упления холодов мы все уладим, а пока большая часть новоприбывших вынуждена жить в палатках.
Я подумала, что бедным изгнанницам не пристало жаловаться на плохие условия, в то время когда многие не имеют и того. Наши соседки происходили из середины девятнадцатого века от Рождества Христова из далекой страны под названием Америка, расположенной по ту сторону Великого океана. Говорят они на так называемом английском наречии, чрезвычайно отличающемся как от говора франков, так и от латыни, так что общаться нам приходится на языке жестов и немногих общепонятных слов германского и латинского происхождения. Тут, где встречаются люди из самых разных времен и народов, один общий язык - не прихоть основателей этого государства, а насущная необходимость. В наше время в таком качестве использовалась латынь, но Основатели, которые тут главные, с самого начала начали внедрять в этом качестве свою русскую речь.
Младшая из сестер Пирсон по имени Сибил оказалась ровесницей моей дочери, и, несмотря на то, что их характеры очень несхожи, хочется верить, что они станут добрыми подружками. Сибил - живая и жизнерадостная девочка, которая ни минуты не может спокойно сидеть на месте, а моя Лейбовера, напротив, тиха и печальна, как и положено в тех случаях, когда теряются сами основы существования.
Все произошло совершенно неожиданно, поздно вечером, когда мы все, кроме старшей из сестер, отсутствовавшей по непонятным для меня причинам, уже собирались укладываться спать, и Эйлин помогала нам разоблачиться перед сном. Пришла сестра Ульяна из числа монахинь-бене-диктинок, также проживающих здесь, и позвала меня к князю Сергию, сказав, что сейчас я нужна местному владетелю по важному делу одна, без своей дочери. В первый момент в мою голову закра-пись было дурные мысли, но потом я вспомнила, что госпожа Сагари рассказала мне, что в личном вопросе здесь никого и ни к чему не принуждают силой или угрозами. Она тоже сначала думала, что местный князь захочет взять ее к себе еще одной женой, но все оказалось не так. Мне удивительно было узнать, что местные владетели, назначая своих людей на различные начальственные должности, не делают различия между мужчинами и женщинами. Если женщина в силу своего характера и талантов способна выполнить эту работу лучше других, то назначают именно ее, а не мужчину. Таких женщин тут называют «леди» и относятся к ним с таким же уважением, как и к начальникам-мужчинам, для которых особого названия нет.
Князь Сергий действительно звал меня только ради срочно возникшего дела. Вдвоем с падре Бонифацием они ожидали меня в трапезной на первом этаже каструма. Горел мертвенный искусственный свет, позволяя местным властителям заниматься делами хоть сутки напролет, и по лицам мужчин было видно, что они оба тоже очень устали. Но тут, как я поняла, когда происходит чрезвычайное, ничего на завтра не откладывают и не отдыхают, пока все важное не будет сделано. Другие предводители этого народа сейчас воюют с сарацинами, а князь и священник вершат важные дела здесь, в средоточии местной власти.
- Добрый вечер, леди Альбофледа, пожалуйста, садитесь, - перевел мне падре Бонифаций слова князя Сергия. - У нас к вам есть важный разговор.
- Бедная изгнанница слушает вас, - ответила я, присаживаясь на скамью. - О чем мы будем говорить?
- Во-первых, - сказал верховный властитель Аквилонии, - должен вам сообщить, что война с сарацинами закончена. Еще днем наши солдаты разгромили и уничтожили вражеское войско, а несколько часов назад нам удалось захватить и вражеский лагерь, убив последних вооруженных захватчиков. Во-вторых, с этой победой еще ничего не закончено, а напротив, все самое главное только начинается. Но сейчас я хочу спросить вас о другом. Скажите, вам доводилось заниматься делами своего графства?
- Да, - сказала я, еще не подозревая ничего дурного, - отправляясь на войну или отъезжая с поручениями нашего герцога Эда, мой супруг поручал мне руководство хозяйством и людьми, ибо управляющие лукавы и только и ждут момента, когда за ними не будет хозяйского присмотра. Но сейчас, наверное, это не имеет уже никакого значения...
- Нет, имеет, - возразил мне князь. - В захваченном лагере мы обнаружили больше десяти тысяч невооруженных людей, по большей части ваших соотечественников и соотечественниц, обращенных сарацинами в своих рабов и наложниц. Скажите, согласны ли вы возглавить этих людей, дать им надежду на лучшую жизнь и повести их за собой в ваше общее счастливое будущее?
Это предложение ошарашило меня. Как оказалось, его обращение «леди» в начале разговора было заявкой на мой будущий статус, а не формальной вежливостью или ошибкой в переводе. Вспомнила я и слова леди Сагари о том, что мое графство пришло сюда вместе со мной, и что если я делами не оправдаю своего высокого звания, то буду для этих людей ничем не лучше обычной крестьянки.
Но все равно у меня вырвалось:
- Но почему я, господин мой Сергий?
