вечной и непреодолимой неизбежности.
Самыми ужасными были последние полчаса, когда она стояла на пристани и неотрывно следила за уменьшающимся крошечным пятнышком яхты, уносившей ее мужа для исполнения долга во имя сострадания и самопожертвования, оставляя ей в удел опустошенность и одиночество.
– Разве сэр Перси не был сегодня ночью с вами, дорогая леди Блейкни?
– Со мной? Ну что вы, храни вас Бог, конечно же, нет. Я не вижу его уже три недели, повесу!
Когда леди Блейкни находилась в Ричмонде, Лондоне или Бате, сэр Перси охотился, рыбачил или катался на яхте – как это и было принято. А когда тот появился в обществе, всегда улыбающийся, элегантный, изысканный, Маргарита едва обращала на него внимание, превращая мужа лишь в мишень для милых и шаловливых острот. Каких сил стоило леди Блейкни исполнение этой роли, было известно лишь очень немногим людям. Да и подлинное имя одного из величайших героев последних лет до сих пор еще мало кому было известно в его стране, однако враги его уже хорошо знали.
Лишь в лицах членов лиги, в их веселых разговорах, в смехе, в несокрушимой удачливости, встречала она тот самый отголосок обожания, почитания и любви, который наконец приносил столь необходимое для нее успокоение. Она постоянно встречалась с леди Фоулкс и леди Энтони Дьюхерст, дабы иметь возможность поговорить о тех опасностях и приключениях, которые выпадают на долю их мужей…
О мадам же де Фонтене – ибо настоящее имя незнакомки Маргарите известно не было – она ничего больше не слышала. Впрочем, леди Блейкни на самом деле совершенно и не интересовало, уехала эта красавица в Лондон или нет и преуспела ли в поисках своего неверного мужа. Сэр Перси, верный своему слову, не стал говорить жене настоящего имени этой женщины, однако в свойственной ему ленивой и небрежной манере обронил пару намеков, укрепивших Маргариту в стремлении держаться как можно дальше от мадам де Фонтене.
Однажды вечером, прогуливаясь по ричмондскому парку, Маргарита дошла до самых ворот, выполненных в монументальном стиле, за которыми открывшееся мирное и пустынное одиночество окружающей природы, казалось, готово было полностью и навсегда поглотить ее. Ворота оказались запертыми, но она легко миновала их и вышла прямо на лесную тропинку, окаймленную диким кустарником и высоким папоротником. Подойдя к пруду, Маргарита вдруг увидела мадам де Фонтене.
Мгновение спустя, подняв глаза, испанка также увидела леди Блейкни.
– Миледи! – воскликнула она с восторгом. – Ну, наконец-то, я вижу вас! Я много раз думала, почему мы с вами не встречаемся.
Маргарита поздоровалась с ней за руку, стараясь при этом выглядеть как можно более доброй.
Мадам де Фонтене рассказывать было особо нечего. Ее приютили во французском монастыре Успения Пресвятой Богородицы в Твикенхэме, настоятельница которого в былые дни являлась близкой приятельницей ее матери. Сестры говорили ей, что прекрасный дом леди Блейкни находится совсем рядом. Но она никогда не осмеливалась даже мечтать о такой встрече.
О милорде она тоже расспрашивала сестер, но те сказали, что он почти постоянно пропадает со своим королевским другом в Брайтоне. О своем же муже мадам де Фонтене так и не удалось до сих пор ничего узнать. Возможно, он скрывается где-то под вымышленным именем и живет, наверное, в страшной нищете. Поэтому Тереза многое отдала бы за то, чтобы найти его.
Затем она спросила у леди Блейкни, не видела ли та кого-нибудь из семейства Серваль.
– Я очень интересуюсь ими, потому что слышала немного о них в Париже, а потом узнала, что мы в один день прибыли в Англию, хотя и при совершенно различных обстоятельствах. Однако нам не удалось вместе поехать в Лондон, как вы предлагали тогда, потому что я заболела на следующий день… Ах, можете ли вы представить себе… Обо мне в Дувре позаботился один добрый человек. Но я, тем не менее, помню о Сервалях и не прочь была бы встретиться с ними.
– Да, я время от времени вижу их, – ответила Маргарита и далее рассказала, что одна из дочерей – Регина – целыми днями занята в одном из модных ателье Ричмонда, младшая – Жозефина – служит в качестве гувернантки при юных леди, выпускницах школ, а Жак работает в нотариальной конторе.
Мадам де Фонтене очень заинтересовалась всем этим. Затем высказала предположение, что брак Регины с ее замечательным избранником принесет в их дом лучик настоящего счастья.
– Я тоже очень надеюсь на это, – откликнулась леди Блейкни.
– А вы видели этого молодого человека – жениха Регины?
– О, да, я видела его несколько раз. Но он постоянно занят каким-то делом.
Мадам де Фонтене вздохнула, потом, еще раз вздохнув, вновь выразила надежду, что как-нибудь со временем судьба все же сведет ее с Сервалями.
– У нас было так много общего, так много печали и несчастья, – с трогательной улыбкой добавила она. – Уже по одному этому мы с ними должны стать друзьями.
Затем она слегка вздрогнула.
