– Мы велели четырнадцатому брату вернуться в столицу на погребальную церемонию. Высочайший указ должен оказаться в его руках в ближайшие два-три дня.
Моя рука, держащая книгу, даже не дрогнула, и я продолжала сосредоточенно глядеть на страницы, но сердце лихорадочно заколотилось. Все эти дни я старалась избегать мыслей о четырнадцатом господине. В столице давно все изменилось, а он даже не знал о смерти императора Канси. Возможно, там, вдали, он до сих пор пьет за здоровье отца.
– Я хочу кое о чем тебя спросить, – сказала я.
– Спрашивай, – разрешил он, не поднимая головы от докладов.
– Тех двух соколов умертвил ты, верно?
Его рука, обмакнувшая кисть в чернила, на мгновение замерла, но он тут же совладал с собой. Опустив кисть на край тушечницы, он убрал лишнюю тушь и, делая записи, проговорил:
– Как ты узнала?
Я закрыла глаза.
– В тот день я хотела подняться и заступиться, но Ван Си успел остановить меня. Тогда подумала, что мне просто повезло, но сейчас понимаю: хотя Ван Си умен, он не сумел бы сказать мне именно те слова, что задели бы меня за живое. Подобные слова могли прийти в голову лишь тому, кто очень хорошо понимал мои чувства. Он не настолько сообразителен, чтобы просто придумать подобное на ходу.
– Ты умна, но чересчур мягкосердечна. В трудную минуту действуешь импульсивно и целиком полагаешься на чувства, – произнес Иньчжэнь. – Старина восьмой – твой зять. Я знал, что, разволновавшись, ты наверняка наделаешь глупостей, поэтому мне только и оставалось, что велеть Ван Си присматривать за тобой.
– Сначала я подумала, что это дело рук четырнадцатого господина, – призналась я, прикрыв лицо книгой. – И думаю, восьмой господин тоже подозревал его. Как тебе удалось подкупить людей из окружения восьмого господина?
– У каждого есть уязвимое место, – равнодушно проговорил Иньчжэнь, не прекращая писать, – страстное желание, любовь, негодование, глупость, ярость, ненависть, обида – иного не бывает. Нужно лишь тщательно изучить человека, его мысли и желания, а затем постепенно перетянуть на свою сторону – и готово, его уже можно использовать. Мы лишь велели потратить немного времени и сил на того старого евнуха. Чаще всего думают, что молодые легче поддаются соблазнам, но никто не подозревает, что в душах стариков таится куда больше демонов.
– Но почему они все покончили с собой? – спросила я.
– Жоси, – попытался прервать разговор он, – я не хочу, чтобы ты это знала.
– Эта тайна мучает меня уже много лет. Скажи! – попросила я.
– Стражники погибли от яда, подсыпанного евнухом. Со стороны казалось, будто они отравились сами, – объяснил Иньчжэнь, – на самом деле лишь сам евнух действительно покончил с собой, повесившись на потолочной балке. Но выглядело так, словно все они наложили на себя руки из страха перед наказанием.
Неужели человеческая жизнь настолько ничтожна? Я не осмелилась углубляться в эту мысль.
– И ты не боялся, что император Шэнцзу, вместо того чтобы просто забыть об этом деле, возьмет и проведет расследование? – тихо спросила я.
Кисть Иньчжэня на мгновение замерла. Покосившись на меня, он сказал:
– Думаешь, царственный отец не проводил тайного расследования? Загубить кого-то очень непросто: нужно собрать свидетельские показания, иметь вещественные доказательства. Зато оставить судебное дело без единой нити – совсем немудрено. Я, однако, действительно не ожидал, что царственный отец поступит так сурово. В то время ситуация становилась для меня тем выгоднее, чем больше беспорядка царило вокруг. Я понимал, что многие братья попадут под подозрение, да и в стане старины восьмого все неизбежно начнут подозревать друг друга. Таким образом я достиг своей цели.
Немного помолчав, Иньчжэнь добавил:
– Поступок императора поразил меня, но также помог мне ясно увидеть многие вещи.
Затем он опустил голову, вновь погрузившись в чтение документов, а я продолжала сидеть, уставившись в одну точку. Тогда фракция восьмого принца одерживала верх, но те два сокола перевернули ситуацию с ног на голову. Иньчжэнь смог нанести удар восьмому брату, используя неприязнь к нему императора Канси и вдобавок посеяв в его сердце семена сомнений. Хотя из-за опасений перед Иньчжэнем восьмой господин не мог не оказать поддержку четырнадцатому, те самые сомнения в душе заставили его стоять особняком и мешали всеми силами помогать четырнадцатому господину. Находясь на службе в прачечной, я не могла знать обо всех тайных разногласиях, что случались между Иньчжэнем и четырнадцатым после пятьдесят четвертого года, однако трещина в отношениях между восьмым и четырнадцатым наверняка была Иньчжэню на руку. Возможно, единственным его просчетом стало то, что решительный разрыв императора Канси с восьмым неожиданно дал четырнадцатому огромное преимущество.
Прошло немало времени, прежде чем он снова нарушил тишину:
– Не думай об этом. Забыла, что сказал лекарь? Ты пообещала мне, что будешь соблюдать его указания.
