— Дак праздник у нас, надо быть счастливыми! Сегодня живы, а завтра мёртвые, дак чего бы не данцевать?
Народ одобрительно зашумел, матросы начали выпихивать Мориса на центр круга. Музыканты убыстрили ритм.
— Ну, сами напросились! — нарочито грозно сказал бывший юрист, а ныне пьяный моряк, после чего поставил бутылку, выпрямился, сцепил руки за спиной и вытянул вперёд носок…
Палуба аж вздрогнула от воплей: Сопляк, Балласт и просто сухопутная крыса Морис взял и выдал настоящую ирландскую чечётку! Правда, потом ему начало сводить стопы из-за разносившейся обуви и он перешёл на джигу. Те люди, которые день назад бранили его, смеялись над ним, теперь рукоплескали ему, и он танцевал всё быстрее, резче, сложнее, скача как козлик и прыгая так высоко, что при желании можно было заехать ногой по лицу Фила, чего Морис желал с первого часа их знакомства. Но сейчас ему не хотелось никому причинять боль, ни над кем злорадствовать, а просто двигаться, лететь, чеканить всё быстрее, вызвать всё больше восторга, быть на высоте, быть лучше их!
Этот танец он посвящает ей — самой прекрасной деве на Карибах… нет, на свете! Ах, почему она это не видит?
Когда Морис наконец остановился, тяжело дыша и чувствуя сводящую боль в икрах, он был уже звездой.
Тук-тук-тук.
Тишина.
— Капитан?
Молчание.
Снова стук, затем ещё и ещё.
Кто-то тяжело ухнул на пол.
— Зря мы её будим…
— Ну раз проснулась, значит, не вдрызг.
Щёлкнул замок, дверь в капитанскую каюту приоткрылась и на фоне мрака, освещаемого лишь последними лучами заходящими солнца, нарисовалось распухшее красноглазое лицо Бесник, которая ничего не выражающим взглядом окинула Ламарка, Йорека и Кхецо.
— Ну и нахуя мне замок на двери, если её всё равно надо открывать? — медленно произнесла она нетвёрдым голосом.
Кхецо прокашлялся и произнёс:
— Сеньор капитан, мы решили закончить праздник. Почти все сошли на берег.
Бесник распахнула дверь пошире и застыла в проёме.
— И как, они там бе… берега не попутали?
Пока трое мужчин думали над ответом, Бесник прыснула и рассмеялась на собственной же шуткой.
— Хых! Прых-хых-прыходите, хых-хых!
Она резко развернулась к столу, размашистым движением ухватила бутылку и опрокинула содержимое в рот.
— Слушай, Бесник… — начал Йорек.
Девушка развернулась.
— Чё надо, уё… уёбище бледное?
Йорек вздохнул: в таком состоянии их капитан ещё не была. Нет, она, конечно, напивалась, но ясность ума сохраняла, а теперь же она ничем не отличалась от остальных, кичащихся своей пошлостью и опущенностью, людей Карибов.
— В общем, народ разошёлся и мы всех разогнали, чтобы нас Леграны не посекли, — пояснил Ламарк.
— Хы-хих, посекли… — то ли усмехнулась, то ли икнула Бесник.
— Ребята с "Веги" и "Лукреции" отправились к себе, — продолжил канонир, а наши вслед за Сопляком в город.
— За-за каким сопляком? — искренне не поняла Бесник.
— За Морисом, — пояснил Кхецо.
— Мо-мо-морисом? Море-море-морисом? — спросила девушка сквозь глупый смех.
— Он, оказывается, замечательно ноги раздвигает, — буркнул Ламарк. — А ещё он ведь ирландец, и они наверняка загуляют так, что весь город ходить ходуном будет. Собственно, почему мы вас и растолкали.
Взгляд девушки мгновенно прояснился.
— Морис не на корабле?
— Нет, — сказал Ламарк.
Девушка подняла голову и прищурилась.
— То-о-очно?
— Точно! — гаркнул Кхецо.
— Точно Мориса нет на корабле? — повторила капитан уже твёрдым голосом, чтобы точно убедиться.
— Ни на одном, — подтвердил Йорек.
— Блядь… блядь, это плохо… — Бесник тяжело выдохнула и сжала руками голову. — Нам пиздец, сеньоры!
Мужчины вздрогнули, даже Йорек испугался.
— Что случилось, капитан?!
— Ничего, ничего! — поспешила успокоить их девушка, нелепо размахивая руками. — Просто теперь за этим проходимцем следить надо прям конкретно. Он нас со всеми мудями русалкам сдать может. Как давно они съебались?
Ламарк и Йорек переглянулись.
— Две склянки как.
— Хуёво, да простит меня господь, — Бесник перекрестилась и схватила трубку, намереваясь закурить и проветрить голову. — Ладно, денег у него нет, он точно вернётся, и хорошо бы без долгов.
— И тогда денег у него по-прежнему не будет? — уточнил Ламарк.
— Да, — вздохнула Бесник. — Не будет. И у вас тоже…
— Вы найти ваш сушеход? Имя?
В темноте Табео казался ещё более пугающим и одновременно притягательным, как ядовитая змея.
Жюльен оставил вёсла, сунул руку за пазуху и вынул сложенный лист бумаги.
— Это списки людей на двух наших кораблях. Капитаны заверили, что никто из их людей не имеет трезубца на запястье.
Табео скользнул с рифа и вынырнул возле самого борта, вытер руку об одежду Жюльена и взял листок, пытаясь прочитать.
