й шляпе ужинала напротив. Она пребывала в одиночестве, разложив на столике папку, и что-то деловито писала на листке.
В кармане артиста зазвонил мобильный:
– Да, я. Здравствуйте, Ирина. Спасибо за предложение но, увы, уже занят в двух сериалах. Боюсь, до конца января все забито, – Аркадий вздохнул и убрал телефон. Отказываться от роли ему всегда было обидно.
– Ты теперь нарасхват. Не забывай, что работаешь у меня. Киношек много, а театр один… – Сохновский тяжело поднялся. Вечером жара спала, но его тучное тело, словно утренняя роса, покрывали капельки пота. – Пойду лягу. После еды организм требует покоя. – И толстяк зашлепал сандалиями к отелю. Блондинистая дама, поглощенная своими записями, не подняла головы, но через несколько минут встала и подошла к Аркадию:
– Вы позволите?
– Сделайте одолжение…
Она уселась, выпрямила спину и, поправив шляпу, сложила руки, как это делают школьницы за партой:
– Я наблюдаю за вами и, не скрою, удивлена…
Смуглый лакей убрал со стола пустые тарелки и, оскалившись белоснежной улыбкой южанина, удалился.
Они остались вдвоем: Лидия Марковна Иверт, театровед не первой молодости, скрывавшая полями шляпы вечно неудовлетворенную страсть, и артист.
Аркадию Широкову исполнилось сорок шесть, и он был красив. Красив той мужской статью, которая сводит с ума женщин и не раздражает мужчин. Он знал об этом и лениво пользовался. Когда он молчал, казался умным, потому что молчал иронично. А если говорил, то пародировал кого-нибудь или рассказывал анекдоты.
Красивому мужчине легко держать позу. Внешность придает жесту значительность и маскирует отсутствие мысли и чувства.
– Продолжайте. Я вас внимательно слушаю, – он откинулся в кресле и вложил в свой взгляд немного ласки. Ровно столько, чтобы ободрить собеседницу, не давая ей расслабиться.
– Вы странный человек… – тихо, словно для себя самой продолжила Лидия Марковна.
– Все люди чем-нибудь да странные. Хотя пока не улавливаю, чем обязан вашему наблюдению, – ответил Широков и посмотрел на часы.
– Вы торопитесь? – в вопросе женщины, кроме обычной вежливости, промелькнуло разочарование.
– Да нет. Здесь особенно торопиться некуда – остров, – возразил артист. Но возразил вяло, как бы сожалея о вынужденной бездеятельности. – Вы не ответили…
– О чем? – Лидия Марковна напряглась и потеряла нить беседы.
– О моих странностях, – напомнил Аркадий, и голос его потеплел. Обсуждать свою персону ему всегда доставляло удовольствие.
– Вы не остались на голосовании. У меня, как у председателя жюри, создалось ощущение, что сама премия вас не очень интересует. Зачем вы тогда приехали? Просто погреться?
– Но почему же? Премия штука приятная. Там, кажется, даже деньги имеют место. А деньги интересуют всех, – ответил Аркадий и засветился виноватой, обезоруживающей улыбкой.
«Какой он милый!» – подумала Лидия Марковна и рассмеялась. К премии «Пьеро» помимо золоченой статуэтки действительно прилагалась тысяча долларов, но для Аркадия, который много снимался и получал за день съемки две тысячи, сумма выглядела смехотворно. Поэтому его ответ женщина восприняла как тактичную шутку. Она возглавляет жюри фестиваля «Пьеро», и он не хочет задеть ее профессиональную гордость.
– Чему вы смеетесь? – Широков придал своему красивому лицу искреннее удивление.
– Да так… Меня развеселил ваш ответ. Знаете, здесь замечательно. Но я подумала: что, если сейчас подойдет наш администратор и сообщит, что на этом прекрасном острове мне суждено провести остаток жизни?
– И вы бы повесились?
– Не знаю…
– Вы склонны к философии. Для женщины это опасное качество. Приехал же я потому, что мой директор никогда не был на Средиземном море. А театр для меня основной дом. И так далее… – признался Аркадий и еще раз виновато улыбнулся.
