Эдж и Маверик тем временем пробили инфу по своим каналам, выясняя, не точат ли на нас зуб Гадюки. Мордекая Рик откупил и, похоже, все-таки собирается использовать его в дальнейшем. Моего же имени в общем кос-листе Гадюк не появилось. Однако это еще ни о чем не говорит. Может существовать и персональный заказ конкретному игроку, такой не отследишь. В конце концов, та троица ассасинов могла начать охоту за мной и по своей инициативе. Хорошо еще, что я никого из них не убил, иначе бы точно закусились.
В общем, желательно было перестраховаться.
Наконец, третья причина, по которой я шастал по пустыне — это квест на мастера школы Огня. Один из даров Хумаю — клык Висса, Черного василиска, я уже добыл. Коготь королевы гарпий, думаю, отыщу на дальнем западе. А вот с Лимосом, Пожирателем жизни, могут возникнуть затруднения. Как я узнал от Чан Фа, Лимос появляется с Красным самумом — колдовской песчаной бурей, хаотично блуждающей по Марракану. И, судя по форумам, она редко подходит к оазисам. Нарваться на нее куда вероятнее именно в открытой пустыне.
Бао добавил мне подробностей на этот счет. Как обычно, оказалось, что квесты эти связаны с древними легендами.
Когда-то Марракан был процветающим и живописным краем, в котором жили кинокефалы — целая раса существ, похожих на ксилаев, но с песьими, а не кошачьими головами. С ксилаями у них были сложные взаимоотношения, регулярно случались стычки и даже войны, но со временем установилось шаткое равновесие, основывающееся прежде всего на уважении к силе соперника. Кинокефалы по сравнению с ксилаями были немногочисленной, но высокоразвитой цивилизацией — искусными инженерами, магами, строителями.
Кроме того, сказывалось местоположение Марракана. За счет отдаленности его не коснулись ни события великой войны между Черными генералами, ни магические катаклизмы финальных сражений между ксилаями и алантами. Кинокефалы жили в своем относительно небольшом анклаве, в стороне от остального мира.
Как это часто бывает, то, что не разрушается от внешних воздействий, легко рассыпалось от внутренних конфликтов.
На протяжении сотен лет Марраканом правил бессмертный маг-фараон Хумай, получивший прозвище Алый феникс. Он достиг таких высот могущества, что его почитали почти как бога. В пантеоне Артара он, пожалуй, занимал одну ступень с Хануманом, а для народа кинокефалов был живым пророком — как Суань Ю для ксилаев. Правителем он был мудрым и справедливым, но со временем его все меньше интересовали мирские дела — он продолжал совершенствоваться в магии, выходя на новые горизонты.
Охраной Хумая и всего Марракана занимались священные воины — меджаи, которые играли роль и армии, и полиции, и пограничных войск. Хумай обучал лучших из них особому боевому искусству, использующему силу огня.
Однако по мере того, как маг-фараон все меньше внимания уделял мирским делам, все больше реальной власти оказывалось в руках меджаев. И однажды очередной их генерал решил, что пора свергнуть фараона. Звали его Лимос. И чтобы одолеть своего властелина, он заключил договор с Сааваром.
— Однако сила, данная Лимосу кровавым богом, обернулась проклятьем, — печально вздохнул Бао, подводя рассказ к финалу. — Проклятьем не только для мятежного генерала, но и для всего Марракана.
— Лимосу удалось убить Хумая?
— Да. Однако тот достиг уже того предела могущества, когда телесная оболочка не имеет значения. Он, как и Суань Ю, просто покинул Артар, перейдя в состояние высшего существа. В каком-то смысле Лимос даже оказал фараону услугу, ускорив движение к цели, которую тот и так преследовал.
— Что же было дальше?
— В Марракане начался хаос. Меджаи, оставшиеся верными Хумаю, сражались со своими бывшими соратниками, принявшими сторону Лимоса. Сам же генерал, опьяненный жаждой крови, дарованной ему Сааваром, постепенно терял остатки разума и даже свой первоначальный облик. Он победил. Но вряд ли победа доставила ему радость. Вряд ли он вообще что-то способен был чувствовать с тех пор, кроме неуемного голода.
Ксилай раскурил свою трубку, пустил несколько витиеватых клубов дыма и после изрядной паузы продолжил.
— Кровавые Красные самумы терзали эту некогда плодородную землю, высасывая из нее энергию жизни. Народ кинокефалов, его величественные города, храмы, чудесные сооружения, по своей хитроумности соперничающие с изобретениями алантов — все сгинуло, погребено под толстым слоем песка.
— Неужели ничего не осталось?
— Ты уже несколько дней путешествуешь по этим местам. Можешь и сам ответить на этот вопрос. Остались лишь песок, пепел и горечь. Мятежные меджаи, поддержавшие Лимоса, вслед за своим предводителем превратились в жутких песчаных демонов, ненавидящих все живое. И вместе со своим бывшим генералом до сих пор, спустя столетия, продолжают терзать земли, которые когда-то поклялись защищать.
— А гноллы? Я встречался с небольшими группками кочевников. Они очень агрессивны к чужакам, но, кажется, разумны. Может, это потомки кинокефалов?
Бао покачал головой.
