Сегодня, в своем новом качестве, они стояли на поле боя в одних рядах с новыми товарищами и одержали первую победу, и это их воодушевляет. Хоть какое-то развлечение на фоне сплошной стройки, которой приходится заниматься, чтобы попросту не замерзнуть зимой. И хоть викинги по своему национальному характеру совсем не похожи на римских легионеров, и те и другие способны стойко переносить тяготы и лишения службы и яростно биться с врагом в одном строю. А это значит, что в будущем все будет хорошо: на Асгард будут нападать все новые враги, и они их всех победят, а в конце концов обретут невиданную славу героев, сражавшихся в одних рядах с богами против чудовищ из Утгарда (внешнего места, лежащего за пределами мира).
Об этом и о многом другом Гай Юний рассказывал шагавшему рядом главному военному вождю. Рим его времени тоже иногда брал на службу побежденных врагов обычно за храбрость и отвагу, проявленные в сражении. Небезызвестный Спартак, к примеру, когда первый раз попал в плен, был зачислен в легионы, дослужился до декана, и угодил в гладиаторы только после того, как дезертировал, перешел на сторону своих восставших соплеменников, а после подавления мятежа был пленен римлянами повторно. Своего соотечественника за подобный финт ушами потомки Ромула и Рема, скорее всего, казнили бы, но с варвара и взятки были гладки. Поэтому нашлись среди легионеров люди, владеющие германскими наречиями. Именно их новоиспеченный военный трибун назначил опционами (помощники и заместители центурионов) в те центурии, по которым распределили новобранцев из северян. Пусть служат и выслуживаются, ибо должность опциона - это прямой путь к карьере центуриона.
Кстати, услышав, как бывшие викинги называют их поселение, Андрей Викторович усмехнулся и сказал, что раз Аквилония - это страна Северного Ветра, то ее столица непременно должна называться Асгардом (да и по смыслу подходит, ведь в скандинавской мифологии Асы - это боги порядка, противопоставленные Ванам - богам природы). Мол, сразу, как будет полностью закончено дело с сарацинами, он непременно поставит этот вопрос на Совете Вождей. А сейчас надо рассчитать все так, чтобы подойти к вражескому лагерю в сумерках, не раньше и не позже.
Багровое местное солнце лениво клонилось к горизонту. От войска, ушедшего воевать, местное поселение не было никаких вестей. Престарелый мулла Али, оставшийся в лагере за главного, то и дело напряженно вглядывался в горизонт, ожидая увидеть гонцов, скачущих с вестью о победе, но не видел никого и ничего. Уходя в поход, Сабир ибн Хабиб оставил ему на хозяйство только две сотни воинов, дабы рабы правоверных не взбунтовались и не разбежались куда глаза глядят. Сотня всадников патрулировала лагерь по окружности, и еще сотня мелкими группами разъехалась по окрестностям в поисках хоть кого-нибудь или чего-нибудь в этой пустынной местности.
Один десяток воинов поехал обратно по следам отряда, и именно он привез страшную весть. В нескольких часах езды от того места, где должен был располагаться город аль-Бурдиль, следы обрывались как отрезанные ножом. Обратной дороги не было: все они - и воины и рабы, и правоверные и неверные - соизволением Всемогущего Аллаха были заперты в этом месте навсегда. Остальные разведчики не нашли никого и ничего - ни одного селения или даже отдельного человека. Местность эта оказалась такой пустынной, как будто тут и вовсе никогда не жили люди. И только дорога, вдоль которой ушло войско, говорила о том, что это не совсем так.
О худшем мулла не хотел даже думать, но когда не хочешь о чем-то думать, то оно лезет тебе на ум само. Проследовав вдоль этой колеи, сначала бесследно исчезли двадцать берберских всадников, преследовавших повозку с сокровищами, а потом тем же путем ушло и пропало все войско правоверных. Наверное, это пустынное заколдованное место, где есть вход, но нет выхода, является преддверием мусульманского ада Джаханнама, и обитают тут не люди, а могущественнейшие джинны, а потому горе тем несчастным, что ненароком вторгнутся в их обитель.
Заблуждаясь по поводу джиннов (если не считать малышку Дэм), мулла Али был прав в главном. Горе было с ним уже совсем рядом - оно смотрело на беспорядочное скопище палаток с опушки леса внимательными злыми глазами «волчиц» и подобно пустынному орлу кружило над правоверными и их рабами в небесной вышине, выжидая удобного момента для нападения.
Все случилось уже после вечернего намаза, когда уставшее от дневных дел солнце тяжелым раскаленным шаром укатилось за горизонт, а единственным источником света осталась полыхающая на полнеба багровая заря. Чужих воинов, вышедших по дороге из-за поворота речного русла, на фоне заката заметили не сразу, а лишь когда в поле зрения оказалась уже третья когорта, то есть батальон. Враг был пеш, но его солдат, вооруженных копьями и большими щитами, было очень много, а еще они двигались не толпой, как какое-нибудь племенное ополчение, а ровными, будто вычерченными линейкой, коробками, что возможно только для профессиональных солдат, каждый день упражняющихся в ходьбе строем. К восьмому веку христианской эры это искусство уже было повсеместно утрачено, и только византийская армия еще показывала остатки былой роскоши, хотя и туда проникла анархия. Стоять ровно на поле боя или маршировать по мощеной улице перед императором ее солдаты еще могли, а вот двигаться, не ломая рядов по не самой ровной местности, уже не умели.
