Когда первые берберские всадники подошли на тысячу двести шагов, раздался хриплый устрашающий рев трубы-буцины. «Легионы Аквилонии вызывают на бой вас, вонючие берберские козлы, убийцы женщин и детей!» - кричала труба.
Ничего общего с тем немногочисленным племенным ополчением, что было обещано командиру джунда в качестве противника многоуважаемым амиром... Напротив берберов стояли профессиональные солдаты, явно закаленные не в одой боевой кампании: командир грамотно перегородил своими людьми узкий, не больше двухсот шагов, промежуток между опушкой густого леса и заболоченным речным берегом. Этот строй казался монолитным, и не виделось никакой возможности обойти его - а значит, предстояло атаковать его в лоб... На такое берберы были не согласны.
- Пожалуй, это работа для наших любезных сирийцев... - видя такое дело, процедил Умар ибн Али, обращаясь к своему помощнику Замиру ибн Фуаду. - Только они могут раздвинуть наконечники копий своими бронированными конями для того, чтобы вступить в бой с этими нечестивцами, препятствующими законному желанию воинов ислама брать себе все, что принадлежит неверным. А мы пока пошлем гонцов к многоуважаемому Сабиру ибн Хабибу, с сообщением о том, что враг обнаружен, и попробуем найти обходные пути. Азамат, Джамал, Рашид! - окликнул он командиров сотен. -Спешьте своих людей и разведайте лес слева от нас. Быть может, вам удастся обойти этих негодяев и напасть на них со спины.
Повинуясь своему командиру, берберские воины послушно спешились, оставив копья притороченными к седлам, после чего, с мечом в правой руке и щитом в левой, двинулись в сторону леса, значительно левее позиции недружественных незнакомцев. Вот они нестройной гурьбой скрылись за деревьями, и через некоторое время оттуда стали доноситься резкие звуки, как будто кто-то палкой часто-часто колотит по пустой деревянной колоде. Так продолжалось с четверть часа, после чего несколько берберов выскочили из леса, словно спасаясь от неведомой опасности. Но тут же они, один за другим, пали замертво, не успев отбежать от опушки и двух десятков шагов. Звуки ударов прекратились, и наступила тишина.
- Э, Замир... - растерянно произнес Умар ибн Али; его глаза изумленно расширились, - а что это было?
- Тот, кто засел в лесу, это не человек, а злой дух! - глубокомысленно вымолвил его помощник; в глазах его метался мистический страх. - Убив наших людей, он сообщает нам, что не рад незваным гостям. Туда пойдешь, обратно не вернешься. И убить его нельзя... Иншалла! Однако, те, что стоят против нас - это люди из плоти к крови, неверные, убивать которых можно и даже нужно. Но мы не будем спешить... Пусть и в самом деле начнут сирийцы, если они такие сильные и отважные, как говорят. Наш джунд и без того понес сегодня неоправданные и совершенно ненужные потери.
- Зато, - усмехнулся командир, - мы сможем разделить между собой имущество убитых, их рабов и наложниц, ибо на то тоже есть воля Аллаха!
Отбивали вылазку берберов в лес «волчицы» из ополчения. Впустив противника под сень дерев, они охватили его полукольцом, и затем открыли огонь из дробовиков и самозарядных винтовок. Воительницы с раскрашенными тактическим гримом лицами и в камуфлированной форме выглядели среди древесных стволов и ветвей бесплотными лесными духами, и это при том, что белые бурнусы превращали сарацин в отличные мишени. Один выстрел - один труп. Совсем немногим врагам удалось, обратившись в бегство, добраться до опушки, но все они пали, застреленные в спину, уже на открытой местности. Тотальная война - она такая... Впрочем, по причине спешности дела голов убитым берберам воительницы пока не отрезали, все это будет потом... если будет. Возможно, коллекцию голов выборочно пополнят только командиры, а остальных захватчиков покидают в реку без особых почестей, ибо не хотят их тут знать ни в каком виде.
Со стороны Аквилонии диспозиция была такая. На левом фланге проход через луг перекрывал полк Гая Юния. В первом ряду, с полуцилиндрическими щитами-скутумами - совсем даже не легионеры, а бывшие викинги, тоже неплохо умеющие короткими мечами резаться в тесной схватке. Второй ряд - копейщики с длинными копьями, третий - снова щитоносцы, готовые выполнить команду «тестудо», прикрывая себя и товарищей от пущенных навесом стрел. Позади всех - резерв, предназначенный, чтобы метать через головы первых трех линий дротики-пилумы и ручные гранаты, стрелять из винтовок, а в том невероятном случае, если враг все же прорвется через строй, готовый закрывать возникшие в рядах бреши. Перед строем легионеров к трем ниткам спотыкача добавили еще несколько, а пространство перед ними от пятидесяти до двухсот метров густо заминировали растяжками.
Правым флангом полк Гая Юния смыкался с позицией заставы, на которой закрепился взвод лейтенанта Авдеева. Шесть единых пулеметов и три станкача «Браунинга обеспечивали на поле боя настолько высокую плотность огня (в том числе и в направлении рубежа атаки на позиции римского полка), что на том участке было решено не только не производить минирования, но и снять спотыкач. Да и не будет кавалерия атаковать лесной массив, а пехоты у противника вовсе не оказалось. Там же находился и командно-наблюдательный пункт главного военного вождя, откуда тот собирался руководить битвой, в кои-то веки подготовленной по всем правилам тактики и фортификационной науки.
