продолжая дорожить друг другом.
– «Взойдут на будущий год ароматные травы, но любоваться будем мы порознь, друг»[96], - проговорил тринадцатый господин, изо всех сил стиснув меня в объятиях в ответ.
– «Когда меж морями нам кто-то душевно близок, у края ли неба, и то он как будто рядом»[97], - ответила я.
Тринадцатый тяжело вздохнул и сказал:
– В путь!
Я с улыбкой кивнула и, напоследок еще раз обняв Чэнхуань, забралась обратно в повозку. Едва опустилась занавеска, как по щекам одна за другой покатились слезы. Цяохуэй не издала ни звука, лишь молча передала мне платок. Повозка медленно двинулась вперед. Было слышно лишь, как Чэнхуань, плача навзрыд, кричала:
– Тетушка, приезжай навестить Чэнхуань! Тетушка, приезжай навестить Чэнхуань…
Не в силах больше сдерживаться, я рухнула в объятия Цяохуэй и разрыдалась у нее на груди самым позорным образом.
Мы ехали очень долго и прибыли в Цзунхуа только к вечеру. Когда мы уже подъезжали к поместью четырнадцатого господина, Цяохуэй достала откуда-то огромное красное покрывало и дала мне.
– Зачем это? – со смешком спросила я.
– Как зачем? – удивилась Цяохуэй. – Чтобы надеть, ведь вы невеста! Для чего же еще?
Я вернула ей покрывало со словами:
– Мы всего лишь изгнанницы, которых выдворили из Запретного города, и мы просто ищем убежища. Нас двоих сопровождают лишь несколько стражников, а четырнадцатый господин, считай, находится в заключении. К чему затевать все эти церемонии?
– Но для вас, барышня, это великий день, – сердито возразила Цяохуэй. – Как же можно даже не надеть покрывало?
Я, хихикая, смотрела на нее, не замечая покрывала, что она вновь протянула мне. Не успела повозка остановиться, а мы уже услышали доносящиеся снаружи звуки музыки. Изумленная, я отодвинула занавеску и выглянула в щель. Ворота поместья были украшены фонарями и флагами, и за ними происходила веселая суматоха.
Издав горький смешок, я опустила занавеску.
– Не зря вы с четырнадцатым господином с детства были столь близки, – проговорила довольная Цяохуэй.
С тяжелым вздохом я взяла у нее покрывало и накинула себе на голову. Цяохуэй как раз помогала мне поправить его, когда кто-то отодвинул занавеску, собираясь помочь мне сойти.
Не поднимая глаз от носков своих туфель, я позволила вести себя вперед. Странным было то, что не было никаких приветственных церемоний, меня провели прямиком в дом. Когда мы с Цяохуэй остались одни, я рывком сняла покрывало и принялась оглядываться по сторонам.
– Его можно снимать лишь после прихода четырнадцатого господина! – взволнованно проговорила Цяохуэй.
Я бросила на нее косой взгляд и, жестом велев замолчать, произнесла:
– Тебе не кажется странным? В поместье что-то празднуют, но не похоже, что свадьбу.
– Вот и я удивляюсь, – скорчив гримасу, отозвалась Цяохуэй. – Почему не четырнадцатый господин ввел вас в дом? И вообще, мы еще и тени его не видели. А ведь я только что его так хвалила!
Легок на помине, четырнадцатый господин рассмеялся за дверью:
– И за что же ты меня хвалила?
Цяохуэй засуетилась, пытаясь вновь набросить на меня покрывало, но я не давала ей этого сделать. Толкнув створку, четырнадцатый вошел в комнату, и Цяохуэй была вынуждена поспешно поприветствовать его. Он бросил взгляд на красное покрывало в руках Цяохуэй и с улыбкой посмотрел на меня.
Я поприветствовала четырнадцатого господина, и он спросил:
– Устала с дороги?
Я покачала головой. Взяв за руку, он усадил меня и, улыбнувшись, перевел взгляд на Цяохуэй:
– Ты так и не ответила. За что же ты меня хвалила?
Я вытаращилась на нее, подавая ей знаки молчать, но Цяохуэй только губы надула в ответ и, глядя в пол, сказала:
– Увидев шумное веселье у ворот поместья, ваша покорная служанка сказала, что не зря барышня с четырнадцатым господином с детства были столь близки. Но сейчас…
Обведя комнату сердитым взглядом, она продолжила:
– Здесь даже нет ни одного символа двойного счастья![98]
Укоризненно покосившись на Цяохуэй, я пожаловалась четырнадцатому:
– Вот что бывает, когда в служанках девушка, которая выросла вместе с тобой, да еще и старше тебя!
Четырнадцатый господин запрокинул голову и рассмеялся:
– А не твое ли это влияние? Я слышал от десятого брата, что Цяохуэй до твоего появления в поместье бэйлэ была куда послушнее. А после того как провела столько времени рядом с тобой и твоим бойким языком, осмелела настолько, что даже отказала десятому брату.
Цяохуэй молча стояла потупившись.
– Высочайшим указом Его Величество запретил устраивать пышную свадебную церемонию, – с едва заметной улыбкой проговорил четырнадцатый господин. – И символы двойного счастья тоже нельзя вешать.
Цяохуэй подняла глаза и кинула на меня изумленный взгляд, после чего снова быстро опустила голову. Испытывая смешанные чувства, я холодно улыбнулась и спросила:
– Тогда почему поместье украшено и играет музыка?