— Я могу поднести фонарь, — предложил Жюльен, как-то забыв, что перед ним тот, кто чуть не убил его, а после этого причинил довольно много боли — и какого-то странного удовольствия. Жюльен знал, что Кристине нравилось смотреть, как умирают люди, обречённые ею на страдания; он убеждал себя, что и ему это нравится, но почему-то страдать самому понравилось больше, было в этом тоже какое-то мрачное удовлетворение. Поэтому он вернулся сюда без намерения отравить незнакомца и привезти сестре замечательнейший раздувшийся труп.
Табео сделал вид, что всё понял, хотя читать не мог. Ему просто нужен был тот, на чьём запястье был трезубец — а такой сушеход точно есть и он находится на острове.
— А ещё корабль есть?
— Есть, "Гумилития", но он пока не вернулся, хотя мы ждём его со вчерашнего дня.
— А ещё кто есть? — спросил Табео. Он решил, что у Жюльена очень много людей в подчинении, раз он брат могущественной архесы. — А мог он уплыть?
Жюльен отбил пальцами на скамье ритм "Лорренской дороги".
— Уплыть если и мог, то только в сторону одной из колоний моей страны, но ни один корабль туда не направлялся. Вообще кроме "Гумилитии" никто не покидал пределы острова. А если нужны чужаки, то один есть: мы схватили пирата, он добрался на шлюпке. На нём много татуировок, но трезубца среди них не было. Хотя если он не на руках…
Табео наклонил голову, затем быстро залез в лодку, и Жюльен почувствовал прохладу брызг морской воды, а вскоре обнаружил, что весь в слизи.
— Трезубец на запястье. — Табео приподнялся на руках, полулёжа животом вниз. — Какой пират?
— Гектор Шестёрка. Плавал то ли с Бартоломью, то ли с Киддом…
Ногти Табео тотчас впились ему в плечи, жёлтые глаза с расширенными чёрными зрачками пронзили череп вплоть до затылочной кости.
— Барто-Лому?
Сердце Жюльена бешено забилось, но лицо осталось сонным.
— Ты его знал? Твои собратья-сосёстры — кто там у вас — его укоротили сверху и снизу.
Табео прогнулся, из-за чего его взгляд слегка умерил своё пригвождающее действие.
— Не верный архесе — мёртвый. Я тоже мёртвый, если она узнает, — тихо прошипел он.
— Кто узнает? — также тихо спросил Жюльен, пока Табео одной рукой залез ему под рубашку.
— Артеми-и-ида… — выдохнул водный юноша в самое ухо прежде, чем прикусить его.
— А что твоя Артемида? Это же та королева, против которой ты воюешь? — уточнил Жюльен, пытаясь понять, замораживается у него всё внутри или наоборот разогревается.
Табео отстранился, присел на вторую половину хвоста и снял с себя свою тунику. Собственно, это Жюльен уже видел: следы зубов, шрамы от тонкого лезвия, идущие наискось через грудь и живот прямо по жаберным прорезям, сходящие большие синяки. Его избивали, кусали и резали, это понятно, и теперь он срывается на тех, кого считает ниже себя, то есть на людей суши. Почти как сестра с отцом.
— Это меня любит Артемида, — пояснил Табео. — Она думает, я её шпион в стае клана-врага, но я в клане Трихехо, я клан Триви, родня Тиро!
— Тиро… — повторил Жюльен. — То есть ты не эти… трезубцы?
— Я никогда не буду тем, чьё имя вызывает лишь горе, — прорычал Табео, снова наползая на Жюльена.
— Слушай, горе, — ленивым безразличным голосом сказал Легран. — У меня нет ничего нового для тебя, а находиться здесь долго мне ни к чему. Я нужен тебе живым, если тебе нужно имя, так что сначала сообщи всё, что требуется, а уже потом пытайся меня съесть.
Зрачки Табео расширились ещё сильнее, он весь подобрался, кончик языка высунулся, точно у рептилии. Жюльен моргнул на моменте, когда он прыгнул.
Шлюпка закачалась взад-вперёд, спина аж хрустнула от удара об доски, но боль тут же перебила волна жара снизу. Жюльен даже не успел ничего увидеть, кроме клочка ночного неба, которое тут же заслонили бордовые волосы, а в его рот проник очень мокрый длинный язык. Эта тварь забыла, что он может дышать только через рот и нос, иначе не держала бы так его челюсти. К счастью, Табео быстро переместился возиться ниже.
Отпустить своё сознание за пределы тела, презреть осязательные ощущения и просто наблюдать, позволяя другому дёргать тебя за нити и говорить твоими устами — по сути, Жюльен слишком часто так делал в последнее время, и теперь просто лежал, не сопротивлялся и ничего не чувствовал, изредка проверяя, не отгрызли ли ему случайно, допустим, ногу.
— Только найди мне человека, — сказал на прощание Табео. — А дальше держись от Артемиды далеко. Сушеходы не требуется воевать с нами или против нас, это дело только наше.
"Тогда зачем вы позволяете узнавать вас, зачем говорите с нами и пытаетесь любить?" — хотел ответить Жюльен, но промолчал.
Вот же разгорячённые, а ведь в воде живут. Да такой или такая и самого крепкого моряка либо высушит, либо забьёт. А всё ж лучше иберийцев… Жюльен так и не понял, как именно это произошло тогда, многие годы назад, потому что сестра увела его в чужой дом, где он спрятался под стол, а она смотрела в окно из-за шторы, и её плечики сильно дрожали, и так продолжалось бесконечно, пока женский крик, переходивший в визг, не сорвался. Затем дом занялся пожаром, комната наполнилась дымом, в прихожей послышались пьяные вопли обезумевших корсаров, и им, детям, снова пришлось уходить. И долго ещё Кристина носила это потемневшее от сажи платьице с обгоревшим подолом.