– Понимаю, награда не сильно повлияет на ваше благосостояние, но могу сообщить по секрету – лауреат премии «Пьеро» помимо денег получает уникальный шанс, автоматически попадая в списки голливудских продюсеров.
– Занятно, – сыграл равнодушие артист. Но времени на репетицию у него не было, поэтому сыграл фальшиво.
– Да, в Москву приезжал Джон Блейд, и мы договорились о совместной акции.
В кармане Широкова снова зазвонил мобильный. Он достал трубку, мельком взглянул на номер, проявившийся на экранчике, и, отключив аппарат, спрятал его в карман:
– Блейд приезжал в Москву?
– Да, в конце мая.
– С чего это Голливуду понадобились русские? – вяло поинтересовался Аркадий и бросил взгляд на столик, где сидела Диана. Девушки оживленно что-то обсуждали и хихикали. Он отметил точеную коленочку молодой актрисы и поспешил отвернуться – Так вы не ответили, Лидия Марковна. С каких пор Голливуд стал примечать нашего брата?
– С тех, как американцы приохотились снимать фильмы о русской мафии, – пояснила Лидия Марковна.
– Роли одноклеточных негодяев, – усмехнулся Аркадий. – Увольте. Помните Маяковского? «Я в восторге от Нью-Йорка города, но кепчонку не сдерну с виска…»
– Да, вы правы. Но они платят. Три фильма – и вы богатый человек…
– Но я не стал лауреатом, и Голливуд мне не светит…
– Результаты будут объявлены завтра… – загадочно улыбнулась дама и опять поправила шляпу.
– Ну вам, как председателю жюри, они уже известны. Или у нас все не так? Все честно – и интрига раскроется в последний момент? – Аркадий пытался удержать шутливый тон, но чтобы сохранить безразличие, пришлось воспользоваться наработками профессии.
– Не склоняйте меня к должностному преступлению, – в притворном испуге воскликнула Лидия Марковна, и румянец пробил слой пудры на ее щеках.
Диана с девочками закончила ужин и, проходя мимо их столика, лукаво посмотрела на Аркадия. Тот взял стакан сока в руку и сосредоточенно его изучал.
– Вы заметили, сегодня совсем нет ветра? – сменила тему Лидия Марковна.
– Да, сегодня полный штиль. Я плавал у самых скал, и волны вовсе не было.
– Спокойной ночи, Аркадий Владимирович.
– Вы уже собрались спать? – артист внимательно посмотрел на женщину, и она опять покраснела:
– Да, надо выспаться. Завтра трудный день. Вечером будут объявлены победители. А днем я соберу жюри. В нескольких номинациях мы не пришли к консенсусу.
– Тогда желаю вам крепкого безмятежного сна и справедливости в решении наших судеб, – улыбнулся Аркадий.
Лидия Марковна встала:
– Спасибо. Ночью не так душно, но я все равно не закрываю балкон. Жаль, что волн не слышно. В первый день дул ветерок, и волны так приятно гладили пляжи. Люблю шелест морской гальки. – Она пошла к своему столику, собрала оставленные там листки и, прихватив папку, двинулась к отелю.
Ресторан опустел. Лишь в углу продолжали кутить посланцы молодежного театра. Бесплатное вино для них являлось одним из главных достоинств фестиваля. Сумерки опускались быстро. Очертания замка, в котором и проходил театральный форум, колыхались в мареве остывающего зноя, превращаясь в мираж.
«Сам Станиславский бы припух от такого прикола! Куда ему с его системой?!» – долетел до Аркадия высокий баритон долговязого блондина в панаме.
«Бросьте, Женя. Все «измы» исчезнут, а школа МХАТА останется. Это я вам говорю, Валентин Белесых. Давайте выпьем за школу!»
Небо и море на горизонте слились в одну цельную синь. Вдали плыл лайнер, и его светящиеся иллюминаторы отражались в зеркальной глади затихших вод.
