— Я шучу, — примирительно наклонил голову бывший юрист и расстегнул воротник. Прищуренные глаза Бесник округлились: такой ковки она не видала. — Видишь — креста нет. А я бы креста не заложил. Я не знаю, из чего эта цепочка, но похоже на платину. Будь она у меня вчера вечером, я бы не ночевал в лодке.
Бесник покачала головой.
— Крест ты, конечно, зря ей отдал. Впрочем, если господь всё ещё взирает на нас с небес, то у нас найдутся грехи и похуже. — Она перекрестилась пятью пальцами[3], бормоча молитву.
— Один из них — богохульство, — заметил Морис, сам удивляясь своему порыву злорадства. Наверное, потому что ему ужасно хотелось есть.
— Ты богохульник, потому что на тебе креста нет, и если я кому скажу, от тебя отвернутся, — огрызнулась капитан, после чего вздохнула. — Ладно, я тебя нанимаю. Давай тащи свой немытый зад за мной. О, вон и Кхецо идёт с ящиками. Ступай, помоги старику!
Морис аж охнул, когда моряк сгрузил на него свою ношу, и едва не поскользнулся на очередных грязных разбухших досках.
— Что там такое?!
— Кхе-кхе, сети, — пояснил Кхецо, держась рядом, пока они шли за Бесник. — Мы вблизи рифов ловим, а там они часто рвутся.
— Вы действительно ловите рыбу? — удивился Морис.
Кхецо и обернувшаяся Бесник посмотрели на него как на дурачка.
— Я думал, что вы переправляете опиум, гашиш и курительные травы… — виновато пробормотал новоиспечённый член команды. — Просто я не видел, чтобы кто-нибудь ел рыбу, а по дороге сюда мне рассказали, что здесь и неядовитое становится смертельным.
Кхецо хрипло засмеялся, а Бесник закатила глаза.
— Если вернусь на родину богатой и раздобуду гашиш, тебе не дам.
Морис округлил глаза.
— Ты пробовала? Ой! — Кхецо ткнул его в бок. — То есть… ты пробовал? Ай, теперь-то за что?! — Кхецо пнул его под зад.
— Ты как к капитану обращаешься, сопляк? — пояснил он. — К капитану следует обращаться с уважением и говорить "сеньор"! Ко мне, кстати, тоже.
— Как, говоришь, тебя зовут? — неожиданно спросила Бесник, уже не оборачиваясь.
— Морис О'Хилли… сеньор капитан, — Морис постарался натянуть на себя улыбку, хотя пинки от Кхецо и тяжесть ящиков не слишком благоприятствовали этому.
— Отлично! — Плечи Бесник быстро поднялись и опустились. — Будем звать тебя Мор Сопляк. Это лучше, чем Альбионский Подсосник.
Морис пробормотал что-то про "последнее дело".
— Чего-чего? — девушка обернулась, смеясь, но вряд ли от радости. — Прижмёт — придётся! А то думаешь, как, — она понизила голос, — Легран отпустил Гектора Шестёрку, хотя тот прирезал его людей и обыграл его в кости?
— Кто, кого? — не понял Морис.
Бесник присвистнула.
— Дела-а-а… Ладно, про Шестёрку ты ещё узнаешь, а Легран — твой новый папочка. Твой и мой, мы работаем на него и с его позволения. Кстати, мы уже пришли.
Морис опустил ящики и с облегчением отряхнул руки. Перед ним была небольшая двухмачтовая шхуна, мало похожая на рыболовное судно — во всяком случае у себя на родине Морис видел другие корабли, — несколько потрёпанная жизнью и как будто ободранная, точно не раз застревала между скалами. На фок-мачте устало болталась золотая окрылённая корона на белом фоне — флаг Галлии. Из одного ряда орудийных портов выглядывали дула пушек, что тоже не вязалось с рыбной ловлей. Морис сумел прочитать поблёкшее название — "Гумилития".
— Девчонка уже немолода и нуждается в бо́льшем количестве заботливых рук, — пояснила Бесник, поднимаясь на шхуну по трапу. — Не думай, что своим присутствием оказываешь нам милость: при иных обстоятельствах ноги твоей здесь бы не было.
Команда действительно была невелика и единой национальности не имела. Конечно, это были не пираты с Тортуги или Нассау, но, наверное, в приличном обществе Старого Света такая компания вряд ли бы собралась. Не все были в сборе, но Морис сходу познакомился с бывшей рабыней Хэм, обладательницы серовато-шоколадной кожи и набором больших кривых зубов, могучим скандинавцем Йореком Нерпой — единственным компетентным рыбаком, и юнгой Келдом с Ютландского полуострова, у которого было прозвище Чайник. Были и другие люди, но они не посчитали нужным знакомиться с сухопутной крысой, которая вообразила, что может плавать. Пусть даже эта крыса благодушно им улыбалась.
Кхецо записал новичка в бортовой журнал и провёл краткий экскурс по "Гумилитии", в ходе которого Морис постоянно бился руками, ногами и головой о проёмы, потолки, пороги и другие части корпуса, не говоря уже о постоянной игрой с такелажем в "кто устоит на месте". Бывший юрист добирался на больших кораблях, где ему не приходилось подробно исследовать их внутренности, так что происходящее было ему в новинку. Что, собственно, ещё больше оттолкнуло от него не представившихся ему людей.
У Мориса оставалась куча вопросов, но Кхецо дал команду "вольно" и отправился вместе с Бесник по другим делам. Чувствуя себя бесполезным и ненужным, новоиспеченный юнга (Кхецо сказал, что в матросы Сопляк не годится) занял денег у Йорека и отправился на берег купить себе наконец-то поесть.
