— Я раздражала графа, так как говорила Урсуле, что она должна настаивать на своем и критиковать его в лицо. Он заявил, что Маргерит больше не нуждается в няне, и отослал меня.
— Удивительно, что Урсула позволила это.
Иветт поджала губы.
— С тех пор, как она вышла замуж, все изменилось. Он напугал ее с самой первой встречи.
— Значит, несмотря на то, что граф обеспечил вас домом и всем необходимым, вы его не любите?
— Не люблю! — она рассмеялась. — Эти слова кажутся странными по отношению к нему. Интересно, есть ли вообще кто-нибудь, кто любит графа. Люди его боятся, некоторые уважают за богатство и положение, а многие ненавидят. Даже его любовницы едва ли могли бы сказать, что любят его.
— А вы принадлежите к тем, кто его ненавидит?
— Я бы возненавидела всякого, кто бы поступил с Урсулой так, как он.
— Граф был настолько жесток к ней?
— Если бы она не вышла за него замуж, то была бы жива.
— Вы не имеете в виду, что он… убил ее?
— Можете понимать и так, мадемуазель.
Я покачала головой, и Иветт положила ладонь на мою руку.
Больше она ничего не сказала, и в тот день наше tete-a-tete завершилось.
Я много думала о разговоре с Иветт. Казалось, она располагает какими-то тайными сведениями. Если это так, то я должна узнать, в чем они заключаются. Иветт дала понять, что в них не содержится ничего хорошего для графа. Я поежилась, вспоминая, с каким выражением лица она говорила, что он повинен в смерти жены.
Если бы граф был рядом со мной, я бы не поверила, что это правда, но в его отсутствие я могла рассматривать факты более хладнокровно. Нужно еще поговорить с Иветт. Если я узнаю больше о характере Урсулы, то, быть может, мне удастся пролить свет на эту историю.
Марго попросила меня сходить в город и купить ленты для костюмчика Шарло.
— Ты сумеешь выбрать нужный цвет, Минель, — сказала она.
Я отправилась одна. Днем в Грасвиле мы не нуждались в сопровождении, поэтому я не впервые пошла в город в одиночку.
Шато-Грасвиль был не столь великолепен, как Шато-Сильвен, и походил скорее на великолепный сельский дом, чем на замок. У семьи был еще один замок в сорока милях к северу — как я слышала, гораздо больший — но они предпочитали этот. Окруженный серой каменной стеной, Шато-Грасвиль с его четырьмя изящными башенками был хорошо виден из города.
Было не слишком раннее утро, солнце уже высоко поднялось, и день обещал быть жарким.
В городе несколько человек приветствовали меня. Одна женщина спросила, как поживает малыш. Я ответила ей, что у Шарло все в порядке.
— Бедный малютка! Быть подброшенным таким образом! Я бы сворачивала шею матерям, которые бросают своих детей так же легко, как мсье Беррей сворачивает шеи своим цыплятам!
— Но о Шарло сейчас заботятся так, как этого можно только пожелать, мадам.
— Я знаю. А молодая мадам просто рождена для того, чтобы быть матерью! Вот она и стала ею, спустя всего лишь несколько недель после свадьбы! — Она весело расхохоталась.
— Мадам очень любит детей, — сказала я.
— Да благословит ее Бог!
Я двинулась дальше. Почти каждый встречный спрашивал меня о ребенке.
Потратив некоторое время на выбор лент, я решила выпить чашку кофе с моим любимым пирожным, прежде чем возвращаться в замок.
Сидя под голубым зонтиком, я слушала болтовню мадам Дюран, которая принесла мне кофе и не переставала радоваться счастливой судьбе ребенка, которого оставили у ворот замка.
Когда она ушла, я задумалась о разговоре с Иветт и о том, почему она так ненавидит графа. Ну-Ну испытывала к нему те же чувства. Причиной могло быть его отношение к Урсуле, которую они обе очень любили. Я многого не знала о ней. Раньше я считала ее всего лишь капризной ипохонд-ричкой, но подобное суждение с трудом подходило к женщине, способной внушать окружающим такую любовь и преданность. В отношении Ну-Ну, потерявшей собственного ребенка, это еще можно было понять, но Иветт — другое дело. Иветт обладала здравым смыслом и независимым мышлением, и если она так сильно подружилась с дочерью своих хозяев, значит, в той было что-то необычное.
