— А если союзники отступят, — продолжила Кристина, — то мы их подорвём. И позаботимся о том, чтобы все узнали, как храбры альбионцы и честные поданные короля Галлийского, иначе говоря — жополизы.
Все промолчали, кто-то из одобрения, кто-то ничего не понял, кто-то и не слушал.
Гектор снял половину колоды, перемешал её и снял с верха три карты рубашками вверх.
— По сути, на войне, которая касается всех людей на островах и побережье Карибского моря, а может, и всей Западной Атлантики, воевать будем только мы, косяк русалок и особо отважные иберийцы, — проговорил он, после чего выбрал наугад одну карту, открыл её, взглянул и нахмурился. — А все остальные подождут, пока мы изнеможем, чтобы войти сзади и вставить нам по самые почки. Проще говоря, мы сдохнем, а все эти альбионцы и честные галлийцы поделят море и землю. А нормальным людям вроде меня и моих ребят что-нибудь останется?
Кристина поджала губы: такого поворота она не ожидала, а Гектор по сути спрашивал с неё. Кхецо виновато кашлянул.
— Ах, да! — Гектор щёлкнул пальцами в сторону его и Бесник. — И авзонцы. Они который раз отдают жизни за Галлию, этим озабоченным праведникам что-нибудь причитается? Красивым же тоже нужно где-нибудь размножаться, а католических священников не хватает.
Бесник поперхнулась дымом, а Ламарк машинально отодвинулся от Йорека. Тот с недоумением на него посмотрел. Гектор взял другую карту, но и она его не обрадовала.
— Ну-у-у… — протянула Кристина. — Я не могу управлять альбионскими капитанами и командорами. Мне до них не добраться, к тому же они меня даже за человека не считают, не то что за женщину.
— Альбионцы предпочитают ебать селёдок на россыпях чая в мануфактурах, всё ясно, — прервал её Гектор, открыл третью карту и довольно усмехнулся. — Предлагаю нанести пару ударов и свалить, пусть русалки захуярят всех остальных.
Бесник подняла руку, прося слова. Гектор покосился на неё и удивлённо хмыкнул.
— На русалок не стоит сильно надеяться, — проговорила бывшая капитан, а ныне старпом Ринальдино. — Их королева потеряла с нами связь, которой были Морис и Чайник…
Очнувшийся Жюльен едва не упал со стула.
— …А точнее, Келд. — Бесник недоверчиво посмотрела на него. — Вдобавок между русалками нет единства, у них тоже разногласия. Поэтому я пока что принимаю план сеньориты Легран относительно нашего передвижения. Мы находимся в зависимости и не можем действовать полностью самостоятельно или отказаться действовать.
— Какая скука! — отозвался из-за угла Борис.
Кристина обернулась на него.
— На чей хуй сядешь: на альбионский или иберийский?
— На твой, — не заметил ответить тот.
Гектор, Педро и даже Жюльен засмеялись, Бесник и Ламарк неловко улыбнулись.
— Значит, на галлийский… — резюмировала Кристина. — Мне нравится.
— Мне тоже, — добил Борис.
— Ой, блядь, это судьба! — Гектор оглушительно захохотал и показал Бесник третью карту. Та аж подпрыгнула на стуле: там были изображены влюблённые, только перешедшие к более активным действиям. Почему-то художник промахнулся, и создалось впечатление, что один из неистово деятельных гермафродит.
— Какая низость: совокупились как животные в грязи, — прокомментировал Йорек, который тоже увидел изображение на гадальной карте.
— А ты лучше знаешь, камень-импотент, — иронически заметил ему Гектор, убирая карты.
— Да, — твёрдо ответил Йорек. Ламарк рядом неловко сцепил теперь уже обе здоровые руки.
— Так, ещё одна шутка и вам всем смерть от диареи! — Кристина ударила руками по столу. — Я уже поняла, что мы все здоровые люди, не поражённые грехом целомудрия, и нам очень не хотелось умирать. А для этого нам надо раскинуть мозгами и придумать, как трахнуть всех и выжить!
Гектор открыл рот, но поймал убийственный взгляд Кристины и оставил шутку про оргию при себе.
— Эти двое действительно мателоты? — спросил Гектор Бесник, когда они возвращались от Кристины на фрегат, чтобы определиться с закупкой припасов, пороха и вооружения, а также уточнить списки людей. Они шли вечерними улочками, попадавшиеся им люди осторожно и враждебно косились на них, но не трогали.
— Si. Я их лично венчала.
— Ну и дура, — заметил Гектор.
— Это ещё почему? — покосилась на него Бесник. Неделю назад она не восприняла бы ни одно слово от Гектора всерьёз, но теперь всё изменилась, и забота о будущей битве встала выше какой-либо неприязни.
— Бориска раз видел, как вы ходили на свою рыбалку и неожиданно поймали в сети иберийский шлюп… — с улыбкой начал Шестёрка.
— Он первый выстрелил, у нас не было выбора! — эмоционально возразила Бесник.
— Да похуй, вы его всё равно прикончили, — отмахнулся Гектор. — Но вас типа было мало и пушки плохенькие, всё такое. Но Бориска видел, как ваш стрелок Меткий Хуй одним выстрелом выбил штурвал и превратил эту посудину в неуправляемую деревяшку. А Неулыбчивый О́дин — или как там его — в одиночку вынес пятерых за борт. И вот, вместо того, чтобы пихаться с кем-нибудь из этих двоих ёбанных полубогов или сразу с обоими, ты вынуждаешь их пихать друг друга, чтобы они представляли на месте другого тебя?
