Ударил тот, когда зашел сбоку. Резкое сближение рывком, удар плашмя выпуклым щитом, сразу следом, с разворота — размашистый шестопером. Двигался воин стремительно — куда быстрее обычного человека. Несмотря на упор в Силу, сотни три-четыре Ловкости у него наверняка было, а это уже немало — хватает, чтобы для стороннего наблюдателя движения казались неуловимо быстрыми.
Но оба удара Тэйта рассекли лишь воздух. Мне даже Хвост ящерицы не понадобился — я ушел с линии атаки плавными экономными движениями и двумя широкими шагами разорвал дистанцию. Время для меня приобрело рваный ритм — в моменты атак противника оно будто бы сжималось, замедлялось так, что окружавшие меня звуки растягивались и становились на пару тонов ниже.
Я изучал этот вопрос, пока находился в вынужденном отпуске. Все эти замедления времени — вовсе не глюки. Сама игра таким образом реализует преимущество игрока в скорости, увеличивая для него коэффициент пси-форсажа во время боя. Говорят, у игроков, раскачавших Ловкость до четырехзначных чисел, этот эффект вообще длится большую часть боя, а не только в ключевые моменты. С их точки зрения противники начинают двигаться как в замедленном повторе. И чем больше разница в показателях Ловкости — тем больше замедляются враги. Точнее, они-то двигаются как обычно. Это ловкач ускоряется.
Коротким встречным ударом посоха я отбил шестопер, оголовок которого устремился мне в колено, тут же другим концом ударил Тэйта в плечо.
Гулкий звон щита и почти сразу же — резкое самопроизвольное движение тела, будто кто-то дернул в сторону. Сработало зерно Морской саламандры, спасая меня от неожиданного пинка по голени. Не давая мне и секунды передышки, Тэйт бросился в атаку, и уйти от ударов мне удалось, только врубив Хвост ящерицы и резко разорвав дистанцию. Но бородач все же разок успел достать меня ребром щита по спине. Вспышка боли пронзила меня вдоль хребта, будто разряд тока.
Зар-раза! А он хорош…
Мы закружились вокруг центра арены, настороженно сгорбившись и глядя друг на друга. Сошлись, обменявшись серией ударов, и снова отпрянули, будто обожглись. И снова. И снова. Начался этакий танец, каждое па которого грозило раздробленной конечностью.
Я быстро понял, что легкой победы не получится. Я быстрее Тэйта, плюс у меня есть пара финтов, усиливающих это преимущество. Но на его стороне тоже кое-что существенное. Опыт и безупречная техника владения оружием. Внешность обманчива — это не перекачанный дуболом, который только и умеет, что махать во все стороны дубиной. Все атаки его были хирургически точны, и в бою он использовал массу приемов и хитростей. Он бил и булавой, и щитом, и ногами, бросал горсти песка, зачерпывая их носком сапога, финтил, перекатывался, пытался войти в клинч. Все же мои встречные атаки неизменно разбивались о его глухую защиту — он блокировал удары щитом и закованными в железо предплечьями.
И бил при каждом удобном случае. Бил больно. Меня спасала только природная броня, защищающая тело не хуже стального доспеха. А также то, что атаки приходились вскользь, оставляя лишь ссадины и кровоподтеки. Но если пропущу прямой удар куда-нибудь в колено — это будет конец. Этот бой — из тех, что длится до первой серьезной ошибки одного из участников.
Через пару минут пришлось признать — если бы не моя скорость, этот здоровяк меня бы давно втоптал в песок. Сохранять спокойствие было все сложнее — злость и азарт битвы захлестывали, и к ним все сильнее примешивался страх. С огромным трудом я сдерживался, чтобы не врубить что-нибудь мощное и не прикончить бородача одним махом. Это будет неспортивно. А я должен уделать его без всяких хитростей.
Почему должен — я не задумывался. По сути, этот бой ничего для меня не решал, я мог бы выйти из него в любой момент, и плевать мне на то, что подумает Турок и его братия. Но такой вариант я даже не рассматривал.
В конце концов, я и проиграть мог, ничего не потеряв. Но этой мысли я тоже не допускал. Не могу я проиграть! Не могу. Просто не имею права. Я, черт возьми, Мангуст, без пяти минут мастер пяти стихий!
И еще — пусть и бывший, но Стальной пес.
Будь как дерево. Когда нужно — гибок, когда нужно — крепок. Пробивайся к цели настойчиво, как саженец, прорастающий сквозь трещину в камне.
Помимо скорости, у меня все же было еще одно преимущество. Боевой посох намного длиннее булавы, удары его тоже увесистее, чем у одноручного оружия. Если бы не хорошая фора в Силе, Тэйт вообще с трудом бы парировал мои удары.
Я оттянул противника на себя, намеренно делая мелкую ошибку и раскрываясь. Едва он заглотил наживку — контратаковал, подстегивая себя Всплеском. Посох тяжело гудел, рассекая воздух, и двигался так быстро, что я сам его едва видел. Несколько ударов Тэйт заблокировал, но сила их была такова, что он невольно начал пятиться.
А потом ошибся. Один раз, но этого было достаточно.
Окованный сталью конец посоха врубился прямиком ему в голову, отшвыривая здоровяка назад так, что он плашмя шлепнулся на песок. Шлем отлетел в сторону, сам Тэйт распластался на арене, как морская звезда. Я даже на мгновение подумал, что над ним сейчас взлетит сфера Ци. Неужели переборщил? Удар был, конечно, силен, но все же это обычный удар, без вложений чистой Ци. Будь это Хлещущая ветвь, пожалуй, и голову могло оторвать.
