Стеклова АнастасияАлые воды "Карибского супа"
Глава 1. Остров Неудачников
Между Тортугой, Эспаньолой и Кубой был небольшой островок, образовавшийся на месте потухшего вулкана, который называли по имени единственного города на нём — Аматор. В честь Аматора Осерского — галлийского епископа, после смерти признанного святым. Город, полукругом опоясывающий свободное от твёрдой породы побережье, был не то чтобы большой, но всякого народа разных наций, занятий и убеждений водилось там немало. А поскольку берег у острова был очень пологий из-за наносов и кораблям никак нельзя было пристать, решено было часть города построить на сваях, чтобы потом протянуть длинные стрелки пристаней и причалов. Возле свай было неглубоко, по шею, но во время прилива часть домов подтапливало. Особо сообразительные построили себе жильё на плавучих островках, привязанных к основе канатами, но большая часть людей продолжали регулярно мочить себе ноги в не очень чистой морской воде и выметать из домов крабов, раков-отшельников и ошмётки водорослей вперемешку с илом и рыбьими костями.
Так и стал Аматор земноводным: на суше жили люди состоятельные и степенные, всякими глупостями не занимающиеся и от голода не страдающие, а в сырости и вони от того, что обычно выливали в воду, ютились неблагонадёжные и, как правило, небогатые: мелкие торгаши и ремесленники, моряки, проститутки, ветошники и просто бродяги и нищие. Встречались и разбойники, но те надолго не задерживались. Сектанты всех мастей тоже были, но как они жили — одному богу известно. Вопрос какому.
Кому повезло, те могли сдавать комнаты или наливать выпить, а то и нанимать в команду корабля и наниматься самим.
Однако ни тех, ни других в каком-нибудь европейском столичном городе за своих не признали бы: слишком грязны руки, причём во всех смыслах. Что сливки общества Аматора натворили дел, что беднота обрекла себя на беспросветное существование. Дела были разные: долги, измена родине и Короне (будь то галлийская, иберийская либо же альбионская), ересь, убийство, неудачный грабёж, подделка бумаг. Кто-то сбежал с плантации, кто-то с галер или военного флота. Девушки бежали от насильного замужества и обвинения в ведьмовстве, женщины спасали себя и детей от мужей, кредиторов и церкви. Было много погорельцев, жертв захвата городов противником, бежавших от войны в тихую гавань. Для Порт-Рояла, Бриджтауна, Маракайбо, Санто-Доминго и прочих крупных портовых городов на Карибском море эти люди были слишком не в ладах с законом и никому не друзья. Для Тортуги — слишком слабы и трусливы. Вот и нашли себе приют в Аматоре, который за глаза называли Островом Неудачников.
Нет, конечно, это не означает, что эти люди были самыми жалкими неудачниками на всём Карибском море. Работники плантаций и томящиеся в сырой темнице невинно осуждённые легко бы с ними поспорили. Наверное, дело было скорее всего в том, что люди с этого острова могли бы улучшить свою жизнь, потому что давление государства не было ни на них столь сильным и город практически не грабили. Но жизнь показывала иное.
В трактир, такой же плохенький, как и всё над водой, вошёл молодой человек. По нему сразу было видно, что он из свежеприбывших. На нём были чёрные камзол и брюки, чулки также чёрные, а на ногах вместо сапог туфли. Когда-то на его шее был большой белый воротник, но молодой человек выкинул его во время плавания.
Типичная одежда мелких кабинетных людей — простого кроя, не новая, скучная, но видно было, что хозяин обращается с ней бережно. По крайней мере, обращался — сейчас она выглядела не очень чистой. И всё же следы былой аккуратности выделяли его на фоне обитателей Аматора не меньше, чем его светлые, рыжевато-золотые волосы, которые он собирал лентой на затылке и прятал под плоской чёрной шляпой, и ясные блестящие глаза. Возможно, они блестели бы чуть меньше, если молодой человек до этого не был бы ещё в трёх трактирах и одной таверне, поскольку наступил вечер, а он прибыл ранним утром.
Молодой человек, как можно догадаться, был не меньшим неудачником, чем большинство аматорцев.
История случилась с ним интересная: был у него старший брат, а сам он младшим. Росли они в небольшим ирландском городке в семье добродушного юриста и незадачливой поэтессы, которой куда чаще приходилось беспокоиться о быте, чем о приходе музы. Младший брат тоже стал юристом, а точнее — адвокатом, а вот старший, преисполненный верой в то, что ради справедливости надо бороться, пошёл служить Короне. Он воевал на территории Галлии, Иберии, Альбиона, но справедливости так и не нашёл. Годы спустя милосердная и благодарная Корона поймала его случайно беседующего вместе с восставшими и отправила рабом на Ямайку. Хоть старший ни в чём не был виноват, в чём младший был свято уверен, суд решил иначе, и стоило сказать спасибо, что он вообще состоялся. Увы, жизнь храброго солдата оценили недорого. И чтобы вновь вернуть радость жизни безутешным родителям и восстановить справедливость не оружием, но законом, младший бросил свою контору, пересёк Атлантику и попал на ямайскую плантацию.
— Эль есть? — спросил молодой человек.