– Я не хотел, чтобы ты увидела поместье тихим и заброшенным, – улыбнулся четырнадцатый. – Поэтому устроил торжество под предлогом празднования твоего уже прошедшего дня рождения.
– Для меня это совсем не важно, – покачала головой я, улыбнувшись углом рта. – Зачем ты поступил ему наперекор? Запретил – и запретил. К чему было устраивать эти гуляния? Если кто-нибудь доложит Его Величеству, то это добавит ненужных хлопот.
Четырнадцатый господин ответил лишь тонкой улыбкой.
– Не хочешь выйти к остальным? – спросил он после краткого молчания.
Я покачала головой:
– Я хотела бы помыться и немного отдохнуть.
– Хорошо.
Он поднялся и пошел к выходу. Я проводила его до двери.
– Я знаю, что ты любишь покой и тишину, – сказал четырнадцатый. – Здесь рядом наша библиотека, и обычно там почти никого не бывает. Помимо нескольких служанок для самой простой работы вроде уборки и полива цветов, я решил приставить к тебе Чэньсян, чтобы она составила компанию Цяохуэй. Если тебе понадобится что-то, о чем я не подумал, иди прямо ко мне или скажи Чэньсян, чтобы сходила к управляющему.
Я улыбнулась и покивала. Четырнадцатый господин постоял еще немного, а затем не спеша удалился.
В комнату вошла девица лет восемнадцати-девятнадцати с овальным лицом и огромными глазами. С собой она вела двух служанок, несших кадку с водой. За ними вошли еще две молоденькие служанки со всякими мелочами для купания. Та, что вошла первой, сперва молча улыбнулась, а затем с поклоном произнесла:
– Всех благ госпоже!
Я, не привыкшая пока к этому обращению, поначалу остолбенела, а затем сказала:
– Ты Чэньсян? Выпрямись!
– Так и есть, – кивнула с улыбкой Чэньсян и тут же поклонилась Цяохуэй. – Вы, должно быть, барышня Цяохуэй? Покорной служанке Чэньсян понадобится ваш совет в случае, если она будет прислуживать госпоже недостаточно хорошо.
Цяохуэй не приняла ее поклон и тут же заставила ее выпрямиться. Помогая мне раздеться, она с улыбкой сказала:
– И где четырнадцатый господин нашел столь бойкую служанку? Улыбка такая сладкая, что того и гляди польется мед.
– Благодарю барышню за похвалу, – еще шире улыбнулась Чэньсян. – Господин отметил мой веселый нрав, потому и отправил прислуживать госпоже, чтобы та почаще улыбалась.
Не переставая говорить, она взяла корзинку и высыпала в бочку для купания цветы сирени.
– Это тоже повеление четырнадцатого господина? – с улыбкой поинтересовалась Цяохуэй.
– Верно, – ответила Чэньсян. – Господин сказал, что госпожа любит принимать ванну с лепестками всевозможных цветов, поэтому ваша покорная служанка приготовила немного.
Цяохуэй легонько подтолкнула меня, с нажимом произнеся:
– Госпожа все слышала?
– Зовите меня барышней, как раньше, – сказала я, поднявшись на ноги.
Расставив все необходимое вокруг бочки, Чэньсян сладко улыбнулась и сказала:
– Если понадобится что-нибудь еще, госпоже достаточно приказать: ваша покорная служанка будет ожидать снаружи.
С этими словами она поклонилась и, ведя остальных служанок, вышла.
– Она знает даже о том, что вы не любите, когда во время мытья рядом находится кто-то еще, – вздохнула Цяохуэй. – Ладно, я тоже пойду.
Она вышла, прикрыв за собой дверь.
Я долго с закрытыми глазами сидела в бочке, легонько поглаживая висящий на шее кулон в виде цветка магнолии. Через какое-то время все же спохватилась и торопливо закончила мытье, после чего велела Чэньсян принести еще горячей воды: Цяохуэй тоже нужно было вымыться. Цяохуэй с улыбкой отдала Чэньсян несколько распоряжений и ушла.
Присев на кровать, я неторопливо развернула узелок, который принесла Цяохуэй. Пара поношенных платьев, шкатулка с украшениями, стопка прописей и моток красного шелка с завернутой в него стрелой. Некоторое время я сидела и разглядывала эти вещи, а потом убрала их обратно и встала, собираясь найти место, куда смогу все это положить. Чэньсян поспешно открыла шкаф и, взяв у меня сверток, положила его туда.
Уже перед сном Цяохуэй, отправив Чэньсян отдыхать, присела на край постели и спросила:
– Барышня, вы же не по-настоящему выходите замуж за четырнадцатого господина, нет?
– Нет, – ответила я.
Цяохуэй озадаченно замолчала. Я взяла ее за руку и произнесла:
– Прости меня. Знаю, ты надеялась, что я по-настоящему выйду замуж и буду счастливо жить в согласии со своим супругом. Но я так и не смогла этого сделать.
– Понимает ли это Его Величество? – спросила Цяохуэй. – А четырнадцатый господин?
– Возможно, Его Величество понимает, а может, и нет, – помолчав, проговорила я. – Все зависит от того, что он думает обо мне. Четырнадцатый господин же, полагаю, все понимает.
Цяохуэй вздохнула.
– Если так барышня чувствует себя счастливой, то так тому и быть.