ем неожиданно кто-то крикнул «Огонь!», раздался треск выстрела, и тело Монкрифа безвольно осело, раскинувшись на полу.
Вырвавшийся через несколько мгновений смешок Шовелена неожиданно вновь всколыхнул в Терезе ее тщеславие и гордость. Она выпрямилась и со столь свойственным ей изяществом спокойно подошла к бывшему дипломату.
– По чьему доносу вы предъявляете мне чудовищное обвинение?
– По доносу свободного гражданина Республики, – холодно ответил Шовелен.
– Покажите мне этого гражданина.
Шовелен, пожав плечами, снисходительно улыбнулся.
– Гражданин Рато, – позвал бывший дипломат.
Из прихожей донеслась какая-то возня, шарканье, хрипы и тяжелое дыхание, унылый стук деревянных башмаков по ковру, и в дверях появилась уродливая и грязная фигура угольщика.
Тереза некоторое время молча разглядывала этого несчастного, затем вдруг рассмеялась и, указав в его сторону своей изящной обнаженной рукой, произнесла:
– И этот человек обвиняет меня?! Негодный подонок обвиняет в измене Терезу Кабаррюс, близкого друга самого гражданина Робеспьера! Если бы вы были поумнее, гражданин Шовелен, то направили бы свою ненависть на того идиота, который осмелился оклеветать меня!
После этих слов она взглянула на безжизненное тело Бертрана, на ужасное алое пятно, расплывшееся по всему сюртуку незадачливого поклонника. Глаза ее закрылись, казалось, она вот-вот упадет в обморок. Однако Тереза тут же взяла себя в руки. Посмотрев с невыразимым презрением на Шовелена, она королевским жестом завернулась в свой плащ и, более ни слова не говоря, гордо вышла из комнаты.
Шовелен же совершенно неподвижно продолжал стоять посредине комнаты с полным безразличием на лице, сжимая своими когтеобразными пальцами злосчастную пачку писем. Рядом с телом Бертрана Монкрифа в ожидании дальнейших указаний стояли два солдата. Пепиту же, все еще продолжающую причитать и размахивать руками, уже вытащили из квартиры.
В дверях гостиной торчал совершенно перепуганный Рато, который растерянно отступил в глубь коридора, дабы пропустить Терезу и последовавших за ней солдат.
Дождь на улице все еще не прекратился. Капитан, сопровождавший Кабаррюс, напомнил ей, что она имеет право заказать карету. Тереза тут же велела послать за ней, поскольку, кроме всего прочего, совсем не имела желания предоставлять возможность для уличной черни насладиться спектаклем ее арестантского шествия. Вполне возможно, что у капитана были специальные инструкции, согласно которым он должен был оказывать этой узнице особое внимание. Во всяком случае, он незамедлительно отправил одного из солдат за каретой и велел консьержу распахнуть пошире ворота.
Тереза осталась ждать на узкой площадке внизу. Один солдат приглядывал за ней, а двое других – за находящейся рядом старухой. Рато же стоял на пару ступенек выше. Лестница освещалась весьма слабо висевшей на железной балке масляной лампой, отбрасывавшей тусклый и желтоватый свет и ужасно чадившей.
Прошло еще несколько минут, и до них долетел стук колес, раскатистым эхом разнесшийся над старым, давно уже спящим домом. Карета въехала во внутренний двор и остановилась прямо около раскрытой двери. Капитан, вздохнув с облегчением, крикнул: «Итак, гражданки!», и солдаты, пригнавшие карету, мгновенно образовали по его знаку коридор для прохода арестованных.
Пепита уже была в карете, и Тереза собиралась последовать за ней, но в этот момент сквозь раскрытую дверь ворвался порыв свежего ветра и полы ее бархатного плаща прильнули к лохмотьям стоявшего неподалеку астматика. Какое-то необъяснимое чувство подтолкнуло ее, и испанка взглянула прямо в глаза неуклюжему великану. Дикий вопль подкатил к ее горлу, однако она вовремя прикрыла ладонью рот. В глазах ее стоял ужас.
– Вы?!.. – испустила она глухой стон.
В ответ на это бродяга приложил к губам свой корявый грязный палец.
Однако ей и без того все уже было ясно. Так вот где, оказывается, крылась разгадка ее неожиданного ареста. Английский милорд отомстил ей за оскорбление, которое она нанесла его жене.
– Капитан! – завопила она истерически. – Будьте поосторожней! Английский шпион находится прямо за вашей спиной!
Но куда вдруг девалась вся снисходительная заботливость капитана к прекрасной пленнице! Он спешил поскорее отделаться от неприятного приказания.
– А ну-ка, гражданка! – сердито отрезал он. – En voiture[13]!
– Дурак! – вопила она, отбиваясь от подскочивших солдат. – Это же Сапожок Принцессы! Если вы дадите ему исчезнуть…
– Сапожок Принцессы? – захохотал капитан. – Да где же?
– Угольщик! Рато! Это он! Я говорю вам! – и крик ее становился все более и более истерическим, по мере того как ее все ближе и ближе подтаскивали к карете. – Дурак! Дурак! Вы снова его упустите!
– Рато? Угольщик?.. – смеялся в ответ капитан. – Мы все уже сыты по горло этой сказочкой… Подойдите-ка, дружище Рато, – неожиданно приказал он. – Ступайте и лично доложите гражданину Шовелену, что вы Сапожок Принцессы! А вы, гражданочка, успокойтесь, хватит орать! Мне приказано доставить вас в Консьержери, а не бегать за английскими, голландскими или датскими шпионами. А ну-ка, ребятки, раз-два!..
