Кхецо и Ламарк благоговейно замерли в молчании, но обычно не менее, а порой и более восприимчивая к деяниям сверхчеловеческих сил Бесник на этот раз грубо срезала помощника:
— Но мы-то здесь причём? Уже сто лет как продолжается это безумие, почему только сейчас? — Она задумчиво почесала нос. — Не, им явно нужно кто-то определённый, и хотелось бы, чтобы это был тот, кого и мы не любим. А следят они всё равно и за нами… Кстати да, сеньоры, эти твари могут понимать по-альбионски и по-галлийски, придётся вам вблизи фальшборта говорить со мной на моём языке.
Тут уже заметил Кхецо:
— Сопляк говорил нам о сделке. Может, это просто наши союзники охраняют нас? Бартоломью, говорили, хвастался, что сами морские дьяволы берегут его корабль.
— Хотелось бы верить… — ответила Бесник, и все четверо на некоторое время замолчали, размышляя.
Тут в наступившей тишине раздался короткий топот, как будто кто-то поскользнулся и поспешил встать на место. Бесник сделала всем остальным знак молчать, а Кхецо кивнула головой, тот осторожно поднялся, стараясь не скрипеть половицами, подкрался к двери и резко открыл её.
— Ай!
На пол верхней палубы грохнулся от удара никто иной как Мор Сопляк.
— Ах ты сухопутный уёбок! — вскричала Бесник, мгновенно очутившись перед ним. — Подслушивать решил, хуесос?! Сейчас русалкам донесёшь, о чём мы совещались?!
Морис догадывался, что ему надо как можно быстрее убедить всех в своей полезности, иначе не миновать ему плети или чего похуже.
— Это альбионский корабль, а я сам с Альбиона, мой брат был военным. Я легко смогу понять, что здесь произошло, кто был убит и как. Прошу, возьмите меня с собой, вы не пожалеете! Если меня вдруг убьют русалки, то вы точно поймёте, каких союзников у вас нет!
Бесник, на которую юнга не без тайного удовольствия смотрел снизу вверх, злобно сморщила нос, но всё же сказала:
— В первый раз прощаю. На корабль поднимаешься первым.
В шлюпку сели капитан, Ламарк, Йорек, Морис и несколько матросов включая Чайника. Остальные во главе с Кхецо остались на "Гумилитии", готовые к внезапному нападению, у некоторых были ружья. Бесник сообщила остальной команде, что на корабле люди умирают от голода и жажды, а потому не смогли пойти на контакт, но будут очень рады, если им помогут. А поскольку сердобольный Чайник посоветовал захватить с собой ящик провизии и бочонок воды, в шлюпке места не особо много и бо́льшая часть команды пусть пока подождёт.
Фрегат, к немому ужасу исследователей, был не только брошенным. Сквозь подзорную трубу просто не было видно тонкие длинные — некоторые более одного локтя — иглы, сплошняком усеявшие правый борт, из-за чего корабль стал похож на морского ёрша. Но, разумеется, целью стрелявших был не борт.
Морис в наказание за подслушивание полез первым, подтягиваясь на свесившимся вниз канате и едва не срываясь примерно каждые три метра.
— Хватит вопить, лезь быстрее, а то русалки за жопу укусят! Даже чаек напугал! — подзадоривали его снизу из шлюпки.
С трудом взобравшись на палубу, Морис некоторое время лежал лицом вниз, пытаясь восстановить силы, и тут почувствовал под пальцами что-то липкое.
Люди в шлюпке услышали громкий, переходящий в ультразвук визг.
— Надо было ему рот завязать, — проворчал Ламарк, заткнув уши пальцами, поскольку Сопляк кричал примерно четверть минуты.
— Что там, чёрт тебя еби?! — заорала ему Бесник.
Морис развернулся и выглянул из-под фальшборта вниз, лицо у него было бледным точно полотно, а глаза такими огромными, что Чайник аж икнул.
— Лезьте сюда! Клянусь, я не знаю, как это объяснять.
Объяснять действительно было бы сложновато, поскольку опыт лицезрения подобных зрелищ у Мориса был небольшой: то, что рассказывал ему брат. Собственно, теперь стало понятно, почему кружило столько чаек и бакланов: они пируют. Пируют теми, кто был готов провозгласить себя хозяевами морей.
Если здесь была битва, то она была однозначно неравной, а противник превосходил не только числом, но и жестокостью. Команда корабля: офицеры, солдаты, матросы, юнги — вся была перебита, и причём не из огнестрельного оружия, а этими страшными длинными иглами. Те, кому эти иглы попали в голову, погибли сразу. Выжившие после обстрела вступили в рукопашную схватку и были уже зарублены, причём, как заметил Ламарк, оружие было не стальным, а из более мягкого металла, возможно на основе меди. Один такой клинок застрял в теле офицера, на нём были зазубрины. Оружия подле людей не было, трупов их противников также не наблюдалось. Нападающих, очевидно, сам корабль не интересовал, они даже не постарались вывести его из строя, пусть и убили всех людей на нём. На палубе были царапины от крюков, но нет уверенности, что это были корабельные абордажные крюки: расстояние между двумя следами от пробитых отверстий было маленьким.
Большая часть этих выводов касаемо событий на верхней палубе была сделана уже после того, как Чайник упал в обморок, Бесник трижды упомянула имя господа, Ламарк схватился за голову и нервно забормотал что-то по-латыни, а Йорек поднял брови. Матросы остались внизу и после услышанного решили не подниматься.
