Закончив дело, Шёлковый Волк, Железный Змей и Огненный Лягух провели следующие три недели, напиваясь, разгуливая по маленьким городкам и произнося речи о моральном превосходстве народа джен-теп. И конечно же, они разыскивали других медеков. Маги уже собирались возвращаться домой, когда получили известие о заблудившейся медекской девушке. Она была рыжеволосой, как худшие из медеков, и бродила по пустыне. Одинокая. Слабая. Напуганная…
– Ты обманула этих мальчиков, – говорит Энна. В её голосе слышатся жалобные нотки.
Она хочет, чтобы я разобралась в причинах – увидела мир её глазами. И глазами Дюррала. Энна хочет, чтобы я пошла по пути Бродячего Чертополоха, как это делают они.
– Никто не заставлял их нападать на меня.
– Ты устроила им засаду, – говорит Энна. – И ты уже не в первый раз так делаешь. Ты злоупотребляешь навыками, которым мы с Дюрралом тебя учим. Таланты, необходимые, чтобы помочь тебе найти свой путь, ты превращаешь в оружие. И всё ради мелкой мести джен-теп за ту боль, которую они тебе причинили.
Я начинаю ощущать на языке привкус меди – как перед боем. Я пытаюсь напомнить себе, что Энна – самый мудрый человек, какого я встречала в жизни. И она понятия не имеет, сколько самодовольства в её голосе.
– Может, это и есть мой путь, Энна? Такое не приходило тебе в голову? Триста лет джен-теп охотились на мой народ.
Я стягиваю одеяло, показывая татуировки на шее. Эти знаки – дело рук двух магов, которые использовали меня для отвратительных экспериментов. Настолько мерзких, что даже принц их собственного клана объявил эти опыты преступлением.
– Отметины мало-помалу исчезают, Фериус, – говорит Энна почти с мольбой. – С каждым днём они тускнеют, но ты продолжаешь хранить их в сердце. Цепляешься за них и за свою ненависть… Маг, который сделал это с тобой, мёртв.
– А Тёмный Сокол жив.
– С тех пор он ни разу к тебе не прикасался. Он связан договором, который Дюррал заключил с принцем клана джен-теп. Когда ты переехала жить к нам, Фериус, ты сказала, что избавишься от ненависти к этому мальчику – Тёмному Соколу, как он себя называл.
Я почёсываю один из сигилов на шее. Они больше не зудят и не обжигают, но иногда я всё равно их чешу.
– Что ж, оказывается, ненависть вернулась.
– О, Фериус, – говорит Энна. Когда она произносит моё имя, в её голосе слышится неизбывная печаль. – Разве ты не видишь, что строишь для себя тюрьму? Кем бы ни был Тёмный Сокол, он, наверное, уже отправился навстречу новой жизни. Может быть, нашёл жену. Они рано женятся, эти джен-теп. Сейчас у него, возможно, даже есть ребёнок, которого он так сильно любит, что…
– Не надо, – предостерегающе говорю я.
Слова становятся рычанием, словно я превращаюсь в бешеную собаку с пеной в пасти.
– Не делай вид, что Тёмный Сокол был каким-то запутавшимся подростком, а та шайка магов просто задурила ему голову! – Я ударяю кулаком по покрывалу. Это выглядит неубедительно и нелепо, и я злюсь ещё больше. – Он чуть не разрушил мою жизнь! Если у него есть жена, она тоже мой враг! И если у них будет ребёнок, тогда угадай, Энна, кем он станет! Этот ребёнок тоже станет…
– Кем, Фериус? Твоим врагом? Маленький мальчик или девочка? Кроха, которая никогда в жизни тебя даже не видела?
Она начинает смеяться. Это тёплый и приветливый звук.
– Над чем, чёрт побери, ты потешаешься? – резко спрашиваю я.
Она качает головой:
– Просто у меня в голове возникла забавная картинка. Ты идёшь в какой-нибудь оазис джен-теп. Ты жаждешь их крови. И вдруг видишь, что посреди оазиса стоит глупый мальчишка. Он дрожит как осиновый лист, сражаясь с другим таким же глупым мальчишкой. Эти люди вечно заставляют своих детей драться друг с другом при помощи заклинаний. Так они доказывают, что достойны стать магами. Может быть, сын Тёмного Сокола пострадает. Ему очень нужна будет помощь. И моя арта туко подсказывает, что́ ты тогда сделаешь. Знаешь, что ты сделаешь, Фериус Перфекс?
– Прекрати! – кричу я, прижимая ладони к ушам.
Я не желаю больше слышать ни слова. Я очень люблю Энну и Дюррала. Я восхищаюсь всем, что связано с аргоси. Я так хочу стать одной из них, что всё это звучит как песня внутри меня. Я знаю, что должна петь – если только смогу найти слова. Но Энна толкает меня слишком быстро и слишком далеко. Я ещё не готова быть такой, как она. Я не готова прощать.
– Фериус, – говорит Энна, – избавление от ненависти – это только первый взнос, который мы платим, чтобы стать аргоси. Потом будет ещё много чего. Если ты не можешь сделать даже первый шаг…
– Они убили старика! – кричу я ей. – Швыряли в него огонь и молнии! От того человека ничего не осталось! Никаких доказательств их преступления!
– Поэтому ты переломала им руки. Так, что они никогда не заживут должным образом.
