Сидевший все это время молча Сиамский Трагик открыл глаза и, увидев Кошку на коленях литератора, громко заявил:
– Продажная шлюха!
За эти слова Трагик был также выдворен из кабачка, но по дороге артист прихватил бутылку, за которую великодушно расплатился Меховский, сказав:
– Не браните его, Буль. Кот действительно когда-то был неплохим героем-любовником…
Своим поступком Меховский добился комплимента от Кошки Легкого Поведения, которая назвала его щедрым животным. Судириус, наблюдавший все события в кабачке из своего укрытия, исчез вслед за Сиамским Трагиком.
Наш поэт нагнал Брыся и Трагика, когда те, обнявшись и потягивая из бутылки, брели по переулку. Коты ругали Буля словами, которые трудно перевести на человеческий язык. Потом облизывали друг друга. Каждый превозносил талант собутыльника. Судириус держался на почтительном расстоянии, не выпуская из виду котов. Когда бутылка опустела, Трагик, долизав последние капли, разбил ее о стену. Из окон высунулись разбуженные животные. Коты, поняв, что им могут наломать кости, припустили. Но ноги у них заплетались, и Судириус без труда сохранил необходимую для наблюдения дистанцию. Коты хотели выпить еще. Для этой цели стучали в двери своих знакомых. Но везде получали отказ. А в одном месте им пришлось катиться кубарем с лестницы. Коты забились в подвал, заваленный пустыми коробками. Дальше идти им было некуда. Тогда Сиамский Трагик забрался на пустой ящик и, икнув, проговорил:
– Мы с тобой выше этой собачьей толпы. За это нас гонят! Превосходство наше скоты не прощают! Когда я играл первого зверя-любовника, мне сливки – в постель… А теперь им подавай психологического актера! Пафос в высоком зверином смысле… Дай я тебя оближу, друг мой однопородный!
Брысь тем временем успел задремать. Трагик слез с ящика и, далеко высунув язык, пытался лизнуть спящего Брыся. Брысь проснулся, страшно заорал. Трагик успокоил Брыся, потом Брысь успокоил Трагика. Судириус, наблюдая эту сцену, подумал, что, хотя он совершенно чужд теориям превосходства одного вида над другим, все же благодарен природе, что создан мышью. Мыши не потребляли спиртного и, несмотря на множество отрицательных черт, не могли вызвать подобного омерзения. А коты, между тем, пришли к идее самоубийства. Идея принадлежала Трагику. Она родилась в конце очередного монолога, часть из которого автору хочется здесь привести:
– Брысь! Нам незачем жить в этот жалкий век! Посмотри во что превратились кошки! Лижутся с бульдогами! Вешаются на шею бобрам! Где чистая невинная кошка!? Я вас спрашиваю!
Тут Трагик не удержался и упал с ящика, но нашел в себе силы снова залезть на него. Судириусу это понравилось. Он отметил, что пьяный кот не совсем потерял ловкость, присущую его породе. Для замысла Судириуса это имело особый смысл. А Трагик продолжал вопрошать:
– Где чистота звериных отношений!? Где высокая звериная мораль!?
Трагик требовал ответа у Брыся, с силой потрясая его.
– Все пошло собакам под хвост… – ответил Брысь и хотел опять задремать, но Сиамский Трагик не дал ему такой возможности. Он ударил Брыся по плечу и предложил:
– Давай покончим жизнь самоубийством в знак протеста! Покончим в одной петле! Это будет шекспировский конец!
Брысю идея самоубийства мало улыбалась, но чтобы не огорчать собрата по несчастью, заметил:
– Для повешения нужно иметь веревку…
Сиамский Трагик щедро предложил для этой цели свой зеленый бант с тем, чтобы Брысь повесился первым, а он после. Брысь был уже согласен на все, только желал перед смертью откушать живую рыбку. Живая рыбка много лет являлась самым вожделенным лакомством кота. Спор насчет условий самоубийства становился все жарче. Судириус решил: настало время действовать. Не вылезая из-под ящика, на котором сидел Сиамский Трагик, мышъ сказал котам, что не видит нужды в их трагическом конце, а может предложить кое-что получше. Заявление мыша само по себе вызвало у наших котов живой отклик. Если на выпивку им рассчитывать уже не приходилось, то закуска сама шла в лапы. Но голос они слышали, а самого мыша не видели. Коты стали водить носами, но алкоголь давно отбил у них чутье… Судириус между тем продолжал:
– Если вы поклянетесь шкурами своих матерей, что не станете меня трогать, я спасу вас.
Сиамский Трагик икнул и переспросил, чьей шкурой надо клясться? Судириус повторил. Брысь задумался. Его бедная мама умерла несколько лет назад, а потом удалось выяснить, что она не была его мамой. Сиамский Трагик вспомнил облезлую шкурку матушки и для себя решил, что такой шкурой не грех и рискнуть. Коты согласились на условия Судириуса, и тот предстал перед ними.
– Мыши! – воскликнул Сиамский Трагик. – Целых три мыши!
