Когда произошло покушение на жизнь короля, Джоэл прибежал в школу, чтобы сообщить нам об этом. Мама была рада его видеть и выставила бутылку домашнего вина, придерживаемого для подобных случаев, и несколько маленьких винных кексов, которыми она очень гордилась.
Сидя за столом, Джоэл рассказал нам о сумасшедшей старухе, которая поджидала короля, когда он выходил из кареты, под предлогом подачи прошения и попыталась ударить его ножом в грудь.
— Слава Богу, — продолжал Джоэл, — что охранники его величества вовремя схватили ее за руку. Король повел себя так, как и следовало от него ожидать. Он беспокоился только о несчастной женщине. «Я не пострадал! — крикнул он. — Позаботьтесь о ней!» Потом он говорил, что она безумна и, следовательно, не отвечает за свои поступки.
— Я слышала, — заметила мама, — что его величество[125] испытывает особую жалость к душевнобольным.
— О, до вас, несомненно, дошли слухи о состоянии здоровья самого короля, — промолвил Джоэл.
— А вам известно, насколько эти слухи правдивы? — спросила мама.
— Я знаю о самих слухах, но не о том, есть ли в них правда.
— По-вашему, эта старуха действовала сама по себе или же являлась членом какой-то банды, намеренной убить короля? — задала я вопрос.
— Почти уверен в первом.
Джоэл потягивал вино и, сделав маме комплимент по поводу его и кексов, перешел к анекдотам из придворной жизни, которые очень позабавили нас, находящихся вдали от нее.
Визит доставил нам большую радость, и когда Джоэл ушел, мама просто сияла от гордости, напевая «Отважные ребята» приятным голосом, но бессовестно фальшивя. Так как она всегда делала это, когда была довольна жизнью, я сразу поняла, что у нее на уме.
Мой день рождения был в сентябре — в этом, 1786 году мне исполнилось девятнадцать — и когда я вышла к навесу, служившему нам в качестве конюшни, чтобы оседлать Дженни, то увидела ожидавшую меня там красивую гнедую кобылу.
Я застыла от изумления. Услышав сзади шорох, я обернулась и увидела маму. После смерти отца она еще никогда не казалась такой счастливой.
— Теперь, — сказала мама, — выезжая вместе с Джоэлом Деррингемом, ты будешь выглядеть как надо.
Я подбежала к ней, и мы крепко обняли друг друга. Когда мама отпустила меня, в се глазах были слезы.
— Как могла ты себе это позволить? — спросила я.
— О таких вещах не спрашивают, получая подарок, — глубокомысленно произнесла мама.
Внезапно я все поняла.
— Копилка! — воскликнула я. Мама откладывала деньги «на черный день» и хранила сбережения в старом сундуке времен Тюдоров[126], принадлежавшем нашей семье долгие годы. Мы всегда именовали наши сбережения «копилкой».
— Ну, я подумала, что лошадь в конюшне лучше нескольких соверенов в сундуке. Но это еще не все. Пойдем наверх.
С гордостью мама отвела меня к себе в спальню, где на кровати лежал полный костюм для верховой езды — темно-голубые жакет и юбка и высокая шляпа того же цвета.
Я не могла удержаться и тут же примерила его. Все подошло как по мерке.
— Отлично! — заметила мама. — Твой отец так бы тобой гордился! Теперь ты выглядишь так, словно принадлежишь к…
— К кому?
— Так же великолепно, как гости в Мэноре.
Я понимала ход мыслей мамы. Моя дружба с Джоэлом Деррингемом лишила ее значительной доли здравого смысла. Она и в самом деле решила, что он намерен жениться на мне, поэтому и взяла деньги из «копилки», которая всегда была для нее неприкосновенной. Я могла представить, как мама убеждает себя в том, что лошадь и костюм — это не причуда, а необходимость, призванная объявить всему миру, что ее дочь собирается вступить в высшее общество.
Я ничего не сказала, но моя радость от полученных подарков несколько уменьшилась.
Когда я выехала из дома, мама смотрела на меня из окна верхнего этажа, и я ощутила прилив нежности к ней и в то же время уверенность, что ее ожидает разочарование.
Несколько недель протекли как обычно. Наступил октябрь. В школе было меньше учениц, чем в то же время в прошлом году. Мама всегда беспокоилась, когда количество учениц уменьшалось. Разумеется, Сибил и Мария по-прежнему ходили на занятия, так же как и Марго, но уже было условлено, что, когда Марго вернется к родителям, Сибил и Мария поедут с ней и будут посещать школу неподалеку от Парижа.
Я не могла нарадоваться новой лошади. Бедная старушка Дженни наконец избавилась от необходимости возить меня на себе, а гнедая кобыла, которую я назвала Копилкой, требовала частых упражнений. Поэтому я выезжала каждый день, и Джоэл всегда поджидал меня. Особенно долго мы скакали по субботам и воскресеньям, когда в школе не было занятий.