Еще дальше по опушке леса позиции для маневренной обороны занимали взводы «волчиц» Сергея-младшего, Гуга и Виктора де Леграна - они-то и устроили кровавую баню берберам, решившим прогуляться в обход основного оборонительного рубежа. Взвод лейтенанта Акимова погрузили на драккары (в ожидании приказа укрытые в заросшем кустарником устье того самого ручья, где когда-то «взяли» милисов), а взвод лейтенанта Сердюка находился на территории поселения и ожидал команды погрузиться в шаттл, чтобы совершить вертикальный охват зарвавшегося врага.
И вот к двум часам дня на поле боя вышли основные вражеские силы: еще полторы тысячи всадников легкой кавалерии, пятьсот закованных в кольчуги до самых глаз катафрактариев на конях с чешуйчатымими панцирными попонами, и пятьсот лучников на верблюдах, способных вести стрельбу на дистанции до трехсот метров. Все бросил в бой Сабир ибн Хабиб, ничего не оставил на черный день: алчность застила глаза и ему, и большинству его командиров. При виде главной части вражеского войска буцинатор еще раз протрубил насмешливый вызов (на самом деле сигнал «Приготовиться»), после чего амир рассвирепел. Брызжа слюной, он произнес:
- Дорогой Мансур, эти неверные - твои и только твои! На флангах тебя поддержат иорданские лучники, а следом пойдут доблестные берберы, рубя неверных, опрокинутых твоими людьми. Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного - вперед, на врага!
Для стороннего наблюдателя, не ведающего, что ждет воинов ислама впереди, картина выглядела грозно и впечатляюще. Катафрактарии двинулись навстречу своей смерти мелкой рысью, до поры держа свои копья вертикально. Хоть их кони были крупнее лошадей легкой кавалерии, до настоящих рыцарских дестрие им было далеко, так что поднять их в галоп с весом одоспешенного всадника и панцирной попоны было попросту невозможно. Следом за ними трусцой вперед отправились лучники на верблюдах, и последней шагом тронулась берберская кавалерия.
На той стороне еще три раза протрубил буцинатор, и римляне привели свои копья в боевое положение, уставив их остриями на приближающегося врага. А дальше два события произошли одновременно. Лучники на верблюдах навесом начали пускать свои стрелы, и конь одного из катафрак-тов зацепил копытом первую растяжку. Громыхнуло, в воздух поднялся клуб черного дыма; подорвавшийся конь, издав отчаянное ржание, повалился на бок, придавливая всадника. А дальше взрывы пошли один за другим, что, впрочем, ничуть не уменьшило решимости сирийцев довести атаку до конца. Тем временем легионеры заученно выполнили команду «тестудо», и римский строй превратился в черепаху из щитов, из-под которой тот тут, то там загремели отдельные винтовочные выстрелы.
Потеряв на растяжках до сотни всадников и коней, катафракты добрались таки до спотыкача, и тут началось самое интересное. После того, как на этом препятствии упали несколько лошадей, строй атакующих просто встал. Расчет у Андрея Викторовича был на то, что враг при сближении с четырех сотен метров поднимет своих коней в галоп, что создаст на спотыкаче кучу-малу, но сирийская панцирная кавалерия так просто не умела и не могла. При этом некоторые из закованных в кольчуги всадников после непредвиденного спешивания принялись злобно рубить протянутую в траве проволоку мечами и топорами.
И тут главному военному вождю Аквилонии стало ясно, что операция пошла не по плану. Лучники продолжали стрелять со спин верблюдов, щедро расходуя стрелы из колчанов, и нет-нет остроклювая смерть находила щель между щитами, а закованные в железо с ног до головы люди-печки шаг за шагом, причем без особых проблем, приближались к строю легионеров, частью в пешем, частью в конном порядке. Среди верблюжьих лучников тоже были потери (ибо легионеры из винтовок стреляли как раз в них), но ливень стрел не утихал. Пришло время принимать решение.
Связавшись по карманной рации с лейтенантом Акимовым, Андрей Викторович сообщил, что тому пора выступать, время пришло. Весла вспенили воду, и вот уже узкие как нож, стремительные корабли режут речную гладь. Когда на веслах свежая, не уставшая команда гребцов, они способны двигаться со скоростью до двенадцати узлов. Иорданские лучники заметили новую опасность и попытались перенести огонь на нее, но, во-первых, это была движущаяся мишень, которую не так-то просто взять на прицел, во-вторых, в ответ раздались не отдельные винтовочные выстрелы, а короткими очередями загремели шесть единых пулеметов и два десятка автоматов.
И тут же на другом фланге огнем пулеметов и автоматов ощетинились позиции взвода лейтенанта Авдеева. Пулеметной, да и автоматной пуле глубоко безразлично, есть на ее жертве доспехи или нет. Вставали на дыбы ржущие от боли кони, страшно кричали подстреленные верблюды, падали наземь с проклятьями на устах раненые всадники. И в этом беспощадном огне вражеский отряд таял как кусок льда в крутом кипятке. Огневые клещи удались в полном объеме, пусть и не совсем так, как задумывалось изначально.