В довершение всего, когда при виде врагов в сарацинском лагере поднялась невероятная суета, недружественные незнакомцы еще раз показали класс, на ходу перестроившись из походной колонны в ощетинившийся копьями строй фронта, над которым тут же затрепетало выпущенное из чехла алое знамя, ясно видное даже в неверном свете заката. Устрашающе взревела боевая труба-буци-на, и от ее хриплого голоса душа у правоверных тут же ушла в пятки. И в тот же момент на реке обнаружились три стремительно режущих воду узких черных корабля - над их мачтами тоже трепетали алые вымпелы. Немногочисленные арабские и берберские воины, оставленные на хозяйстве, впали в смятение. Собирать лагерь и бежать не было времени, сражаться при таком перевесе сил было невозможно.
К тому же воспользовавшись тем, что все внимание обитателей сарацинского лагеря было обращено на развертывающуюся шикарную военную демонстрацию в северо-восточном направлении, с юга, запада и северо-запада из лесу вышли неровные цепи «волчиц» - под перестук выстрелов они принялись без всякой пощады убивать тех, кто имел при себе оружие. Точно так же, когда будущие аквилонцы за два года до этого громили злосчастный клан Волка, они без разговоров убили всех вооруженных охотников, и потом имели дело только с некомбатантами. Отдельные всадники попытались вырваться из этого хаоса, но были хладнокровно застрелены не знающими промаха «волчицами». Никаких пулеметов, только точечная работа из винтовок и дробовиков. Мулла Али тоже взобрался на коня, но, не успев проскакать между палаток и двух десятков шагов, был сражен наповал винтовочной пулей в грудь.
Все прочие обитатели (и обитательницы) лагеря упали на землю, и лежали так в ожидании смерти, прикрыв головы руками. С их стороны это было самое разумное решение в той ситуации, когда в воздухе свистит смерть, и повсюду раздаются крики боли и отчаяния. Конечно, арабки и берберки, весьма немногочисленные в общей массе христианских пленниц-наложниц, могли бы оказать сопротивление, хотя бы зубами и ногтями, но в исламе ортодоксального толка женщина - существо не просто бесправное, но еще и не имеющая ни своей воли, ни даже мнения, а потому и повели они себя «как все». Их мужчины потерпели поражение и убиты, а потому в скором времени у них появится новый господин, который будет говорить им: «Эй, ты!» и «Пошла вон!».
К тому моменту, когда к окраине лагеря подошли легионеры, а морская пехота вместе с гребцами драккаров высадилась на речном берегу, «волчицы» уже поделали все дела, и теперь напряженно озирались в ожидании, что кто-нибудь вскочит на ноги и кинется в самоубийственную атаку. Но все было тихо. Никто никуда не шел. Щипали между палаток траву кони, ослы и верблюды, лежали на земле люди, бормоча частью христианские, а частью мусульманские молитвы, а над всем этим, взамен ушедшему за горизонт солнцу, на небосводе вставала полная багровая луна.
- Пожалуй, Серега был прав, - сказал главный военный вождь, оглядывая растерянно поднимающихся на ноги обитателей сарацинского лагеря, - по большей части мы имеем тут чисто европейские физиономии, что сильно облегчает сортировку.
- Да, - сказал Гай Юний, - такой лицо, как у тот сарацин, что мы убивали в битве, совсем мало. Но на каком языке говорить эти люди?
- В их времена Аквитания была сильно романизированной бывшей римской провинцией, - ответил Андрей Викторович. - Поэтому пусть ваши люди попробуют поговорить с ними на латыни, и если их поймут, то объяснить, что для тех, кто в прошлой жизни были рабами и наложницами, все плохое уже закончено, да и для всех прочих ничего особо страшного не предвидится, ибо мы не держим рабов и не убиваем безоружных. А на будущее, кажется, я уже знаю, кого нам сюда надо выдергивать как можно скорее, ибо принцип класть подобное к подобному никто не отменял...
4 августа 3-го года Миссии. Воскресенье. Час до полуночи, окрестности нынешнего Бордо. Полевой лагерь бывшего сарацинского отряда.
Графиня Альбофледа
Нас с дочерью поселили в здании, которое тут называют «Общежитие», в маленькой комнатке, похожей на футляр для человеков, и ее нам приходится делить с еще четырьмя девушками: тремя сестрами из благородной семьи Пирсон и их служанкой по имени Эйлин.
- Издержки быстрого роста, - перевела мне госпожа Сагари слова князя Сергия. - За последний месяц население нашей страны фактически утроилось, и в самом ближайшем будущем утроится еще раз. До наст