- А потому, - ответил тот, - что у нас есть принцип класть подобное к подобному. Кто, как не вы, сможете понять этих людей, вызвать у них к себе доверие, в результате чего их сопротивление непривычному должно стать минимальным? К тому же немаловажно то, что вы урожденная графиня, а значит, в глазах этих людей вполне легитимный руководитель, что сильно упрощает все дело. Чтобы мужчины, которые тоже имеются в этой толпе, не посмели вас игнорировать, мы дадим вам помощника-мужчину с командным опытом и сложной историей жизни. Этот человек сам был в рабстве у сарацин, и знает, что надо делать в подобном случае. Единственный его недостаток в том, что он происходит из другой исторической эпохи, чем вы и ваши люди, а потому не сможет их понять так же, как вы.
Я подумала, что если рядом со мной будет стоять мужчина, чья рука все время будет лежать на рукояти меча, то мое графство из безнадежного предприятия превращается в просто трудное занятие. Но мне не привыкать. Прежде, когда мой муж Берульф отъезжал по делам, такие обязанности при мне выполнял старшина телохранителей Алломунд, и все знали, чем грозит неисполнение моих распоряжений.
- Хорошо, господин мой Сергий, - сказала я, потупив глаза, - пусть будет так, как вы сказали. Но неужели среди тех людей, которые ваши солдаты захватили в сарацинском лагере, присутствуют только христианские рабы и наложницы, и нет никаких магометан женского или мужского пола?
- Насколько нам известно, - ответил властитель Аквилонии, - слуги магометанского вероисповедания имели при себе оружие, чтобы удерживать в подчинении христианских рабов, и наши солдаты при захвате лагеря убили их всех вместе с их господами. Что касается берберских и арабских женщин, считавшихся законными женами сарацинских бандитов, а также их потомства, то они составляют в общей массе абсолютное меньшинство, и разговор с ними будет отдельный - не такой, как с теми, кого мы освободили из плена. Впрочем, поскольку положение женщин в том обществе мало отличалось от положения рабынь, мы их тоже можем передать под вашу ответственность, но с одним важным условием. Воспринимайте их не как обузу или предмет для помыкания, а как несчастных, коих требуется вывести из тьмы к свету. Ведь сам ислам по своей сути совсем не плох, плохо его понимание людьми, воспринимающими свою веру как обоснование для грабежа, порабощения и убийства иноверцев. Делайте это, потому что того хочет сам Бог, который одинаково любит всех своих детей.
Я подумала и ответила:
- Хорошо, господин мой Сергий - как добрая христианка, обязанная с участием относиться ко всем несчастным, я выполню и это ваше условие.
Потом он и падре Бонифаций обменялись несколькими фразами на русском языке, после чего добрый священник сказал:
- Ну вот и все, дочь моя. Мы договорились. Поскольку люди в сарацинском лагере нуждаются в вашем руководстве немедленно, то вы не пойдете туда пешком, не поедете в повозке и даже не поскачите на лошади, а полетите по воздуху...
- По воздуху? - удивилась я. - Как птица?
- Нет, не как птица, - улыбнулся падре Бонифаций. - Вас отвезет летательный аппарат одной высокоразвитой цивилизации, люди которой тоже присоединились к нашему обществу. И, прошу вас, не пугайтесь его команды: хоть эти женщины выглядят непривычно, и даже немного устрашающе, в душе они такие же добрые люди, как вы или я. А теперь, дорогая Альбофледа, позвольте, я вас благословлю на труды праведные во имя всеобщей любви и милосердия. Да хранит Вас Господь, да не устанет ваша рука сеять разумное, доброе, вечное, да будете вы к порученным вашему попечению малым относиться строго, но справедливо. Аминь.
И вот, спустя немного времени после того разговора, я стою среди охваченных смятением людей и растерянно оглядываюсь по сторонам. На моем поясе, в знак того, что теперь я облечена доверием местного князя и могу отдавать приказы, висит то ли короткий меч односторонней заточки, то ли большой нож длиной в локоть, а рядом стоит аквилонский армейский командир, человек благородного происхождения Арно де Ланвенжен, назначенный в мои помощники. И тут же в ожидании наших распоряжений находится отряд римских солдат под командованием центуриона Витуса Альбина Кастора из Медиолана, выделенный нам в помощь супругом леди Сагари, военным трибуном Гаем Юнием.
Господин Витус Альбин жил за семьсот лет до меня, в первом веке до Рождества Христова, господин Арно де Ланвенжен происходит из времен на восемьсот лет позже моего, но тут, в этом царстве, затерянном в мире до начала времен, эти два господина знакомы и даже приятельствуют. Тут, где смешались времена и народы, это не чудо, а обычное явление. Чудо предстоит совершить мне, ибо толпа, объятая волнением и ужасом от непонимания происходящего - это совсем не то, что хотят видеть в моих соотечественниках и соплеменниках Господь и его верный слуга князь Сергий.
Я встаю ногами на большой круглый щит, раньше принадлежавший какому-то сарацинскому воину, и четверо дюжих легионеров с легкость взметывают меня на высоту своих плеч. С небес светит полная луна, и в ее серебряных лучах я хорошо видна тут всем и каждому.