С края Ямы в бойца ударило сразу два луча зеленоватого света. Хилы. Звенящий звук целительных заклинаний утонул в возбужденном гуле толпы.
Первым мое имя выкрикнул один из неписей — темнокожий паренек-подросток в огромном тюрбане, кажущемся непропорционально большим по сравнению с его тонкой шеей.
— Мангуст!
— Мангуст! — подхватили с другой стороны Ямы, потом снова и снова. Через несколько секунд вся небольшая толпа, окружающая арену, скандировала мое имя.
Я покружился на месте, поворачиваясь к зрителям. Черт возьми, а это приятно! В такие моменты начинаешь понимать, что люди находят в гладиаторских боях.
Тэйт, наконец, поднялся, ошеломленно мотая головой. Взгляд у него был шальной, руки безвольно болтались вдоль туловища, из носа двумя широкими полосками сочилась кровь. На то, чтобы прийти в себя, ему понадобилось несколько минут. К тому времени зрители понемногу успокоились, а потом и вовсе начали расходиться по своим делам. Похоже, больше боев на сегодня не намечалось.
Меня же, наоборот, будто отходняки накрыли. Сердце колотилось, руки мелко дрожали от возбуждения. Хотелось драться дальше, и я с трудом сохранял спокойствие.
— А неплохо, черт возьми! — прогудел бородач, пожимая мне руку по-римски — стискивая не ладонь, а запястье. — Честно говоря, я не думал, что ты столько продержишься. А уж что сможешь меня вырубить — вообще не предполагал.
Говорил он без злости, с толикой искреннего восхищения, и я невольно проникся к нему симпатией. Другой бы, проиграв, зло затаил или пытался бы оправдываться. Но этот умел ценить хорошую драку.
— Интересно, как бы сложился бой, если бы мы встретились где-нибудь в пустыне, — задумчиво проговорил Тэйт, когда мы подошли к лестнице, спускающейся по стенке Ямы. — Если бы я был в полном комплекте брони, да со своим зачарованным щитом…
— Поверь мне, все закончилось бы гораздо быстрее, — улыбнулся я.
И, не удержавшись, полоснул Адамантовыми когтями по каменному столбу на краю арены.
Я уже выбрался из Ямы, обнял подоспевшую ко мне Эдж и пожал руку Корреосу, принимая поздравления, а Тэйт все еще торчал внизу, таращась на медленно остывающие борозды с гаснущими алыми краями, пересекающие каменный столб размашистым росчерком.
Позвякивая многочисленными украшениями на золоченых доспехах, ко мне подошел Турок.
— Хороший бой. Тебе, конечно, просто повезло. Но, как говорится, победителей не судят.
— Ну да, ну да, — насмешливо отозвалась Эдж.
— Корреос сказал, что уже успел обсудить с вами некоторые наши… проблемы, связанные с Орденом Гарпий. И мы бы не отказались от вашей помощи. Особенно от вашей, мисс.
— Вот как? — удивилась ассасинка.
— Мы… скажем так, не в ладах с Гадюками, иначе давно бы наняли профессиональных ассасинов, чтобы выследить Гарпий. Их не так уж много, но они здорово научились скрываться в песках. На открытое противостояние они пока не идут, но постоянно жалят исподтишка, стараясь не выпускать никого за пределы оазиса. Это нужно прекратить. Думаю, достаточно будет хорошенько прищучить эту огненную девку, которая у них верховодит.
Мы с Эдж переглянулись.
— Извини, но я вынужден отказать. Я уже говорил Корреосу, что не планировал надолго задерживаться в Бехерете. Мы здесь по своим делам, так что…
— Да ладно тебе, Стас! Хватит ломаться, как девчонка! — раздался позади меня знакомый голос. — Эти Гарпии у нас уже в печенках сидят. Может, все-таки поможешь, по старой дружбе?
— Ушам своим не верю… — пробормотал я и медленно обернулся.
Вот уж воистину — Артар тесен!
Глава 10. Алый феникс
Стинга я узнал сразу — внешне он почти не изменился с тех пор, как мы виделись в прошлый раз. Разве что, судя по экипировке, окончательно повернулся на алантских артефактах. Кажется, у лучников даже отдельная ветка развития такая есть — основанная на использовании всяких технических примочек.
У ног его теперь копошился странноватый механический чудик, похожий на помесь паука и матрешки с намалеванной на морде ухмылкой от уха до уха. Питомец ни секунду не мог устоять на месте, суетливо перебирая лапами, а временами мелко дрожа. На спине, выглядывая из-за плеч, висели в специальных держателях два толстых бронзовых тубуса, сбоку я разглядел разноцветные оперения стрел, торчащие из объемистого колчана. А вот самого лука не было видно — не то он складной, не то и вовсе убран в слот быстрого доступа.
Чуть позади Стинга стоял высокий худощавый маг в длинной, до пола, мантии из черного бархата, расшитого серебристыми нитями. На широком поясе скалила зубы объемная пряжка в виде человеческого черепа, из-под полы мантии виднелись мягкие черные сапоги с загнутыми кверху носами. Молочно-белые волосы средней длины поддерживались на лбу серебряным обручем, похожим на корону. Гладко выбритое лицо с тонкими губами, крупный круглый медальон на шее…