«Бедные животные, – подумала я, охваченная состраданием. – После той отвратительной сцены, которую им довелось наблюдать, что они вообще должны думать о людях?»
Квадлопо и Кусака, хотя выглядели невозмутимыми, явно пребывали не в лучшем состоянии духа. Никакие мои познания в арта локвит не позволяли понять, через что они прошли. И уж точно не помогали облегчить их страдания.
Это оказалось вдвойне верно и в отношении Бинто.
– Как мальчик? – спросила Рози на вторую ночь, когда я вернулась в костру, уложив Бинто спать в брезентовой палатке, которую возила свёрнутой в седельной сумке.
Я не стала утомлять Рози своими мыслями на эту тему и просто сказала жестами:
– Я в порядке. Оставь меня в покое, Добрая Собака.
Бинто привык отвечать мне так снова и снова, когда я осмеливалась проявлять беспокойство о нём. Его пальцы рефлекторно складывались в те же самые знаки всякий раз, когда я оказывалась в десяти футах от него.
– Он не плачет по ночам, – заметила Рози. – Иногда я слышу, как он катается по земле, дрожа от холода, потому что во сне сбросил одеяло. И когда я иду проведать его, я вижу, что он кривит лицо, будто плачет, но не издаёт ни звука, и слёз тоже нет.
– Очаровательно, – сухо сказала я.
Рози поняла намёк. Некоторое время мы сидели в тишине, но потом Рози снова заговорила.
– Я ни в коей мере не пренебрегаю страданиями мальчика, – сказала она, на сей раз более осторожно, – только хочу отметить, что его разум работает не так, как наш. Даже на уровне самых простых инстинктов он не такой, как мы, Фериус.
Он не такой как мы.
Как мы.
Это была странная мысль, подразумевающая, что у нас с Рози есть нечто общее. На самом деле перемена в её поведении беспокоила меня больше всего. Я привыкла к её заносчивости и напористости, к тому, что она всегда идёт впереди. Теперь же Рози всё время оправдывалась. Юлила. Извинялась, даже когда в этом не было нужды. Как будто, подобно Квадлопо, Кусаке и Бинто, ей не хватало слов, необходимых, чтобы выразить свою боль. А мне казалось, что боли у неё внутри очень много.
– Когда ты собираешься рассказать мне от Страннице? – спросила я.
Хотя не было никаких причин, чтобы просто оставить Рози в покое, именно это я и делала последние сутки, пока мы спускались по крутым тропинкам, ведущим к пустыне. Но завтра мы доберёмся до края Семи Песков, и нам придётся принимать решения. Разрабатывать планы. Оценивать риски. Я не могла этого сделать, пока не понимала, с чем мы столкнулись.
Рози уставилась в огонь, словно уже забыла о моём вопросе. Несколько раз она открывала рот, но тут же закрывала снова. Наконец Рози спросила:
– Не хочешь ли сегодня переночевать в моей палатке, Фериус?
У меня сжался живот, когда дюжина разных интерпретаций этого очень неожиданного вопроса пронеслись в голове.
– Что?
Рози посмотрела на меня сверху вниз. Краска смущения залила её щёки, угрожая превратиться в жуткое, оставляющее шрамы, унижение. Думаю, она вряд ли имела в виду то, что сказала.
– Я… иногда забываю, каково это – чувствовать тепло прикосновения. Ощущать себя в объятиях…
– Рози, я не…
Какое-то неловкое отчаяние охватило её, когда она нащупывала слова.
– Я видела тебя в том магистрате в Тинто-Рее, с той девушкой. Вы держались за руки и…
– Рози, замолчи!
Она взглянула на меня так, словно я влепила ей пощёчину. Миг спустя Рози поднялась на ноги и отвернулась от огня.
– Прости. Я не имела в виду, что раз ты желала её, то теперь отдашься мне. И я не прошу стать моей любовницей. Я просто… В горах холодно. Я просто хотела сегодня ночью поспать с кем-то рядом, вот и всё.
Она двинулась прочь от костра. Я догнала её и взяла за руку.
– Рози, она мертва. Её звали Лирида. Мы были знакомы всего несколько часов, а потом её не стало. Я не должна была… Я даже не знаю, нравилась ли она мне. Или мне просто… нравилось то, что я нравлюсь ей. – Я покачала головой. – Наверное, в этом нет никакого смысла.
Рози улыбнулась, что было для неё, мягко говоря, необычно.
– В чём дело? – спросила я.
– Ни в чём. Я не хотела тебя обидеть. Просто… это один из тех немногих случаев, когда ты сказала то, что имеет смысл для меня.
Наши взгляды встретились. Рози подняла руку перед грудью, повернув её ладонью ко мне.
– Что ты делаешь? – спросила я.
– Ничего, – ответила она. – Это всего лишь моя рука. Она не должна ничего значить. Ты можешь прижать к ней свою, если хочешь, и решить для себя, что ты чувствуешь. Не делая далеко идущих выводов о себе, или обо мне, или о мире вокруг нас. Только моя ладонь. И твоя, если ты захочешь.
Я начала поднимать руку. Мне стало интересно, каково это, в самом деле – соединить ладони. Но внезапно меня охватила такая нервозность, что пришлось прилагать все мыслимые усилия, чтобы не нырнуть с головой в арта туко, ища там спасения.
– Всего-навсего рука, – сказала я себе. – Это не делает нас любовницами.