— Гноллы — это гноллы. Они пришли в эти земли гораздо позднее, с севера, спасаясь от ледников, идущих из Фроствальда. Сравнивать их с могучим и мудрым народом кинокефалов — значит оскорблять его память.
— Печально, — вздохнул я.
— Прошлое Артара полно печальных и поучительных историй. Как, впрочем, и настоящее.
— Обидно, что Лимос, выходит, до сих пор жив? И шастает по пустыне вместе со своими приспешниками?
— Они все не живы в привычном понимании этого слова. Это лишь духи, тени себя прежних. Ты можешь убивать песчаных демонов, можешь убить и воплощение Лимоса, как и многие до тебя. Но это лишь на время ослабит проклятье, нависшее над Марраканом. Пройдет немного времени — и самумы снова омрачат небо, рыская по пескам в поисках новых жертв.
Бао был прав — путешествуя по пустыне, я то и дело видел на горизонте темные облака песка, поднимаемые очередной бурей. Но в эпицентр не попадал ни разу, а пресловутого Красного самума пока не видел даже издали. Но не терял надежды. Время еще есть, а на ловца, как говорится, и зверь бежит.
Все мои странствия последних дней имели и конкретную цель в виде точки на карте. Делая приличный крюк по пустыне, я постепенно приближался к Оазису Бехерета — одному из самых крупных в Марракане и самому западному на пути к Ущелью Стервятников. Здесь, согласно планам Маверика, мы обустроим опорную базу. Сюда он подтянет запасы индивидуальных менгиров, которые я затем расставлю в пустыне как опорные точки для телепортации. И отсюда же будет координировать работу разведчиков, чтобы вовремя засечь Псаммофиса. Причем сделать это нужно как можно раньше, опередив всех остальных скаутов, которые подтянутся к тому времени в Марракан.
О том, что на Псаммофиса в этот раз соберутся сразу несколько рейдов крупных гильдий, можно было узнать, даже не имея сеть осведомителей. Об этом весь Артар шумит. И пока у нас с Мавериком единственное преимущество перед гильдиями — мы точно знаем, где появится титан. Причем обычно он спавнится в северных или северо-западных районах пустыни, а в этот раз, если доверять прогнозам Анааны, придет с самого дальнего запада. Благодаря этому у нас, возможно, будет фора в день-другой. Основные силы гильдий, скорее всего, будут стекаться в Оазис Феррандиса, он в сотне с лишним километров севернее Бехерета.
До Оазиса Бехерета мне остался последний пеший переход. С юго-востока его стеной обрамляли высокие скалы песчаника, и я уже двигался по ним. Сквозь скалы вело ущелье, играющее роль торгового тракта, соединяющего Бехерет с восточной частью пустыни. Но я, как обычно, не искал легких путей, а направился прямо поверху. Даже без Зерна обезьяньей цепкости лазать по этим скалам было одно удовольствие — шершавые, слоистые, со множеством трещин и выступов, по которым можно было карабкаться наверх, как по лестнице.
Взобравшись на самую высокую точку гряды скал, я остановился ненадолго, окидывая взглядом открывшуюся картину.
А посмотреть было на что. Сверкая на солнце, будто драгоценный камень, в обрамлении скал раскинулось большое озеро с зеленоватой лазурной водой. Его опоясывал утопающий в зелени живописный город. Стены из кирпича и желтоватого песчаника, чешуя глиняной черепицы на скатах крыш, плетеные изгороди, полотняные навесы над двориками, снующие по пыльным улочкам прохожие, неспешно волочащиеся повозки, запряженные волами, порхающие в кронах пальм птицы… На контрасте с суровым ландшафтом пустыни, окружающим оазис, его красота и изобилие завораживали еще больше.
В панораме оазиса мне сразу бросилось в глаза необычное здание, возвышающееся на одном из песчаных островков посреди озера. Слишком уж оно выбивалось из общего архитектурного стиля. Массивная четырехугольная башня, выстроенная из крупных блоков отесанного камня, единственным украшением которых были крупные барельефы с изображением человеческих черепов. Почти монолит, если не считать мощных окованных ворот внизу и редких бойниц, рассеянных по всей высоте башни. Бойницы были настолько узкие, что, похоже, через них нельзя было проникнуть внутрь, даже если забраться по стене. Через крышу — тоже не вариант, там сплошная конусовидная кровля, причем металлическая, судя по отблескам на солнце. К воротам с берега ведет узкий каменный мост, последняя секция которого еще и подъемная.
Прямо-таки неприступная твердыня. Вот только расположение странное. Если бы она перекрывала дорогу в оазис — это одно дело. А тут — торчит посреди озера. Может, тюрьма какая-то? Или вход в данж? Нет, непохоже. Скорее это построено игроками. Значит, оазис контролирует какая-то гильдия? Надо будет уточнить у Маверика, он вроде обещал появиться в онлайне примерно в это время.
На одном из самых видных мест — на полуострове, выдающемся глубоко в тело озера, возвышался своеобразный памятник. Огромная четырехгранная стела великого менгира Возврата — вроде тех, что стоят в Золотой Гавани, Гараксе и других Оплотах — была разрушена. Уцелела только нижняя половина, похожая на обломок клыка.