Алые сердца. По тонкому льду — страница 36 из 106

Одна из них, высокая худая девушка с щеками, усеянными веснушками, ответила:

– Вашу служанку зовут Чуньтао.

– Имя вашей служанки – Яньпин, – улыбаясь, сказала вторая, девушка невысокого роста с лицом, которое можно было назвать красивым.

Юйтань достала пару лянов серебром и проговорила, продолжая улыбаться:

– В будущем мне придется затруднять вас, сестрицы, многими просьбами. Возьмите это в знак моего доброго отношения.

Немного поломавшись, но широко улыбаясь, девушки взяли деньги.

– Сколько народу здесь живет? – со смешком спросила Юйтань.

– Всего здесь четыре комнаты, – радостно отвечала Яньпин, – в каждой живет по три человека, так что всего получается двенадцать.

Юйтань едва заметно улыбнулась и промолчала.

– Нужна ли барышне какая-либо помощь? – с заискивающей улыбкой поинтересовалась Яньпин.

– Почти все вещи уже разобраны, спасибо, – ответила, улыбаясь, Юйтань и, повернувшись, за руку потянула меня прочь из комнаты.

Яньпин и Чуньтао, склонившись в поклоне, проводили нас.

Как только Юйтань оказалась снаружи, улыбку тут же стерло с ее лица.

– Ладно, – улыбнулась я ей, – ты посмотрела на все, что хотела посмотреть, прибрала все, что только могла, так что теперь возвращайся!

– Сестрица, ты сможешь привыкнуть? – удрученно спросила она. – Я не говорю о твоем доме – даже здесь, когда ты только-только попала во дворец, у тебя уже была комната, хоть и маленькая, но ты жила в ней одна.

– Разве можно сравнивать зал Цяньцингун и прачечные? – удивилась я.

Юйтань сжала губы.

– Я знаю, что не стоит постоянно дергать тебя, сестрица, своим беспокойством, однако ничего не могу с собой поделать.

– Понимаю, – мягко ответила я. – Иди домой. Мне тоже нужно пойти и разузнать о том, как здесь живут.

– В таком случае я ухожу, – тяжело вздохнула она. – Но скоро я снова приду, чтобы проведать тебя, сестрица!

Я кивнула, и Юйтань, развернувшись, двинулась в обратный путь.

Оставшиеся в комнате Чуньтао и Яньпин о чем-то разговаривали друг с другом. Краем уха услышав наши с Юйтань имена, я невольно замедлила шаг, постаралась бесшумно приблизиться к окну и встала под ним.

– Барышня Юйтань весьма щедра, – говорил высокий голосок, судя по всему принадлежащий Чуньтао. – Нам за целый год не удалось бы заработать столько, сколько она дала нам за один раз.

– Она прислуживает лично Его Величеству, – отвечал ей сладкий голосок Яньпин. – Мы с тобой служим во дворце так давно, а сами видели Его Величество лишь пару раз, и то издалека – даже лица не могли разглядеть. Ты думаешь, будто она дала нам много, но любая госпожа или принц, награждая ее, наверняка дают ей еще больше.

Я с улыбкой покачала головой.

– Что за оплошность совершила барышня Жоси? – спросила Чуньтао.

– Какая еще барышня? – холодно усмехнулась Яньпин. – Облезлый феникс хуже курицы. Сейчас она ничем не лучше нас, даже наоборот: мы, когда придет время, покинем дворец, а она пусть продолжает стирать белье для евнухов!

Я усмехнулась, склонив голову. Похоже, наше общение не будет таким уж легким и приятным. Судя по ее поведению и тому, что она говорит, у нее есть некоторые знания и опыт, однако ума явно маловато.

– Я слышала, что ее отец – командующий армией, а старшая сестра – вторая супруга господина восьмого бэйлэ, – сказала Чуньтао.

– Всего лишь начальник гарнизона, стоящего в пустынных северо-западных землях, – рассмеялась Яньпин. – Вероятно, там он и может пугать простой народ, но здесь, у ног Сына Неба, в Запретном городе, возьми любого, необязательно даже старше его по положению, – каждый будет хозяином, которому нужно кланяться. А что такого в родстве с Его Величеством? Разве господину восьмому бэйлэ сейчас есть до нее дело? Как говорится, когда дерево падает, обезьяны разбегаются[35]. Скорее всего, именно потому, что большое дерево рухнуло, некому было предоставить ей защиту, вот Его Величество и наказал ее, отправив сюда.

Дальше слушать уже не было никакого интереса. Я тихо отступила на пару шагов назад, нарочно стукнула дверью и, стараясь ступать погромче, вошла в комнату. Чуньтао, увидев меня, тут же поднялась, тогда как Яньпин даже не двинулась с места, продолжая сидеть на кане и сосредоточенно лузгать семечки.

Улыбнувшись Чуньтао, я проговорила:

– Можно ли кое о чем спросить барышню Чуньтао?

– Пусть барышня спрашивает, – улыбнулась девушка мне в ответ.

– Ты можешь звать меня просто Жоси? Те, кто зовет друг друга барышнями, отчуждаются друг от друга.

– Тогда и ты зови меня просто Чуньтао, – засмеялась она, и я кивнула.

Мы сели рядышком на краю кана, и я принялась расспрашивать ее: во сколько подъем, когда отдых, на что следует обращать внимание и так далее. Чуньтао была очень разговорчивой. Стоило мне затронуть какую-либо тему, как она тут же принималась трещать без умолку, рассказывая обо всем без разбора. Я внимательно слушала, улыбаясь уголком рта и не обращая внимания на то, что она уже давно отклонилась от сути разговора. От лишних знаний вреда точно не будет.

