Цяохуэй поспешно помогла мне обуться, а потом достала серебристо-голубую накидку, на которой тушью для ткани была изображена ветвь красной сливы.
Цяохуэй неторопливо шла вперед, придерживая меня под руку. Я думала, что вечерний весенний ветерок поможет мне развеяться, но чем дальше мы шли, тем сильнее меня охватывало беспокойство, будто шелестящий ветерок нес с собой страх. Резко развернувшись, я пошла в сторону павильона Янсиньдянь.
– Давайте лучше передохнем и пойдем обратно, – предложила Цяохуэй.
– Я не устала, – отказалась я.
Цяохуэй ничего не ответила, лишь поспешила следом за мной.
Гао Уюн, стоявший у дверей в восточные покои, увидел меня и торопливо поприветствовал. Из-за двери доносились голоса.
– Кто там? – шепотом спросила я.
– Тринадцатый господин, – ответил Гао Уюн. – Следует ли доложить о вас Его Величеству?
Я уже хотела кивнуть, но тут доносящиеся изнутри голоса вдруг стали громче.
– Старина восьмой еще не выполнил приказ? – спрашивал Иньчжэнь.
– Пока нет. Царственный брат, восьмая госпожа, безусловно, виновна, но ей пожаловал титул еще наш царственный отец, – отвечал тринадцатый. – Нельзя ли дать ей иное наказание?
– Мы уже приняли решение, – твердо произнес Иньчжэнь. – Сходи к восьмому и проверь, подчинился ли он нашему указу.
– Царственный брат, – окликнул его тринадцатый господин, но Иньчжэнь молчал.
Обернувшись к Гао Уюну, я покачала головой и сказала:
– Его Величество с тринадцатым господином обсуждают важные дела. Я не буду входить, чтобы не побеспокоить их.
Развернулась и пошла прочь. Лишь отойдя подальше, я заметила, что мои руки дрожали.
– Барышня, давайте вернемся, и вы сможете отдохнуть, – встревоженно произнесла Цяохуэй.
Я схватила ее за руку, жестом велев молчать, и мы тихо замерли в уголке.
Когда стемнело, рядом показался тринадцатый господин. С низко опущенной головой он, волоча ноги, шел к выходу. От ревматизма у него страдали все без исключения суставы, поэтому они часто болели. Иньчжэнь даже дал ему особое разрешение передвигаться по дворцу в паланкине.
– Возвращайся одна, – шепотом велела я Цяохуэй. – Я хочу кое о чем поговорить с тринадцатым господином наедине.
Цяохуэй пару мгновений колебалась, но в конце концов кивнула.
– Тринадцатый господин!..
Тот, уже собиравшийся забраться в паланкин, обернулся. Увидев меня, он торопливо приблизился и спросил:
– Что ты делаешь здесь вместо того, чтобы отдыхать?
– Какой приказ отдал Его Величество? – спросила его я.
Тринадцатый помолчал, а затем произнес:
– Велел восьмому брату прогнать жену.
– Нет! – в ужасе вскричала я, зажав рот ладонью, и вцепилась ему в предплечье. – И восьмой господин сделал это?
– Высочайший указ был передан ему вчера, – ответил он. – Сегодня, когда я пришел во дворец, восьмой брат еще не подчинился, а сейчас – не знаю.
Я немедленно повернулась, собираясь идти к павильону Янсиньдянь, но, сделав несколько шагов, быстро снова подошла к тринадцатому и проговорила:
– Нельзя позволить восьмому господину выгнать госпожу, это кончится плохо, возможно даже смертью. Иди к восьмому господину и останови его, а я пока отправлюсь умолять Его Величество.
С этими словами я вновь развернулась, но снова не прошла и нескольких шагов, как вернулась.
– Так не получится. Если восьмой господин уже принял решение подчиниться, он не обратит на твои слова никакого внимания – напротив, может подумать, что ты льешь крокодиловы слезы. Возьми меня с собой.
У тринадцатого господина уже рябило в глазах от моей беготни.
– Разве ты можешь покинуть дворец?
Но я, не дождавшись его ответа, уже забралась в паланкин.
– Во-первых, паланкин достаточно большой и здесь хватит места нам обоим, – заявила я. – А во-вторых, даже если кто-то начнет задавать вопросы, у меня при себе императорская нефритовая пластинка – я раньше уже покидала дворец с ее помощью. Кроме того, рядом со мной будет тринадцатый господин, любимейший из братьев Его Величества, так что задурить головы стражникам не составит труда.
Тринадцатый стоял у паланкина и, не двигаясь, глядел на меня.
– Тринадцатый господин собирается выгнать меня из паланкина? – спросила я, приподняв брови. – Когда-то мы, обнявшись, вместе ехали на одном коне, а сейчас ты не осмеливаешься сесть со мной рядом даже в таком большом паланкине?
Тринадцатый господин покачал головой и вдруг рассмеялся:
– Ладно, присоединюсь к тебе и в этой выходке. Самое худшее, что может случиться, – царственный брат накажет меня разок.
И с этими словами он тоже сел в паланкин.
– Поторопи слуг, – обратилась я к нему. – Пусть идут побыстрей.
Он тут же велел носильщикам идти быстрее, а затем успокаивающе сказал мне:
– Как покинем дворец, пересядем в повозку – и тогда успеем.
– Сегодня у меня весь день душа не на месте, – призналась я. – И чем дальше, тем больше я боюсь.