Я знаю, что не должна этого делать, но не могу остановиться. Я улыбаюсь своей приёмной матери, которую я обожаю и уважаю больше всех в мире. Даже больше Дюррала. Будь он здесь, его наверняка оттолкнуло бы выражение дикого злорадства на моём лице. И я делаю всё ещё хуже, когда продолжаю, передразнивая его усмешку:
– Нельзя творить заклинания, если у тебя нет пальцев.
Энна поворачивается и идёт к выходу из комнаты. И я на миг испытываю облегчение.
Знаю: я сказала то, что не должна была говорить. И я знаю – уже сейчас – что отчаяние, страх и боль, которые я видела в глазах тех парней, будут преследовать меня всю жизнь. Больше, чем магов будет преследовать убийство старого медека. Однако прямо сейчас мне нужно позволить себе насладиться этим воспоминанием. Мне нужно позлорадствовать. Мне нужно ненавидеть.
Завтра. Завтра я впущу чувство вины и послушаю, как Энна скажет мне, что Путь аргоси – это Путь Воды. И ни один путь, по которому стоит двигаться, никогда не ведёт к мести. Завтра я, возможно, даже поверю в это.
– Вставай, – говорит Энна.
Вы не представляете, каково это – слышать Энну. Её слова успокаивают, согревают и утешают каждым своим слогом. Но теперь её голос так холоден, что вытягивает всё тепло из моей постели. Так холоден, что, когда я пытаюсь открыть рот и сказать «нет», перехватывает дыхание. Так холоден, что хотя я твёрдо намерена лежать в кровати, я откидываю одеяло и поднимаюсь на ноги.
Я надеюсь, что, когда она увидит меня – голую, избитую и жалкую – она смягчится. Но Энна даже не смотрит в мою сторону. Она уже выходит в дверь и спускается по лестнице.
– Принеси шпагу, – говорит она.
Глава 19Урок
– Хватит, – жестами говорю я настоятельницам. – Не заставляйте меня переживать это заново, пожалуйста!
Они не слушают, просто разговаривают. Слова, которые я знаю. Слова, которых я не знаю. Они бормочут и бормочут, шепчут, щёлкают пальцами – они постоянно щёлкают пальцами, чтобы втянуть меня в свою беседу.
Каждое слово – ещё один свинцовый груз, висящий у меня на шее. Тянущий вниз. Всё ниже и ниже. В воспоминания о том, что произошло дальше.
– Пожалуйста, – снова делаю я знак матерям-настоятельницам. Это единственное, что способны изобразить мои пальцы. – Пожалуйста. Пожалуйста.
– Пожалуйста, мама, вернись в дом.
Рубашка и штаны неприятно липнут к телу. Они покрыты дорожной пылью и грязью – и заляпаны кровью трёх магов, с которыми я сражалась. Всё, что я хочу – избавиться от них, вернуться в постель и ещё на одну ночь притвориться дочерью Энны. Вот только Энна не слушает. Она стоит в саду, за домом, держа в руке одну из своих рапир.
Это не то затупленное тренировочное оружие, которое Энна использует, чтобы научить меня фехтованию. Она сама на себя не похожа. Энна – мудрая, спокойная, сдержанная. Она не такая пацифистка, как Дюррал, но всё же всем сердцем верит в Путь Бродячего Чертополоха. В то, что можно искать правду и защищать невинных, не применяя насилие и жестокость.
– Иди сюда, – говорит Энна.
– Я не буду с тобой драться, – отвечаю я, спускаясь по ступенькам.
Я хочу, чтобы она увидела моё лицо в лунном свете. Поняла, что я сожалею и готова её выслушать.
Энна делает три шага назад, оставляя мне более ровный участок сада.
– Подними свой клинок.
– Я не буду драться с тобой, мама, – повторяю я. – Я икогда не смогла бы причинить тебе боль.
– Конечно, смогла бы. Ты же сделала больно тем мальчикам, верно?
– Это совсем другое дело! Они были убийцами! Монстрами!
Энна так неподвижна, словно её тут вообще нет. Силуэт, который вы вроде бы видите перед собой, оказывается тенью дерева…
– Монстров не существует, Фериус. А теперь подними клинок.
Зачем она это делает? Энна никогда раньше не вела себя так со мной. Словно я незнакомка, забредшая в её сад.
Я пытаюсь обрести спокойствие. Так наполнить себя умиротворением, чтобы оно вытекло из моего рта и разлилось по саду, преодолевая пропасть между мной и Энной.
– Я же сказала, что не причиню тебе вреда, – говорю я.
– Да ну?
– Да, конечно!
– Ты уверена?
– Ну разумеется, я уверена! Мама, можно я…
– Тогда зачем ты принесла оружие?
Я изумлённо смотрю на шпагу в своей руке. Она велела мне её принести. Приказала.
Но почему я послушалась? Почему просто не оставила клинок в старой кожаной сумке-тубусе в своей комнате, не пришла сюда и не попросила прощения? Почему не пообещала больше никогда не злоупотреблять талантами аргоси? Пусть даже в глубине души я до сих пор верю, что имела право поступить так с теми магами…
– Ты принесла шпагу, потому что не можешь ничего с собой поделать, – говорит Энна.
Я всё ещё смотрю на оружие, как будто оно принадлежит кому-то другому, а я просто подобрала его на улице. Мне хочется отшвырнуть клинок, но рукоять так удобно лежит в моей ладони… и всё, что я могу сделать – стиснуть её покрепче.
– Они убили того старика, – говорю я.
– Да.
– Я не заставляла их нападать на меня! Просто выманила. Они прикончили бы и меня, если б смогли. Я имела право убить их.