Мы проболтали, наверное, полдня, пока Яньпин не прервала нашу беседу, нетерпеливо спросив у Чуньтао:

– Ты пойдешь обедать? Опоздаем – и придется доедать то, что осталось после других.

Смущенная Чуньтао поднялась и обратилась ко мне:

– Позже я еще расскажу тебе обо всем, а сейчас пойдем обедать.

Я кивнула и следом за ними вышла из комнаты.

Ночь прошла без приключений. На рассвете, услышав, как Чуньтао поднялась с постели, я завозилась, готовясь последовать ее примеру. Одеваясь, девушка спросила меня:

– Хорошо спалось?

– Прекрасно, – ответила я.

Все еще лежащая на кане Яньпин язвительно усмехнулась и, отбросив одеяло, тоже встала.

Спустившись с кана и обуваясь, я с улыбкой подумала: она поняла, что я солгала. Я привыкла спать в одиночестве, а этой ночью мы лежали на одном кане втроем, и, разумеется, спала плохо. Впрочем, кажется, ей тоже не удалось выспаться сегодня.

Когда я увидела перед собой полный чан одежды высотой с небольшой холм, мне стало дурно. Вот бы сейчас стиральную машину! Я бы отдала все, что у меня есть, не пожалела бы никаких денег ради одной стиральной машинки. Однако сколько ни думай, сколько ни вздыхай, а делать все равно придется все своими руками.

Я внимательно следила за каждым движением девушки, что трудилась рядом, и старалась копировать ее действия: клала стручок мыльного дерева[36], отбивала белье, терла, оттирала пятна, переворачивала, снова отбивала, полоскала, а затем брала следующую вещь и повторяла все с самого начала. Вскоре я поняла, что постепенно замедляюсь и не могу угнаться за соседкой. Глядя на гору одежды, я разозлилась и, стиснув зубы, начала набирать темп.

Когда моя правая рука уставала отбивать белье, я меняла ее на левую, а когда уставала левая, вновь меняла ее на правую. Другие уже закончили работу, а те, кто был побыстрее, и вовсе давно отдыхали. Одна я продолжала трудиться.

Чуньтао подошла ко мне, засучила рукава и присела на корточки, желая помочь, но не успела и рта раскрыть, как Яньпин, посмеиваясь, громко позвала:

– Чуньтао, скорее иди сюда!

Девушка взглянула сперва на меня, затем на машущих ей подруг, виновато улыбнулась мне и, поднявшись на ноги, ушла.

К тому времени, когда я смогла кое-как завершить стирку, уже стемнело. Время ужина давно прошло, поэтому пришлось ходить голодной.

Глядя на свои припухшие, покрасневшие от холода руки, я не удержалась от тяжелого вздоха. Уже через несколько дней кожа больше не будет белой до голубизны, словно драгоценный нефрит, а пальчики станут не такими тонкими и нежными. Достав мазь на основе жира, я принялась втирать ее в свои ладони.

– Как хорошо пахнет, – улыбнулась Чуньтао.

Я тут же протянула ей баночку:

– Хочешь намазать?

Она торопливо зачерпнула немного, поднесла палец к носу, принюхалась и проговорила:

– Очень приятный аромат. Пахнет намного лучше, чем то, что мы обычно используем. Запах чувствуется, но не ударяет в нос.

Увидев, что Яньпин внимательно смотрит на нас, я улыбнулась и спросила:

– Ты тоже хочешь попробовать?

– Мне не нужно, – ответила та, презрительно скривив губы.

Я едва заметно улыбнулась и, оставив без внимания ее тон, убрала мазь.

На другой день пришел Чжан Цяньин, чтобы проверить, как мы работаем. Прохаживаясь, он осматривал белье, что мы выстирали вчера и повесили сушиться. Внезапно он указал на одну из веревок с бельем и холодно поинтересовался:

– Кто это стирал?

Вздохнув, я вышла вперед и, почтительно поклонившись, ответила:

– Это была ваша покорная служанка.

Холодное выражение тут же сошло с лица Чжан Цяньина, и он с улыбкой позволил мне распрямиться:

– Ты впервые выполняешь подобную работу, поэтому в том, что белье не вполне чистое, тебя винить нельзя.

Оглядевшись вокруг, он приказал:

– Яньпин, Ланьхуа и Чжаонань, сегодня вы перестираете это белье.

– Не нужно, я могу сделать это сама, – тут же ответила я.

– Тебе еще нужно закончить с сегодняшним бельем, – с улыбкой возразил Чжан Цяньин. – А они давно привыкли к стирке, так что смогут постирать на несколько вещей больше.

С этими словами он развернулся и ушел.

Яньпин, Ланьхуа и Чжаонань с ненавистью уставились на меня.

– Я сама перестираю, – сказала я, снимая белье.

Метнувшись ко мне, Яньпин свирепо выдернула его у меня из рук и криво усмехнулась:

– Если господин Чжан узнает, что мы натрудили драгоценные руки юной госпожи, нам несдобровать.

Остальные две тоже выхватили у меня одежду и принялись перестирывать ее, не переставая завуалированно ругаться. Я же молча продолжила работу.

Специально выбрал тех троих, с которыми у меня самые плохие отношения. Что же ты задумал, Чжан Цяньин?