– Не бойся, – помолчав, ответил тринадцатый господин. – Даже наследный принц, лишившись титула, может получить его вновь. Если восьмой брат уже и выгнал госпожу, ее наверняка можно вернуть.
– Ты не знаешь, как глубоки чувства восьмой госпожи к супругу, – покачала головой я. – Кроме того, она горда и решительна, а потому склонна легко впадать в крайности…
Я закрыла себе рот ладонью, так и не договорив.
Паланкин покинул дворец без каких-либо проблем. Снаружи мы пересели в повозку, которая быстро домчала нас до поместья циньвана Лянь. Пока тринадцатый господин помогал мне сойти с повозки, один из слуг уже постучал в ворота, объявив:
– Мой господин просит аудиенции.
Привратник поприветствовал тринадцатого земным поклоном. На его лице появилось горестное выражение, когда он сказал:
– Сегодня господин никого не принимает. Прошу тринадцатого господина уйти!
Я не стала дожидаться, пока тот ответит, и, обогнув привратника, прошла во двор. Другие слуги хотели было преградить мне путь, но тринадцатый последовал за мной, прикрикнув:
– Негодяи! Разве вы имеете право нас не впускать?
Его грозный тон заставил слуг рухнуть на колени, однако они не ушли с дороги, говоря:
– Мы не можем ослушаться приказа хозяина. Если господин настаивает на том, чтобы войти, мы не смеем препятствовать, но тогда выходит, что презренные слуги не могут исполнить свой долг. Им останется лишь покончить с собой.
С этими словами они один за другим извлекли короткие ножи и приставили к своему горлу. Мы с тринадцатым переглянулись и озадаченно замерли у ворот.
Кто-то уже успел уведомить управляющего о происходящем, и Ли Фу примчался к воротам. Когда он увидел меня, на его лице отразилось изумление. Поприветствовав меня с тринадцатым, Ли Фу спокойно обратился к последнему:
– Господину нездоровится. Он действительно не сможет принять вас.
– Отведите нас к нему, – произнесла я. – Если восьмой господин разгневается, я возьму всю ответственность на себя.
Поколебавшись, Ли Фу с каменным лицом кивнул и повел нас вперед.
– Восьмой господин подчинился высочайшему указу? – спросила я, понизив голос.
Ли Фу затрясся всем телом. Прошло немало времени, прежде чем он наконец дрожащим голосом ответил:
– Господин уже поступил в соответствии с указом.
В ужасе ахнув, я перешла на бег. Глядя на меня, Ли Фу тоже запаниковал и поспешил вперед, показывая дорогу. Колени ныли от боли. Я бежала, пошатываясь и спотыкаясь, поэтому тринадцатый господин протянул руку, чтобы поддержать меня. Хотя он был в лучшем состоянии, чем я, но и его шаги не отличались уверенностью. Переглянувшись, мы горько рассмеялись.
Остановившись у двери, Ли Фу почтительно прокричал:
– Господин, тринадцатый господин и барышня Жоси просят принять их!
В кромешной тьме комнаты не было заметно ни единого движения. Ли Фу повторил, и лишь тогда изнутри донеслись едва различимые холодные слова:
– Я никого не приму. Проводи их.
Ли Фу, оказавшийся в сложном положении, обеспокоенно уставился на меня, но я просто оттолкнула его с дороги и вошла. В нос мне тут же ударил запах вина. Неподвижно сидящий в кресле Юньсы заорал:
– Убирайся!
Ворвавшийся в открытую дверь холодный лунный свет озарил его фигуру и стол, беспорядочно заставленный винными бутылками. Впрочем, лунный холод не шел ни в какое сравнение с ледяным выражением лица восьмого. Всегда такой мягкий и источающий тепло, этой ночью в лунном свете он казался вырезанным из куска древнего холодного нефрита, рядом с которым замерзало все живое.
Сделав глоток вина, восьмой господин произнес:
– И чего еще вы хотите? Забрать мою жизнь, чтобы наконец успокоиться? Что ж, если Его Величество даст на то позволение, я буду только рад!
Тринадцатый молча стоял опустив голову. Ощущая пробирающий до костей холод, я поглубже закуталась в накидку и сказала:
– Ты не должен выгонять восьмую госпожу.
Юньсы взял со стола какой-то свиток и швырнул его мне под ноги со словами:
– Тебе стоит поговорить об этом с ним.
Подобрав свиток, я развернула его и, подставив под лучи лунного света, углубилась в чтение.
Юньсы, циньван Лянь, совершил множество серьезных преступлений. С того дня, как мы унаследовали престол, Юньсы постоянно проявлял непочтительность и не выказывал желания слушать нас. Он подговорил Юньэ, циньвана Дунь, задержаться в Чжанцзякоу, куда тот отправился еще в прошлом году и откуда до сих пор не вернулся. Военное ведомство представило нам доклад, в котором говорилось, что Юньэ, которому было приказано отбыть в Монголию, не желает отправляться в место своего назначения и вместо этого живет в Чжанцзякоу. Мы пожаловали Юньсы титул циньвана, и, когда семья его супруги поздравила его, он сказал: «Разве это радостное событие? Не знаю, когда останусь без головы». Что это за речи, что за мысли? Вероятно, Юньсы вел себя подобным образом по наущению своей супруги. Мы издали множество суровых указов и велели императрице вразумить супругу Юньсы, дабы та убедила своего супруга быть благодарным нам за нашу милость и всем сердцем отдаться служению нам. Мы неоднократно пытались наставлять Юньсы и его супругу, однако те так и не проявили благодарности.