Бесник заломила руки за спиной и опустила голову.
— Я тебя не понимаю, — соврала она.
Гектор задрал вверх голову и издал не то усмешку, не то вдох.
— На этих островах, полных шлюх и скучающих плантаторских девиц, все хотят тебя, Джулия, но ты никому не даёшь, предпочитая старого кашляющего деда. — Гектор остановился вовремя, чтобы Бесник, намеревавшаяся ударить его по щеке, промахнулась. — Ты даже того бледного рыбоглаза смогла бы разговорить, разрешив ему за честные новости про русалок приласкать языком твою промежность. — Он снова остановился, ожидая пощёчины, но Бесник пнула его по ноге. — Ты уже определись: будешь ли ты жить долго или твоя смерть наступит в близком и стремительном завтра. Если первая, то не думаешь ли ты прожить всю жизнь в одиночестве?
— А если второе? — скептически спросила Бесник.
— Тогда тем более: зачем удерживать себя от наслаждения, когда наша жизнь является сплошным страданием, которое мы по глупости своей приумножаем?
— Ты думаешь, шлюхи счастливы? — огрызнулась старпом Ринальдино. — Я приютила на "Гумилитии" одну, это самое жалкое создание на свете, в которое все кому ни лень пихают свои кривые хуи.
— Это профессия, — возразил Гектор, — это не любовь. Вас в вашей секте учили любить родину и бога, даже это ближе к настоящей любви.
— Если настоящая любовь — это как у Мориса и Артемиды, то нахуй надо, — пробормотала Бесник.
— И это не любовь, это отношения короля и народа. Один ебёт всех до разрыва кишок, а его за это любят тихо и нежно, потому что он якобы часть них. Но родина и народ — это не жопа короля. Поэтому я ебал в рот любое из королевств и государств. Даже, извини меня, твоё родное, которое послало тебя нахуй сюда, хотя ради него ты бросила родной городок и семью. Папашку там, мать, братиков-сестричек, если были. Ну, я-то не пойму, своей семьи у меня не было, но когда меня оставили цыгане, это было очень больно, да. И было бы из-за чего: ты ж людей от резни спасла. Но государству нужны не люди, им нужны стада послушных овец…
Бесник, которая шла чуть впереди и держала голову опущенной, засопела. Гектор нагнулся вперёд, чтобы посмотреть, и увидел, что по её щекам катятся слёзы.
— Ну-ну-ну, слезами короля не порешаешь, постой-ка! — Он достал из кармана не совсем чистый кружевной платок, развернул к себе Бесник и промокнул наиболее чистым из углов мокрые следы на её лице. — Так-то лучше. Если это увидят твои люди, то решат, что ты недостаточно сильный мужчина. Благо не все люди дальновидны и при этом умеют думать головой, а не головкой.
— Grazie[1], — впервые после разборки с игроками сказала ему Бесник. Они некоторое время стояли молча, пока вокруг сгущались сумерки.
— И что такое эта… твоя… — Слова застряли в горле, она резко выдохнула и опустила голову. Гектор не отрываясь смотрел на неё. — Mamma Mia, какая пошлость… Эта… il vero amore[2].
Гектор сделал вид, что не понял, а затем изобразил осознание.
— А, это! Ну, если хочешь, я могу показать.
Он медленно наклонился, поднëс руки к еë лицу и нежно коснулся всеми шестью пальцами рук обветренной, слишком грубой для девушки кожи, но всё же куда более мягкой, чем его собственная, изрезанная морской солью, песком, пылью, саблями, исколотая сеном, истёртая дешёвой тканью.
Какой же он неотёсанный, потрёпанный, разлохмаченный, и как много ещё чистого, нежного, первозданного ещё осталось в ней…
Его губы разомкнулись.
Бестник замерла, точно загипнотизированная. Он уже чувствовал, как еë дыхание касается его лица. До губ девушки оставались десятые дюйма…
— Блядь, не надо!
Бесник неожиданно и резко толкнула его в грудь и со всех ног побежала вниз по улице.
Гектор, хитро улыбаясь, смотрел ей вслед.
— Что ж, придётся приступить без прелюдий сразу к делу, — сказал он себе.
— Твоя любимая не явилась?
Морис сильно отощал за последнюю неделю, щёки у него впали, глаза ушли в глубь черепа. Его привязанность к Артемиде точно высосала из него всю жизнь. Точнее, точно Артемида сама высосала из него жизнь вместе с семенем за те многие разы, когда он лежал распростёртым на песке, или ощущал давление всепроникающей морской глубины, или стонал, привязанный за руки к пальме или деревянному столбу возле причала. Впрочем, в тот самый последний раз Артемида не рассчитала силу сжатия челюстей. Наверное, поэтому она завербовала ещё и Чайника, эту маленькую актинию, что погибла, не успев как следует раскинуть щупальца.
Он не мог понять, что уже больше не интересен ей. А она уже поняла, что у неё будет сколько угодно таких, как он, потому что способность, передававшаяся в их клане, может поставить всех сушеходов на колени.
Морис не замечал кроткое существо за своей спиной, по хрупкой спине которого мельничными жерновами прокатилась безжалостная жизнь, где место под солнцем завоёвывали хитрые и сильные, и почти всегда это были мужчины.