И ее, уже без всяких церемоний, запихнули в карету прямо в объятия причитающей Пепиты.
Несколько мгновений спустя по лестнице быстро спустился Шовелен в сопровождении двух гвардейцев. Доносившийся снизу шум в конце концов все же привлек его внимание. Поначалу он решил, что гордая испанка просто-напросто выпустила на волю свой горячий южный темперамент, но вот до него донеслось несколько совершенно отчетливо прозвучавших слов: «Английский шпион! Сапожок Принцессы» – несколько слов, которые для него в последнее время имели гораздо больше значения, чем весь остальной мир.
И вот, взяв с собой пару солдат, он, словно гончий пес, мгновенно спустился вниз. Карета в этот момент выезжала из ворот. Дождь продолжал лить как из ведра, и вода потоками стекала с крыш.
Шовелен, оставшись стоять в дверях, послал одного из солдат выяснить, в чем именно причина такого шума. Последний, вернувшись, рассказал, что арестантка визжала как сумасшедшая и, по всей видимости, надеясь убежать, пыталась натравить капитана на беднягу Рато, уверяя, что он и есть тот самый переодетый английский шпион.
Шовелен вздохнул с облегчением. Над этим ему теперь уже незачем ломать голову! Клеймо на руке Рато является великолепнейшим знаком отличия и неопровержимо доказывает, что он никак не может являться английским шпионом.
Глава XXXII. Серый рассвет
Десятью минутами позже в старом доме на рю Вилледо вновь царили мир и спокойствие. Шовелен собственноручно опечатал все двери в небольшой квартирке Терезы.
Тело несчастного Монкрифа так и осталось лежать в гостиной, ничем не прикрытое, осужденное ждать, когда комиссариат секции соблаговолит где-нибудь наспех зарыть его. Отпустив всех солдат, Шовелен спокойно отправился к себе.
Буря стихала. Когда спектакль был окончен, дождь уже едва накрапывал. Гражданин Тальен сразу же быстрым шагом направился на рю Вилледо. Весь последний час превратился для него в нескончаемую мучительную пытку. Теперь в темноте ему повсюду мерещилось, что грубые солдаты волокут Терезу по улицам, или же вдруг воображение рисовало ему скамью подсудимых революционного трибунала с сидящей на ней его невестой, после чего для нее останется только один путь…
К страху примешивались ужасные угрызения совести. Ведь он тоже являлся одним из тех, кто запустил эту машину обвинений, трибуналов и приговоров, выносимых огульно, которая готова теперь так же равнодушно перемолоть его возлюбленную.
Но вот он уже дошел до рю Вилледо и стал подниматься по мрачной лестнице старого спящего дома. На площадке третьего этажа он неожиданно увидел двух сплетниц, одна из которых немедленно узнала известного депутата.
– Сам гражданин Тальен, – прошептала она подруге.
На что та сразу же бойко затараторила:
– Они арестовали гражданку Кабаррюс! Солдаты толком не знали ничего…
Тальен не стал слушать. Спотыкаясь, он поднялся на четвертый этаж и подошел к столь хорошо знакомой двери. Ощупав ее в темноте и наткнувшись на официальные печати, он понял все окончательно.
Все было не сном. Эти убийцы схватили его Терезу и утащили в тюрьму. Завтра они разыграют свою комедию в трибунале, после чего сразу же отправят ее на эшафот.
Несколько следующих часов гражданин Тальен, обхватив голову руками, неподвижно просидел перед дверью своей невесты. Мрачный, багровый холодный рассвет застал его все в той же позе.
Вдруг он услышал – не показалось же ему – твердые быстрые шаги, вскоре после чего на лестнице появились две мужские фигуры. Мужчины были очень высокими, один даже слишком, а призрачный утренний свет делал их появление совершенно таинственным и нереальным. Оба были прекрасно одеты, в просторных плащах с пелеринами, в превосходных высоких сапогах отличной кожи.
Остановившись около двери Терезы Кабаррюс, они стали изучать поставленные на ней печати. Затем тот, что был выше, вытащил из кармана нож и бесцеремонно перерезал все веревки, скрепленные этими печатями. После чего оба, ни мгновения более не раздумывая, совершенно спокойно вошли внутрь.
Тальен наблюдал за ними, парализованный от недоумения. В один момент он даже пытался было крикнуть что-то, но язык – как это бывает порой в страшных снах – отказался служить ему. Через несколько мгновений он, с трудом встав на ноги, последовал за двумя таинственными незнакомцами. Поскольку все происходящее выглядело таким странным и призрачным, он даже не решился позвать кого-либо на помощь.
Осторожно войдя в знакомую маленькую прихожую, депутат увидел, что незнакомцы уже в гостиной. Один из них зачем-то опустился на колени. Тальен, ничего не знавший о разыгравшейся здесь недавно трагедии, был совершенно удивлен. Украдкой подобравшись поближе, он вытянул шею, чтобы получше разглядеть, в чем дело. Ставни окна оказались открытыми, благодаря чему призрачный серый свет, проникавший в комнату, позволял разглядеть эту несколько жутковатую картину: перевернутая мебель, кучи белья повсюду и лежащий на каменном полу труп, над которым склонился незнакомец.