– Что-то слишком холодно для июля. Поневоле вспомнишь роскошные вечера во Франции.
После чего с грациозным наклоном головы попрощалась сердечным «Au revoir»[12].
Маргарита еще долго смотрела вслед ее удаляющейся фигурке на этой узкой лесной тропинке среди кустов и папоротников.
Глава ХХ. Отъезд
Солнце на следующее утро выглядело невероятно лучезарным, казалось, будто такого еще никогда не было. Вскоре после завтрака Маргарита приказала заложить карету, намереваясь поехать в Лондон, чтобы посетить леди Фоулкс и передать сэру Эндрю инструкции, полученные с последним письмом от мужа.
Вдруг ее внимание привлекли торопливые шаги по гравию совсем рядом с домом. Обернувшись, она увидела бегущего к ней запыхавшегося молодого человека, которого в первый момент даже не узнала. Встретившись с ней глазами, тот издал крик радостного облегчения.
– Леди Блейкни! Слава богу! Слава богу!
Наконец-то она узнала его, им оказался Бертран Монкриф.
Упав перед ней на колени, молодой человек вцепился в подол ее платья. Он был совершенно не в себе, и Маргарита некоторое время тщетно пыталась добиться от него чего-либо вразумительного; несчастный только бессвязно бормотал что-то невнятное:
– Вы мне поможете… вы всем нам поможете… вы поможете…
– Разумеется, разумеется, месье Монкриф, если это в моих силах, – пыталась успокоить его Маргарита. – Но попытайтесь же все-таки взять себя в руки и расскажите мне, что случилось.
Она заставила его подняться и проводить ее до садовой скамейки. Юноша и в самом деле постарался взять себя в руки и через некоторое время начал более-менее связно рассказывать.
– Слуги сказали мне, миледи, что вы в саду. Я не мог дожидаться, пока они вас позовут, и побежал сам. Простите меня, я знаю, нельзя так врываться без разрешения.
– Я обязательно прощу вас, – улыбнулась ему в ответ Маргарита, – но лишь в том случае, если вы мне расскажете наконец, что случилось.
– Регина уехала.
Маргарита была настолько поражена, что медленно прошептала:
– Уехала? Куда?
– В Дувр. С Жаком.
– С Жаком? – все еще ничего не понимая, переспросила она.
– Да. С братом. Вы ведь его знаете?
Маргарита кивнула.
– Горячая голова, – продолжал Монкриф, всеми силами пытаясь сохранить спокойствие. – Им с Жозефиной все мерещится, что они призваны избавить Францию от крови и анархии.
– Так же, как и вам, месье Монкриф, – мягко улыбнулась леди Блейкли.
– О, я стал намного умнее, с тех пор, как убедился в полной бессмысленности этого. Мы все обязаны своим спасением благородному Сапожку Принцессы, и теперь не имеем права швыряться своими жизнями. Жак же с Региной все последнее время были будто в горячке, а мадам де Серваль от бесконечных волнений совсем уже потеряла рассудок. Она обожает мальчика. Но Жак ничего не сказал ей, он вообще никому ничего не сказал. Каждый день, как обычно, ходил на работу, а вчера вдруг не пришел ночевать. Мадам де Серваль получила записку, что его приглашает на спектакль какой-то лондонский друг, у которого Жак якобы и останется ночевать. Она даже не заподозрила ничего. Ей, наоборот, было приятно, что он хотя бы немного развеется. Однако Регине все это показалось странным. Когда мадам легла спать, она зашла в комнату Жака и нашла там, кажется, какие-то письма… Я не знаю… По-видимому, какие-то бумаги, из которых стало ясно, что мальчик уехал в Дувр и собирается переправиться во Францию.
– Mon Dieu! – воскликнула Маргарита. – Какая глупость!
– Но это еще не самое худшее. Вы говорите – глупость. Нет, все намного серьезнее.
После этих слов он вытащил из кармана скомканное перепачканное письмо.
– Я получил вот это сегодня утром и сразу же бросился к вам…
– Вы считаете, что это от Регины? – спросила она, взяв протянутое письмо.
– Да. И я просто не знаю, что делать… С кем посоветоваться… У меня здесь нет никаких друзей…
Маргарита тем временем развернула бумагу и прочла следующее:
«Бертран мой, милый, Жак уехал во Францию. Он утверждает, что это его прямой долг. По-моему, он сошел с ума, к тому же это убьет maman. А потому я решила поехать с ним. Быть может, мои слезы и мольбы, в конце концов, где-нибудь в Дувре смогут пересилить его безумие. Если же нет, и он все равно доведет до конца свою затею, то там, во Франции, я постараюсь беречь его и, быть может, мне удастся спасти его однажды. Мы отправляемся почтовой каретой, которая выезжает через час. Прощай, мой любимый, и прости мне все те беспокойства, что я причинила тебе. Но я чувствую, что Жак сейчас больше, чем ты, нуждается в моей помощи.
Регина де Серваль».
Еще ниже, словно после некоторого размышления, было приписано следующее:
«Я сказала maman, что мой хозяин послал меня прогуляться по стране в поисках материалов для одной очень важной клиентки. И поскольку у Жака есть несколько свободных дней, я забираю его с собой, так как деревенский воздух ему сейчас только на пользу».