— Эля нет. — Трактирщик сощурился на незнакомца: было темно, несмотря на количество свечей, которые сильно чадили. — Ты чего, из благородных будешь?
— Ни в коем случае! — лучезарно улыбнулся молодой человек. — Господь уберёг от такой незавидной участи.
— Ну-ну, — покачал головой трактирщик. — Таких как ты хоть лопатой в навозную кучу сгребай.
— Я не такой, — всё так же с улыбкой, но уже вызывающе произнес молодой человек. — Так вы мне ничего не нальёте?
— Есть только ром, но твоему нежному цыплячьему горлышку не понравится, — огрызнулись в ответ.
— Сойдёт и это.
Пить это действительно оказалось невозможным, ещё и пришлось отдать последние деньги, отложенные на еду. Снять он сможет отнюдь не хорошую комнату, да и ту на две ночи. Но надо следовать выбранной цели, то есть заниматься тем же, чем он занимался в пяти заведениях до этого — стоять у стены и слушать.
Народ тут скрывать информацию нужным не считал, потому что обычно это не имело смысла, а потому все всё и по всякому обсуждали.
— "Распутная девка" вернулась, ей все мачты ядрами посбивали. Ой, что делается…
— Он в эту сучку, значит, свой сунул, а та возьми и ножом ему прям по…
— Я ему даю монету, он говорит "Зачем ты мне суёшь монету?", а я, чёрт возьми, говорю: "Бери, твоя монета!", а он опять: "Да на какой хрен сдалась мне твоя монета!", а я…
Не услышав ничего интересного, молодой человек переместился к противоположной стене. Там разговор действительно был интереснее: какой-то тощий крючконосый юноша, похожий на цыгана и наряженный соответствующе: голова обвязана алым платком, рубаха чёрная, вокруг бёдер широченный пояс, шаровары сизые — с хмурым видом слушал старого плешивого моряка, который рассказывал про трагичную и напрасную смерть экстравагантного галлийского пирата Бартоломью Робертса.
— Даже не думай, Бесник! Бартоломью потому и умер, что заключил договор с этим исчадьем ада, и когда не дал ей обещанного, она ему голову оторвала, а затем в рот ему его же конец засунула, в самую глотку! А чтобы другим неповадно было, одна и глаза ему выцарапала и туда же засунула! И та бестия тебе также сделает, лишь ты договор нарушишь! Нельзя верить этим тварям, слышишь? Не господь их создал, а дьявол! Они непостоянны, как ветры у мыса Горн. Или выкинь из головы эти дурацкие мысли, или не будет у тебя больше квартирмейстера, вот что я тебе напоследок скажу! — после этих слов моряк отпил из бутылки. Юноша смотрел на него насупленно, даже устало и раздражённо, однако ничего не сказал.
Промочив горло, моряк завёл ту же шарманку, повторив почти всё тоже самое, разве что добавив приукрашенных подробностей о смерти Бартоломью и добавив, что с Бесника русалка прежде кожу сдерёт, а уж потом на части растащит. Его собеседник по-прежнему молчал. Молодой человек, наблюдавший за ними, наконец не выдержал.
— Прошу прощения у господ за то, что вмешиваюсь, просто тема вашей беседы уж больно завлекательная!
Юноша уставился на него с таким видом, будто увидел сумасшедшего, пускающего слюни, а плешивый моряк, будучи уже изрядно выпившим, приветливо махнул рукой.
— Присаживайтесь, сударь, в ногах правды нет! Хе-хе, особенно когда в них суют гвозди… Ик! ой…
— Благодарю! — Молодой человек отодвинул бочку, бывшую вместо стула, и сел боком на её край.
— Я, знаете ли, весьма интересовался историей Моргана, Бартоломью и… де Граммона, конечно, — без тени сомнения соврал он, — и потому очень бы хотел узнать, кто же так… нестандартно убил одного из самых благороднейших людей.
Молодой человек рассчитывал, что уважительное отношение к пиратским авторитетам даст ему преимущество, но он ошибся. Юноша поднял голову, его тёмные глаза злобно сверкнули. И тут молодой человек понял, что ошибся дважды.
— Благороднейших? Да иди ты нахуй! Бартоломью был выблядком ничуть не лучше остальной шушеры на Тортуге и в губернаторских домах. Он возвысился только за счёт помощи от местных русалок, да и то ему не хватило мозгов сдержать своё слово. У нас в Авзонии таких пиздят. Всё, ты всё узнал, иди нахуй.
Голос был слишком мягкий и звонкий для юноши, а если учесть упоминание страны на Аппенинском полуострове…
— О, да вы авзонская морячка! Для девушки вы, пожалуй, слишком резко выраж…
Удар каблуком сапога в районе колена мгновенно прервал молодого человека.
— Не только выражаюсь. Если не хочешь себе врага, то заткнись и катись.
— Хе-хе-хе, — негромко и хрипло засмеялся плешивый. — Я и сам порой забываю, что у нашего капитана — кхе-хе! — нет яиц!
Девушка вздохнула.
— Сеньор Кхецо, я всё понимаю, годовщина, но хватит уже…
— За что ж вы так? — притворно-плаксивым голосом пожаловался нежеланный собеседник. — У меня эта коленка, между прочим, больная: я упал на неё.