Лёжа на неудобном гамаке в сыром мраке трюма вместе с десятком-другим незнакомых мужчин разных возрастов, слыша храпы, сопения и местами газогенерирование, обоняя ароматы перегара, тухлой рыбы и немытого тела, чувствуя на себе чьи-то недоброжелательные и насмешливые взгляды, Морис думал, что русалки обошлись с ним, наверное, даже человечнее, чем "земноводные" люди: он явился к ним нагло, не зная языка и манер, затем неожиданно излил душу, а они не только не прогнали его, но даже посочувствовали. И эта Артемида… Право, сначала она напугала его своим внешним видом, когда приблизилась, но теперь, рисуя на чёрном холсте потолка её образ свечением моря, Морис находил её прекраснейшим, неземным созданием, дочерью древних богинь. Её бледная кожа со светлыми пятнами, чуть суженные и совсем немного выпученные глаза, наполненные бездонной синевой, похожие на штормовые волны волосы… И эти руки… Они такие тонкие, несмотря на длину, и нежные, и изящные, точно их призвал к жизни из мрамора сам Микеланджело. А голос… У Бесник просто отвратительное хрипение вместо голоса, из её рта изливается вонючая тёмная жижа вместо слов. А Артемида несёт свой голос ветром над волнами, свистом ласточек над берегом, клубящимся дымком от лучины… Морис считал свою мать самой утончённой и красивой из женщин, но по сравнению с Артемидой она казалась чем-то бледным, неясным…
Конечно, от этой морской королевы явно веет чьим-то дьявольским, но разве не влюблялись мужчины в ведьм? Да и какая разница: он здесь на богом забытом острове, среди самых отвратительных людей, под началом какой-то гнусной девки из порта — тут и любовь демоницы покажется благословением ангелов.
— Эй, Мор! Мор, ты спишь? — послышался возле уха громкий шёпот.
— А? — Морис с трудом разлепил глаза. Только удалось заснуть, а тут опять будят. Снова пинком выгонять?
— Это я, Келд. Все заснули, дак давай выйдем на верхнюю палубу и поговорим, хорошо? — сказали уже потише, затем добавили виновато. — Прости, что разбудил. Не хотел при всех.
Свежий морской воздух приятно очищал от дурных мыслей. Морис упёрся руками о фальшборт и вдохнул полной грудью. На несколько мгновений ему показалось, что нет вокруг него никаких Карибов, а он у себя, на родине, стоит на берегу залива. Учёба кончилась, скоро он начнёт свою службу закону, а брат недавно прислал письмишко. Пишет, что всё хорошо, в плен не попал, вот только стрелять нечем и придётся отступать, но "где наша не пропадала".
Из воспоминаний его вывел Келд. Это был тощий костлявый рыжий мальчишка, с крупными кляксами веснушек по всему телу, точно с него никогда не отмывался мокрый песок. Два выдающихся передних зуба придавали ему сходство с недоедающей нутрией. Насколько Морис понял, всеобщей любовью и уважением Келд явно не пользовался. И они с ним теперь на одной ступени…
— Я смотрю, ты морское дело не знаешь и даже брамселя от кливера не отличишь, — забормотал он. — Но это не дак страшно, я тоже это всё плохо знаю. А капитан Бесник злой, кричит на меня и бьёт иногда. Ему под горячую руку лучше не попадаться, ей-же-ей, больно будет ого-го как! Поэтому никогда с ним не спорь. Раз он приказал Филу плетей мне задать, так я потом два дни отлёживался и неделю хромал! Дак-то обычно линьком[4] бьёт, но, как грится, кто линька не отведал, тот в море не бывал. — Келд трещал, но Мориса потянуло в сон, и половину монолога он пропустил мимо ушей. Какая разница, в самом деле, за что и чем его будут бить, если бить всё равно будут? Вдобавок собеседник говорил с сильным акцентом, а временами его и вовсе заносило на неизвестный Морису язык.
— …Короче, — подытожил Чайник, — надо смотреть в оба и не зевать. И учиться ещё. Ты же вроде учёный, читать-писать там умеешь, а Бесник, говорят, с ошибками часто пишет, и сеньор Кхецо тоже, дак ты мягко намекни, что ты, мол, грамотный, авось не станут бить и хорошо устроишься.
Морис до этого смотрел вдаль, но теперь обернулся на Келда.
— Извини, мне непонятно, зачем ты мне всё это рассказываешь? Вижу, хочешь помочь, только здесь никто просто так ничего не делает, а с меня взять нечего, один долг у меня уже есть.
Келд удивлённо поморгал.
— Дак это… долг мой же! Я же до этого самый младший тут был, теперь ты самый младший, я вот тебе и помогаю. Дак, значит, принято. Но Бесник хороший капитан, хоть и злой. Мы в засаду ни разу не попали и к нашему горлу, значит, ножи не представили ещё. И-извини, я… это… на гальюн того…
Келд хотел побежать, но Морис поймал его за руку.
— Не спеши, не описаешься. Ты лучше мне скажи: действительно капитана Бесника мужчиной считаешь или по привычке говоришь.
Чайник аж засмеялся, отчего едва не испортил предсказание Мориса.
— Конечно, капитан Бесник мужик! А что ему бубенцы срезали, дак здесь и не такое бывает, здесь целиком отрезают. Слыхал, что сталось с Бартоломью? Дак ему и вовсе оторвали, во! Ты не переживай только, всё будет хорошо, я тебе помогу, но не сейчас! — и Келд поспешно вырвался и убежал в сторону пункта назначения.