Брысь тоже увидел три мыши. Коты подсчитали и решили, что три и три – это шесть. Каждому по три мыши. Можно ради такого дела смело приступить к нарушению клятвы…
Судириус снова спрятался под ящик и возмущенно заявил котам:
– Вы дали клятву!
– Оттого, что мы съедим шесть мышек, – заявили коты, – шкуры наших уважаемых матерей не только не полиняют, а наоборот, станут лосниться от гордости за сыновей!
Судириус разъяснил котам, что если те даже его поймают и съедят, то завтра все равно сдохнут с голоду.
– И потом меня не шесть. У вас троится в глазах… Я – один тощий поэт.
– Один! – удивились коты.
– Да, я один. Если вы согласитесь на мое предложение, я обещаю каждый день кормить вас живой рыбой.
Брысь был в восторге от предложения, но Сиамский Трагик, встав в позу, возразил, что его не настолько волнует живая рыба, чтобы служить поганому мышу… Но и с Трагиком Судириус договорился довольно легко, пообещав ему ежедневную порцию «Валерьяка» и вновь предстал перед котами. На этот раз они вели себя благоразумно. Разговор принял деловой характер. Коты выяснили, что мышъ не живет в норке, а занимает чердак. Судириус сразу вырос в их глазах. Пригласив котов к себе, Судириус направился вперед. Коты последовали за ним, но на всякий случай приподняли пустой ящик и убедились, что мышей там действительно больше нет…
Коты брели за Судириусом, и редкие ночные прохожие с удивлением глядели им вслед, водили носами, терли глаза. Многие из них потом решили, что это действие парапсихологов и галлюцинаторов, которые в избытке развелись в городе. Когда на другой день пожилой Осел делился увиденным на работе, сослуживцы подняли его на смех. Они приписали все его ослиному воображению. Осел возмутился и больше ничего никому не рассказывал.
Дорогой читатель, если ты внимательно следишь за перипетиями нашего повествования, у тебя может возникнуть мысль, что пора бы автору рассказать, что же задумал наш герой. Зачем ему понадобилось на своей чердачной квартире, теперь даже оплаченной вперед, собрать малосимпатичных котов, вместо того, чтобы спокойно предаться своему любимому стихосложению?
Судириус решил организовать театр. Этот неожиданный замысел имел несколько причин. Виной всему Васька Блохин, по воле случая ставший предметом заботы нашего героя. Письма Блохина любимой маме, где он выдает себя за артиста, явились отправной точкой идеи поэта.
Если Блохина перекрасить из рыжего в черный цвет, он станет неузнаваем и для публики, и для блюстителей порядка. Судириус считал, что вернув краденые деньги, Блохин имеет право начать новую жизнь. Второй причиной послужила глубокая обида, нанесенная поэту Хвостаной. Судириус обязан доказать, что пишет стихи не из трусости и неумения найти работу, а по призванию сердца и души. И наконец, главное – показать всему миру, что мыши – народ не хуже других, и только стереотипы в мышлении заставляют считать их трусами и воришками. Заметьте, что все побудительные мотивы поэта благородны и не меркантильны. Но одно дело задумать, а другое – осуществить. Судириус прекрасно знал, что в период демократии театры в городе расплодились как грибы. Театры и студии, которые у животных часто назывались экспериментальными, заняли практически все пустые норы. Каких направлений только не было: психологические, пластические, музыкально-эротические, просто порнографические, психологическо-музыкальные, абсурдические и множество других.
В то время как настоящий сыр попался Судириусу на глаза всего один раз, афиши новых театров буквально заполнили все стены и тумбы. Понимал ли Судириус трудность своего предприятия? Скорее всего понимал. Неслучайно, уложив котов спать, он отправился в фундаментальную библиотеку «Ученый грызун» и просидел там всю ночь. Прочитал множество томов, рассказывающих, как делать театр. Ознакомился и с системой Станиславского, кратко переведенной на звериный язык. Данный труд его сильно увлек. Судириус понял, что главное в сценической правде – это сквозное действие. Судириус задумался. Какое сквозное действие необходимо для его котов? Двое из них артисты. Перед глазами поэта, как в замедленной съемке, встали Сиамский Трагик и Брысь. Их монологи о самоубийстве и желание иметь рыбку и «Валерьяк». И тут Судириус понял, что единственным сквозным действием для них может быть кнут. Судириус вернулся на чердак, твердо зная, что будет делать.
На следующий день чердачная квартира поэта изменилась до неузнаваемости. Коробки из-под шляп, превращенные в цирковые тумбы, заняли место в центре. Мебель раздвинута по углам. Фамильное кресло Судириуса превратилось в кресло режиссера. Судириус восседал в кресле, в руках его красовался самый настоящий кнут. Кнут не был бутафорским. Судириусу за него пришлось выложить последние гроши. На трех тумбах сидели коты. Васька Блохин, получивший две должности – актерскую и помощника режиссера – важно развалился на своей тумбе. Брысь и Трагик после попойки с трудом удерживали равновесие на двух других. Судириус объяснял котам творческую задачу. В театре подобные беседы называются застольным периодом репетиции. Но поскольку пьесу Судириус написать не успел, стол ему не требовался.