Мы говорили о политике, о звездах, о сельской жизни и на многие другие темы, о которых он так много знал. Мне нравился его спокойный энтузиазм, и тем не менее я не могла сказать, что испытываю радостное волнение, находясь в его обществе. Я бы не обратила на это внимания, если бы не моя встреча с графом. Воспоминания о его поцелуях до сих пор заставляли меня вздрагивать. Я начала даже видеть графа во сне, и хотя эти сны были довольно пугающими, проснувшись, мне всегда хотелось вернуться к ним. Видела я постоянно одно и то же: граф заставал меня в какой-нибудь неловкой ситуации и сверлил меня загадочным взглядом, так что я никогда не могла понять, что он собирается делать.
Конечно, казалось глупым и смехотворным, что серьезная девушка моего возраста может быть столь наивной. Я оправдывала себя тем, что вела уединенную жизнь и никогда не бывала в обществе. Иногда я чувствовала, что мама так же наивна, как я, что, очевидно, соответствовало действительности, иначе она бы не думала, что Джоэл Деррингем хочет на мне жениться.
Я была так поглощена собственными делами, что едва замечала изменения, происходящие с Марго. Она стала менее энергичной, а временами казалась подавленной. Я всегда замечала в Марго склонность к внезапным переменам настроения, но это никогда не было так очевидно, как теперь. Моменты почти истерического веселья сменялись глубокой меланхолией.
Марго стала невнимательной к занятиям, и как-то, оставшись с ней наедине, я упрекнула се.
— Английские глаголы! — воскликнула она, взмахнув руками. — По-моему, это так скучно! Кому интересно, как я говорю по-английски, если меня понимают?
— Мне, моей матери и твоей семье, — ответила я.
— Семья тут не при чем. Они все равно не заметят разницы.
— Твой отец позволил тебе остаться здесь, потому что был доволен твоими успехами.
— Он позволил мне остаться, так как хотел от меня избавиться.
— Я не верю такой чепухе.
— Минель, ты… как это называется?… ханжа! Притворяешься такой хорошей, учила свои глаголы, несомненно, вдвое быстрее всех остальных. А теперь ты скачешь на своей новой лошади, в элегантном костюме, и в лесу тебя кое-кто поджидает. Кто же это?
— Я позвала тебя, чтобы поговорить серьезно, Марго.
— Что может быть серьезнее этого? Ты нравишься Жолю, Минель, очень нравишься. Я рада, потому что… Я скажу тебе кое-что: они предназначают его для меня. О, ты испугалась, верно? Мой отец и сэр Джон об этом говорили. Я знаю, так как подслушивала у замочной скважины. Мой отец хотел бы, чтобы я осталась в Англии. Он считает, что во Франции теперь небезопасно. Поэтому, если бы я вышла замуж за Жоэля, который дал бы мне состояние и титул, все бы устроилось. Конечно, он не из такой древней семьи, как наша, но отец готов об этом забыть. А теперь, ты выезжаешь на новой лошади и в нарядном костюме, и Жоэль не замечает меня — он видит только тебя.
— Никогда не слышала подобной ерунды!
— Все началось, когда ты пришла к чаю. Ты встретила Жоэля на лужайке около солнечных часов. Наверное, стоя там, ты выглядела такой красивой! Ты становишься прекрасной, когда солнце блестит в твоих волосах. Скажи, Минель, ты влюблена в Жоэля?
— Марго, я хочу, чтобы ты уделяла больше внимания урокам.
— А я хочу, чтобы ты уделила внимание мне. Впрочем, ты и так это делаешь. Ты покраснела, когда я упомянула о Жоэле Деррингеме. Можешь доверять мне, так как…
— Мне нечего тебе доверять. Марго, тебе следует усерднее заниматься английским, иначе не останется причин для твоего пребывания здесь, и тебе придется вернуться в замок твоего отца.
— Я не похожа на тебя, Минель. Я не притворяюсь.
— Мы говорим не о наших характерах, а о твоих занятиях.
— О, Минель, ты можешь просто с ума свести! Интересно, почему ты так нравишься Жоэлю?
— Кто сказал, что я ему нравлюсь?
— Я сказала, а также Мари и Сибиль. Думаю, что уже все это говорят. Нельзя все время ездить верхом с молодым человеком, чтобы люди не обратили на это внимание и не сделали соответствующие выводы.
— Тогда это весьма бесцеремонно с их стороны.
— Они не позволят Жоэлю жениться на тебе, Минель.
Я похолодела, подумав не о себе и не о Джоэле, а о маме.
— Это так забавно…
Марго начала смеяться. Ее смех испугал меня — он казался неконтролируемым. Когда я обняла ее за плечи, она начала плакать, прижавшись ко мне; ее стройная фигурка сотрясалась от рыданий.
— Марго, Марго! — воскликнула я. — Что случилось?
Но я не смогла ничего добиться от нее.
В ноябре выпал снег. Я не могла припомнить, чтобы в это время когда-нибудь было так холодно. Мария и Сибил не могли добираться из Мэнора в школу, и учениц стало совсем мало. Мы с трудом поддерживали тепло в доме, и хотя в каждой комнате горел камин, сильный восточный ветер, казалось, проникал в каждую щель. У мамы началась простуда. Она страдала от нее каждую зиму, и сначала мы не обратили на это внимания. Но болезнь оказалась упорной, и я заставила маму оставаться в постели, пока я буду вести занятия. Так как многие ученицы отсутствовали, это было несложно.