Я тут же постаралась отбросить все мысли и, отложив учетную книгу в сторону, встала, чтобы прогуляться по комнате и размять ноги.
Когда наступила третья стража, Иньчжэнь твердо сказал мне:
– Ступай в постель. Я должен сегодня дочитать эти докладные записки. Как дочитаю, пойду спать.
Я даже не шелохнулась.
– Я только-только взошел на престол, – продолжал он, – и пока многого не знаю. Как только все будет налажено, перестану сидеть допоздна.
Я лишь вздохнула, зная, что сегодня мне его не уговорить, а если останусь с ним, то лишь заставлю нервничать, поэтому развернулась и ушла в свою комнату.
Спрятавшись в личных покоях Иньчжэня, я внимательно просматривала учетные книги, чувствуя, что чем больше читаю, тем сильнее пухнет моя голова. Попытаться обобщить все это и навести порядок в записях – задача действительно непростая. Конечно же, здесь не было компьютера, а кроме того, я уже много лет этим не занималась, но, к счастью, когда-то с помощью этих навыков я зарабатывала себе на жизнь, поэтому, постепенно вспомнив, как все делается, мало-помалу начала разбираться, что к чему.
Первым делом мне пришло в голову, что следует сделать простую и понятную таблицу. Нарисовав небольшой эскиз, я велела одному из евнухов принести большой лист бумаги и отыскать кого-нибудь, кто сможет начертить подобную таблицу по моему образцу. Когда все было готово, я заполнила таблицу данными из учетных книг, тем самым упорядочив их.
В этих хлопотах время летело очень быстро. Я частенько ощущала то боль в шее, то ломоту в спине и, вставая, чтобы размяться и передохнуть, обнаруживала, что прошло уже полдня. Когда Иньчжэнь звал меня поужинать, я приходила и ела вместе с ним, если же он не звал, то наскоро перекусывала и вновь с головой уходила в книги и таблицы.
По вечерам он часто работал в восточных покоях, в то время как я трудилась в его опочивальне. Иногда я так уставала, что в полусне заползала на постель и тут же отключалась: так или иначе, он очень редко приходил в свою спальню.
Однажды посреди ночи в сонном забытьи я почувствовала, будто кто-то укрывает меня одеялом, и тут же проснулась, ощутив едва уловимый знакомый запах. Не открывая глаз, я схватила его за руку и пробормотала:
– Сколько времени?
– Уже пятая стража, – ответил Иньчжэнь, – пора начинать аудиенцию. Я пришел, намереваясь одним глазком взглянуть на тебя и сразу уйти. Не хотел, но все-таки разбудил тебя.
– Мне тяжело видеть, как ты устаешь, – тихо произнесла я, уткнувшись лицом в его шею. – Приходи, чтобы хорошенько отдохнуть, если не ради себя, то чтобы побыть со мной.
– Нужно закончить эту часть работы, и все наладится, – ответил Иньчжэнь, обнимая меня. – А потом мы каждый день будем засыпать вместе.
Я горько усмехнулась. Слава об усердии императора Юнчжэна осталась в веках: как только он справится с этой частью работы, естественным образом появится следующая, которой также придется заняться. Разумеется, я не поверила его словам, предназначавшимся для моего утешения. Впоследствии останется лишь сладкими речами убеждать его пойти поспать.
Коснувшись губами моего лба, Иньчжэнь негромко проговорил:
– Я пошел. Поспи еще и не торопись вставать.
Он укрыл меня одеялом, тихо отдал Мэйсян и Цзюйюнь несколько распоряжений и ушел, стараясь ступать как можно тише.
Вскоре после его ухода я выползла из постели и продолжила борьбу с учетными книгами, потратив на это весь день и лишь пару раз наскоро перекусив.
Вечером из-за занавеси раздался тихий голос Гао Уюна:
– Барышня, Его Величество желает вас видеть.
Я тут же отложила кисть, встала и, размяв поясницу, двинулась за ним. По пути, кроме стражников, мы никого не встретили. Я удивилась про себя, но тут же выкинула это из головы.
Увидев, что я пришла, Иньчжэнь положил кисть и дал мне знак сесть рядом.
– Я слышал от Гао Уюна, что в последнее время ты толком не ешь. Над чем ты там трудишься? Занята больше нашего?
– Скоро узнаешь, – ответила я, кладя голову ему на плечо.
Рассеянно взяв со стола бумагу, на которой Иньчжэнь только что писал, я увидела фразы, которые он намеревался приказать высечь на надгробиях давно почивших Алинги и Куйсюя: «Могила жестокого, ослепленного страстями Алинги, не знающего, что такое долг верноподданного и братские узы» и «Могила лицемерного, нечестивого и непочтительного Куйсюя». Когда-то эти двое вместе с восьмым принцем хотели подставить Иньчжэня. Прошло десять лет, они давно мертвы, но ненависть по-прежнему пылает в его душе. С тихим вздохом я положила бумагу на место.
– Неважно, чем ты занимаешься, ты должна хорошо питаться и высыпаться, – сказал Иньчжэнь и легонько хлопнул меня по спине.
– Как и ты, – заметила я. – Говори это не только мне, сам помни об этом.
– Нам нужно править целой Поднебесной, – с сердитым смешком возразил он. – Разве Нас с тобой можно сравнивать?