Аркадий подозвал официанта и попросил бокал коньяка. Где-то со стороны отеля донесся звонкий девичий смех. Артист вспомнил упругий животик Дианы, ее точеную коленочку. Отхлебнув коньяк, извлек из кармана бумажник. Проверил в запертом на молнию кармашке наличие упаковки презервативов, поднялся и побрел к отелю. Здание было длинным и одноэтажным. Аркадий прошел мимо балконов. Стеклянная дверь Дианы осталась открытой. Он постоял некоторое время напротив, тяжело вздохнул и зашагал дальше. Лидия Марковна занимала самый шикарный номер в центре здания. Под ее балконом росли какие-то низкие растения, смахивающие на нашу сосну, но с мягкой шелковистой хвоей. Аркадий подошел к балкону, взялся за оградку и, спортивно подтянувшись, перемахнул ее. Лидия Марковна стояла за занавеской и загадочно улыбалась. Никакой одежды, кроме соломенной шляпы, на ней не было.
Дора
Поводом для сюжета послужило реальное событие, но никакого отношения к существующим героям рассказ не имеет.
Дора сидела на своем стульчике и, с самозабвением, размазывала пальцем ноги манную кашу по скатерти.
– Трудно подождать десять минут за столом, пока я мою посуду, – возмутилась Светлана Тихоновна.
– Мамочка, но я только взял газету из прихожей… – оправдывался Исаак Михайлович.
– Тебя же просили не отлучаться!
– Мамуля, но я только на минутку…
Дора поглядывала то на него, то на хозяйку, получая явное удовольствие от перепалки супругов. Она знала, что ее простят. Уже две недели все шалости шимпанзе оставались безнаказанными. А две недели назад состоялся суд. Республика недавно вступила в Европу и закон здесь исполнялся рьяно. Новый член Европейского сообщества судил обезьяну со всей строгостью и принципиальностью цивилизованного общества. Да и как было ее не судить? Дора укусила мальчика. И не просто укусила, а чуть не отгрызла ему кончик носа.
– Ты сходил за газетой, а мне теперь отстирывать скатерть, – продолжала огорчаться хозяйка. Супруг молчал, виновато посапывая в кресле, и она обратилась к обезьяне: – Дора, как тебе не стыдно?!
Доре стыдно не было. Так приятно мазать теплую кашу по ткани. Неужели трудно постирать тряпку?! Да можно и не стирать. Скатерть с остатками каши в глазах шимпанзе выглядела куда привлекательнее, чем в крахмале. И так радостей у нее осталось немного. Все ящики, включая буфет, комод и кухонный стол хозяева давно запирали на ключ. Платяной шкаф имел запоры на большой зеркальной дверце и еще на каждом выдвижном ящике внизу. Ботинки в прихожей хранились в железном сундучке, под охраной внушительного висячего замка. Все это было несправедливо и очень скучно. И теперь они еще ее ругают за столь невинную шутку. Чтобы прекратить упреки, Дора схватила свою кружку и залпом допила сладкий чай. Чай как раз остыл, но еще не был холодный. Вылизав языком остатки сахара со дна кружки, она добыла ногой салфетку, аккуратно вытерла ею губы и запихнула в сахарницу. Потом почесала той же ногой у себя за ухом и важно спустилась со стула. Дора понимала, несколько минут надо изображать паиньку. И Светлана Тихоновна, и Исаак Михайлович станут пристально наблюдать за каждым ее шагом. Но скоро бдительность их ослабеет, и она снова получит возможность пошалить. Она давно приметила шляпку на вешалке. Хозяйка только сегодня утром достала ее из ящика комода, чтобы надеть на дневной променад. Раньше прогулки с обезьяной супруги совершали вдоль морской набережной, в центральном сквере. Но после того случая вывозили Дору в пригородный парк. Шляпка была почти совсем новая, и Дора предвкушала, как сперва искусает ее, затем помнет руками и ногами, и хорошо бы еще потом измазать шляпку в варенье. В клубничном, что стоит на верхней полке буфе