Я едва не отстранилась, страшась прикоснуться к Рози. Касание пугало меня больше, чем драка с десятком сумасшедших монахинь. Но мне было любопытно, и страшно, и невообразимо грустно. Всё, что произошло с тех пор, как я покинула дом, теперь казалось одной длинной нескончаемой чередой жестокостей. Я хотела почувствовать что-то ещё – даже если это будет плохо.
Наши ладони соединились. Я готовилась вырваться, если Рози сделает что-нибудь странное – например, попытается схватить меня. Но ничего подобного не случилось. Она просто стояла и смотрела на наши соприкасающиеся пальцы, словно не была до конца уверена, что я настоящая. Или что она настоящая.
Я и так через многое прошла в своей жизни. Была свидетелем массовых убийств. Подвергалась пыткам – и физическим, и моральным. Маги, головорезы, а иногда и обычные порядочные люди пытались меня прикончить. Хуже того: мне пришлось убить некоторых из них. Я должна была привыкнуть ко всему этому, но не привыкла. Так же, как Квадлопо и Кусаке мне было больно внутри, но – так же, как они – я не могла сказать об этом вслух. Мне, как и Бинто, нужно было нечто, для чего не хватало слов. Я знала только, что больше не хочу причинять боль и что мне нравится прикосновение к руке Рози.
Она повернула ладонь, всего на пару градусов по часовой стрелке, так что наши пальцы больше не соприкасались, а оказались друг между другом и скользнули в эти промежутки. Рози посмотрела на меня, ожидая позволения, и когда я кивнула – взяла меня за руку. Я не мешала ей.
– Всё в порядке? – спросила она. – Хочешь прекратить?
Не знаю, была ли причина в одиночестве или в неожиданно нежном ощущении прикосновения её мозолей к моим, но вместо ответа я подняла свободную руку и постучала себя пальцем по нижней губе.
– Вот мои губы, – сказала я. – Это не обязательно должно что-то значить, но если ты хочешь прижать к ним свои…
Рози придвинулась и поцеловала меня. Я никогда прежде не обращала внимания на то, что губы у меня такие тонкие. У Рози они были гораздо полнее, и я задумалась: не разочаровалась ли она?.. Но Рози не остановилась. Вскоре её язык оказался у меня во рту. Никогда прежде я не испытывала ничего подобного, и теперь почувствовала, как у меня дрожит лицо.
Мне было семнадцать лет. С двенадцати я жила под проклятием ошейника с символами джен-теп, вызывавшими жажду убийства у любого, кто ко мне приближался. Даже когда чары исчезли, я держалась на расстоянии от всех. В том числе от Дюррала и Энны, которых любила больше всего на свете. А потом я…
Рози отстранилась.
– Фериус? Я сделала что-то не так?
– Я в порядке. Это пустяки. Я просто…
Подушечка её пальца скользнула по моей щеке. Рози показала палец мне.
– Ты плачешь.
– Дурное воспоминание, вот и всё.
Рози неуверенно посмотрела на меня, и тогда я подумала, что мы с ней вовсе не на равных. Рози знала, кто она такая и чего хочет. В тех водах, куда мы погружали пальцы ног, она была опытной пловчихой, а я без посторонней помощи скорее всего утонула бы.
– Возможно, это слишком много и слишком быстро, – сказала она, осторожно выпуская мою руку. – Я не ожидала… Я только хотела показать тебе, что это нормально – прикасаться к другому человеку, не думая, что ты обязана, и не чувствуя себя в ловушке.
– Рози…
– Да?
Не знаю. Может, виноват был весь тот хаос, через который мы прошли. Или же я наконец осознала – и захотела получить – всё то, чего мне не хватало в детстве. Захотела стать беззаботной и глупой. Захотела не упустить юность и те её безобидные ошибки, которые я могла совершить. Захотела иметь воспоминания, которые заставляли бы меня кряхтеть от смущения и одновременно вздрагивать от восторга… Чёрт! Может быть, просто сработала арта валар, поскольку именно это и происходит, когда все прочие таланты подводят меня… Я взялась за воротник рубашки и расстегнула верхнюю пуговицу, затем следующую, и следующую.
– Вот моё тело, – сказала я. – Это не обязательно должно что-то значить, но если ты хочешь…
Тогда она улыбнулась – и на мгновение перестала быть Идущей Тропой Шипов и Роз. Перестала быть высокомерной, возмутительно умелой аргоси, превосходившей меня во всём. Она стала просто юной девушкой – такой же, как я. Самой красивой девушкой, какую я только видела. И она стояла со мной под безразличными звёздами, на холодной жестокой горе.
Рука об руку мы направились к её палатке. Перед этой странной неизведанной пропастью между одним миром и другим Рози заколебалась.
– Фериус, я не рассказывала тебе о Пенте…
– О ком?
– Страннице. Нашем враге. Мы… наши отношения с ней были не такими, какие уместны между тейзаном и маэтри.
– Завтра, – сказала я. – Завтра ты мне всё расскажешь, и мы примем решения.
Рози покачала головой:
– То, что мы собираемся сделать… Когда ты услышишь о Пенте, ты, возможно, не захочешь делать это со мной.
– Я знаю, – сказала я и потянула её вниз, чтобы мы могли залезть в палатку вместе. – Вот почему я не хочу, чтобы ты рассказывала до завтра.