев, но сейчас никто из коленопреклоненных не решался подать голос и попытаться.

Хотя император Канси и славился своим великодушием, скрытый в двух мертвых соколах смысл заставлял молчать даже самых смелых и бойких на язык сановников.

Я распласталась на полу, и в моей голове была лишь одна мысль: восьмой принц не мог, просто не мог совершить такое! Да, император относился к нему с неприязнью, но он ни за что не проклял бы Его Величество, желая тому смерти. А что самое важное, он бы никогда не совершил подобной дерзости.

Глядя на трясущихся от страха евнухов, посланников восьмого принца, император Канси произнес, четко проговаривая каждое слово:

– Возвращайтесь и передайте ему, что с этого дня не бывать между Нами и Иньсы добрым отношениям отца и сына!

Евнухи лишь дрожали, не смея сказать и слова.

– Вон! – в ярости выкрикнул Его Величество.

Едва живые от ужаса, евнухи торопливо отвесили по земному поклону и, спотыкаясь, выбежали из зала.

Слова императора лишили меня всех сил, и я, обмякнув, опустилась еще ниже к полу. Только что разбились его мечты об императорском троне, разбились вдребезги… Отец ополчился на сына.

Обведя взглядом стоящих на коленях принцев и министров, император велел Ли Дэцюаню принести кисти и тушь для подготовки письменного указа, а также поручил третьему принцу записать его.

– Иньсы рожден от женщины самого низкого происхождения и с детства алчен и лицемерен, – медленно проговорил император Канси. – Ранее, когда мы были больны, все министры поддерживали восьмого принца как главного кандидата на престол. Не в силах ничего с этим поделать, мы изгнали Иньжэна, которого никак нельзя было возводить в ранг наследного принца, и следующие несколько лет провели в сильной тоске. Иньсы остался верен своим изначальным намерениям, объединился с сановниками-смутьянами и тайно совершил множество злодеяний. Он полагает, что мы уже стары и нам осталось немного, что, когда мы покинем этот мир, никто не посмеет ему мешать, ведь до этого все оказывали ему поддержку. Поэтому он полагал, что сможет занять трон без каких-либо проблем…

Каждому, кто слышал эти мудрые рассуждения, становилось ясно, что Его Величество не станет расспрашивать восьмого принца и не даст ему даже шанса объясниться. Как только обнародуют высочайший указ, восьмому принцу будут отрезаны все пути к отступлению. Я обвела взглядом коленопреклоненных сановников, прижимающихся лбами к полу. Вы так превозносили добродетельного восьмого принца, помогли ему забраться на самый верх, но сейчас никто из вас не осмелится рта раскрыть.

– …Мы страшились того, что обязательно найдутся принцы-подлецы, которые, одаренные его милостью, пойдут на мятеж ради него и вынудят нас отречься от престола в пользу Иньсы. Если бы это произошло, нам бы оставалось лишь молча умереть с улыбкой на лице. Мы пребываем в великом гневе, а потому говорим всем вам: принцы должны быть благодарны нам за милость и обязаны следовать нашей воле – только так можно быть настоящим сыном и хорошим подданным. В противном случае после нашей смерти может статься даже, что вы положите наше тело в зале Цяньцингун и прямо там поднимете мечи друг против друга…

Стиснув зубы, я собрала волю в кулак, собираясь встать и выйти вперед. Находящийся рядом Ван Си мгновенно ухватил меня за предплечье и прошептал:

– У тебя есть отец, братья и сестры, они-то уж точно не сыновья и не внуки Его Величества.

Я замерла, не отрывая взгляда от фигуры императора. Мысли путались, тело беспрестанно дрожало.

– Если ты выступишь, Его Величество лишь возненавидит восьмого господина еще больше, – шепотом добавил Ван Си. – Возможно, даже заподозрит, что ты пешка, которую восьмой принц приставил к нему, чтобы день и ночь наблюдать за ним. А это также преступление, караемое смертной казнью.

Мне казалось, будто мое сердце промерзло насквозь. Прижав голову к полу, я крепко зажмурила глаза, и из них капля за каплей полились слезы.

Из-за резких изменений, произошедших в настроении Его Величества, радость и веселье от охоты в приграничных землях исчезли без остатка, в воздухе теперь витали холод и суровость. Вышедшие встречать императора пятый и четырнадцатый принцы вели себя крайне осторожно и осмотрительно.

– Восьмого брата свалила болезнь в резиденции Танцюань, – опасливо докладывал пятый принц, – я послал слуг проведать его, но их не впустили. Его свита в большинстве своем распущена, остались лишь несколько слуг для выполнения простых ежедневных поручений. В настоящее время он находится на пути обратно в столицу.

– Ты отправлял кого-нибудь пронаблюдать за ним? – спросил император Канси четырнадцатого принца.

– Ваш сын посылал слуг навестить восьмого брата, но тот не стал встречаться с ними, – ответил четырнадцатый принц.

– Нечистые на руку люди с неспокойным сердцем вечно прибегают ко всяческим уловкам, – холодно проговорил Его Величество. – Он беспокоит Нас. Иньчжэнь, лично сопроводи его обратно в столицу.