Бесник дрожащими руками вынула трубку и закурила.
— М-мы должны понять, почему на этих людей напали и точно ли никто не выжил. — Она неровно выдохнула облачко дыма. — Ламарк, ты внимательнее осмотри снаружи, а я, Йорек и… м-м-м… Морис, да. Мы трое — вниз. Морис будет держать фонарь, и если он его уронит, не миновать ему наказания за то, что он нас подслушал.
Морис предупредительно отошёл от остальных, перегнулся через фальшборт и долго, судорожно вздрагивая, отдавал морю содержимое своего желудка. Он чувствовал себя вывернутым наизнанку, но, когда ему приходилось перешагивать через не всегда цельные трупы, идя вслед за Бесник и Йореком, хотелось вывернуться ещё раз. Чтобы хоть как-то поднять упавшее давление и вернуть себя к жизни, он начал детально предоставлять себе Артемиду Анасис без её двойного слоя туник, хотя точно не знал, что под ними может находиться.
И на нижней палубе, и в трюме, и в других частях корабля — либо никого живого, кроме крыс, вообще не наблюдалось, либо были убитые люди. Бесник заметила несколько неожиданных вещей: в наиболее удалённых уголках корабля были видны следы слизи, из трюма унесли еду, из камбуза всю посуду включая вилки, ложки, ножи и прочее, офицерские каюты были разграблены, но похитители унесли рубашки, шляпы, часы, ножи, драгоценности и металлические деньги. Ассигнации, деловые бумаги, обувь, большая часть огнестрельного оружия не была тронута. Была унесена еда, но ни воду, ни порох, ни дорогой и не очень алкоголь не тронули, последнее было особенно отрадно для команды Бесник. Причём и еда не вся: соль, специи, сухари — это осталось. А вот вяленой свинины, кур, овощей и яблок ни куска ни плода не осталось. Утащили пушечные ядра, багры и крючья, но не коснулись пушек. Вообще не коснулись ничего из того, что нельзя было унести под воду.
— Русалки, — хрипло пробормотала Бесник. — Им нужен металл и ткань.
— И поесть, — добавил Йорек.
— С последним они и так успешно справляются, — шёпотом заметил Морис.
— Ты фонарь ровнее держи, Сопляк, у тебя руки как сопли трясутся, — сказала ему в ответ на это Бесник. — В целом, нам повезло. Корабль целый, течь не дал, мачта не сломана. Думаю, мы можем перевести команду сюда и взять "Гумилитию" на буксир.
— Чего?! — одновременно сказали Йорек и Морис, только Йорек спокойно, а Морис вскрикнул.
Бесник с удивлением воззрилась на них.
— Господь даровал нам корабль, а вы хотите его бросить? "Гумилития" фрегат не потянет, а если разделить команду, то никто не доплывёт, нас слишком мало. Дело за малым: избавиться от трупов. Думаю, наш дотошный извращенец уже их всех осмотрел. А нам осталось самое сладкое — капитанская каюта.
Когда они поднялись на верхнюю палубу, Ламарк и Чайник действительно заканчивали осмотр. Келд был весь бледно-зелёный и ходил с ведром, в которой канонир, орудовавший ножом, бросал, очевидно, что-то стоящее внимания, да пытался пнуть хоть какую-нибудь из птиц, но они оказывались проворнее.
— Капитан, подойдите сюда!
Бесник, перешагивая через трупы, подошла к Ламарку, Йорек остался с Морисом.
— Нападавшие, — начал Ламарк, — были никем иным как…
— Русалками, — договорила Бесник. — Это я уже понял.
— Что-то мне подсказывает, что не все русалки на одно лицо. В смысле, они разные и, видимо, и друг с другом враждуют. Смотрите!
Он вынул из ведра отрубленную кисть руки. Ладонь была широкая, с тонкими длинными пальцами, стянутыми перепонкой. На запястье был след татуировки: рыжеватый контур животного, похожего на тюленя.
— Вот, видите ламантина на запястье? А у нашего Сопляка, вы говорили, на запястье трезубец. Я вот ещё что нашёл.
Бесник внимательно пощупала цепочку.
— У Сопляка такая же, только попроще. Он её на крест выменял, безбожник хуев.
Ламарк кивнул.
— Похоже, одна группа русалок — та, что с ламантином — напала на корабль, всех людей поперебила и стала грабить. А затем уже на них напали трезубцы и часть добра утащили. В одном месте монеты были разбросаны, а рядом кошель рваный лежал.
— Значит, наши враги — ламантины… — проговорила Бесник. — У них иглы и ножи-пилы…
— У трезубцев тоже иглы, только другие. У тех, которых больше, кончик красно-рыжим светом выкрашен, а у тех, что по палубе валяются, синим. Что трезубцы, что ламантины для нас опасны, так что вся надежда на Сопляка.
Бесник недовольно поморщилась, но кивнула.
— Нашими союзниками должны стать трезубцы. Кстати, что с трупами?
— Похоже, только со шлюпным обошлись жестоко. Да и адмирала вздёрнули скорее насмешки ради. Так ничего особенного: у кого-то вырвали печень, кого-то потехи ради изнасиловали стволами ружей, кому-то член оторвали — всё по классике. У кое-кого, правда, кишечник вытащен и брошен рядом — тоже, наверное, просто так. О! — неожиданно вспомнил Ламарк. — Зубы! Они у некоторых зубы вытащили. Не знаю зачем.