Четырнадцатый принц с поклоном ответил: «Слушаюсь!» Император Канси распорядился выдвигаться во дворец и, окруженный телохранителями, отправился домой. Бросив несколько свирепых взглядов на четырнадцатого принца, который, склонившись в поклоне, почтительно провожал Его Величество, я села в повозку и отправилась следом.

Вернувшись вместе с четырнадцатым принцем в Пекин, восьмой принц отлеживался дома, сказавшись больным. Обычно, если заболевал какой-либо из принцев, император часто наносил ему визиты, справляясь о здоровье, и приказывал придворному лекарю постоянно докладывать о ходе болезни. Сейчас на недуг восьмого принца Его Величество не обратил никакого внимания.

Я изнывала от горя, но могла лишь наблюдать за происходящим, не имея возможности ничего сделать. Я часто раздумывала над тем, кто же мог его так подставить, но, пораскинув мозгами и так и эдак, не пришла к окончательному выводу.

Услышав стук, я поднялась, чтобы открыть. За воротами стоял четырнадцатый принц. Я хотела было тут же закрыть створку, но тот быстро просунул руку в щель, мешая мне сделать это, и шагнул внутрь со словами:

– Дай мне войти, и если между нами есть какие-то обиды, то мы сможем объясниться.

Мы упрямо глядели друг на друга. Поняв, что это не выход, я посторонилась, и он направился во двор, тут же закрыв за собой ворота.

Мы вошли в дом. Толчком распахнув окно, четырнадцатый принц спросил:

– Ты ненавидишь меня за то, что я не вступился за восьмого брата?

Как могу винить тебя за то, что ты не сделал того, чего не сделала сама? Немного подумав, я потупилась и неуверенно произнесла:

– Когда наследного принца лишили титула, ты вступился за восьмого принца и без колебаний пригрозил Его Величеству собственной смертью, так что тот обнажил меч, собираясь убить тебя. Не понимаю, почему в этот раз ты даже рта не открыл.

– Разве тогда, поступив подобным образом, я смог помочь восьмому брату? Не только не помог, но еще и своим порывом заставил царственного отца бояться того влияния, что восьмой брат имел на нас, своих братьев. Теперь он страшится, что мы уважаем не своего отца, а старшего брата, – ответил четырнадцатый принц. – В высочайшем указе есть бранные строки: «Мы страшились того, что обязательно найдутся принцы-подлецы, которые, одаренные его милостью, пойдут на мятеж ради него и вынудят нас отречься от престола в пользу Иньсы». Разве может сейчас восьмой брат оправдать себя после подобных обвинений? Прошло шесть лет, и неужели ты думаешь, что я все еще тот Иньчжэнь, что своим внезапным порывом сделает все еще хуже? Кроме того, нынешняя ситуация кардинально отличается от той. В прошлый раз царственный отец наказал восьмого брата потому лишь, что его разозлили сановники, все без исключения рекомендовавшие сделать восьмого брата наследником, и тогда восьмой брат не совершал ничего предосудительного. На этот же раз он совершил ужасное преступление, проявив непочтительность к царственному отцу и наслав на него проклятие.

Он немного помолчал, а затем добавил, поникнув:

– Евнухи и солдаты, отвечавшие за перевозку соколов, уже покончили с собой. Неужели царственный отец, с его мудростью и зоркостью, не разглядел в этом нечто подозрительное? Когда наследный принц был обвинен, следствие велось целых полгода. Почему же сейчас царственный отец объявляет восьмого брата виновным, даже не проводя расследования, да к тому же еще и издает высочайший указ, оповещая весь двор?

Я, нахмурившись, покачала головой. Не глядя на меня и опустив глаза в пол, четырнадцатый принц негромко пояснил:

– Перед вторым лишением наследника его титула тот был обвинен в совершении двух преступлений, и оба обвинения выдвинул Цзин Си, князь Оберегающий престол, который также является дядей восьмой госпожи по материнской линии. Мы тогда думали, что царственный отец лишил наследного принца титула благодаря нашему мудрому плану. Только сейчас я понимаю, что на самом деле царственный отец давно желал это сделать. Мы из кожи вон лезли, чтобы собрать нужные доказательства против наследного принца, а на деле наше стремление лишь совпало с желанием Его Величества, и он, воспользовавшись плодами наших трудов, велел начать следствие, теперь имея для этого достаточное основание. С возрастом ненависть царственного отца, которому дважды приходилось лишать наследного принца его титула, к объединяющимся под шумок сановникам достигла предела. Наш царственный отец, всегда бывший милостивым государем, не проявил к сторонникам наследного принца ни капли снисхождения: Ци Шиу был казнен, будучи прибитым гвоздями к стене, тело Тохэци разрубили на части, сожгли, а пепел развеяли по ветру, ведь его запретили хоронить. Остальных же по большей части ждали обезглавливание либо ссылка. Его Величество начал опасаться восьмого брата после первого лишения наследника титула, и, когда тот бы