Когда я думала о графе и его делах, то рано или поздно заходила в тупик.
Сидя под голубым зонтиком, защищавшим меня от солнца, потягивая кофе и закусывая пирожными, я внезапно ощутила странное чувство, словно за мной наблюдают.
Это чувство казалось особенно необычным, так как оно охватило меня ярким солнечным утром в центре города. Стараясь держаться естественно, я обернулась и заметила человека, сидящего поодаль. Как только я повернулась, он дернул головой и уставился перед собой. Я была уверена, что он наблюдал за мной. Затем мне внезапно пришло в голову, что я видела его раньше. Это произошло, когда мы ехали из Парижа в Грасвиль. Он был в гостинице, где мы остановились на ночь. Что-то в посадке головы делало его легко узнаваемым. Шея была довольно короткой, плечи круглыми. Он носил темный парик и высокую шляпу с полями, частично закрывавшими лицо, — такие шляпы в те дни можно было встретить повсюду. Жакет и штаны были того же неброского коричневого цвета, что и шляпа. Короче говоря, его одежда не привлекла бы внимание ни в городе, ни в деревне. Я узнала его только по посадке головы.
Должно быть, мне почудился его интерес к моей особе. Для этого просто не было причины. Разве только незнакомец услышал, что я — кузина молодой мадам из замка, которая недавно усыновила найденного ребенка.
И все же на какой-то момент мне стало не по себе. С тех пор, как на лесной тропинке я едва не лишилась жизни, меня не покидала настороженность.
Встав и пойдя по улице, я все еще думала о человеке в темном парике. Казалось странным, что он был в гостинице, где останавливались мы. Но, быть может, он просто живет здесь. Надо будет осторожно навести о нем справки.
Я снова зашла в лавку, решив купить кружево, которое там видела. Выйдя оттуда и проходя мимо кондитерской, я увидела, что незнакомца за столиком больше нет.
Возвращаясь в замок, я бросила с холма взгляд назад. Человек следовал за мной на почтительном расстоянии.
Я вернулась в дом, все еще думая о нем.
Было нелегко вызвать Иветт на разговор об Урсуле. Найдя ее сидящей в саду за шитьем, я присоединилась к ней.
— Нужно пользоваться возможностью, — промолвила она. — Это не продлится долго.
— Вы имеете в виду мир и покой?
Она кивнула.
— Интересно, что происходит в Париже. Должно быть, там очень жарко. Странно, как жара влияет на настроение! Люди, наверное, выходят по вечерам на улицы, в Пале-Рояле все время собрания, на которых звучат речи, клятвы, угрозы…
— Правительство должно принять решение. Граф, безусловно, посещает собрания.
Иветт покачала головой.
— Ненависть и зависть слишком сильны. Теперь едва ли что-нибудь можно поделать. Если народ восстанет, не завидую аристократам, которые попадут в руки толпы.
Я вздрогнула, подумав о графе, гордом и надменном, кажущемся всемогущим в своем замке. Но улицы Парижа — другое дело…
— Это расплата, — продолжала Иветт. — Граф де Фонтен-Делиб был деспотичным господином. Его слово было законом. Но теперь такие, как он, будут свергнуты.
— Почему Урсула вышла за него замуж? — спросила я.
— Бедное дитя, у нее не было выбора.
— А я думала, что родители в ней души не чаяли.
— Так оно и было, но они хотели устроить для нее как можно лучший брак. А более блестящего жениха можно было найти разве только в королевской семье. Они желали для нее почестей — им казалось, что счастье последует само собой. У нее будет прекрасный замок, знатное имя, муж, занимающий важное положение в Париже и во всей стране. То, что он дьявол во плоти, не имело значения.
— Неужели он таков? — почти жалобно спросила я, надеясь услышать о графе хоть что-нибудь хорошее.
— Когда они поженились, он был всего на год старше ее, но успел накопить столько грехов, словно прожил долгую жизнь. Можете не верить, но я не сомневаюсь, что у него и в четырнадцать лет были любовные приключения. А в восемнадцать лет, когда он вступил в брак, у него уже имелась постоянная любовница. Вы ее знаете.
— Да, Габриель Легран.
— И она родила ему сына. Вам известно, как Этьен стал воспитываться в замке. Можете вы себе представить более жестокий поступок, чем привести в дом сына от другой женщины, чтобы похваляться им перед женой, которая больше не в состоянии иметь детей?
— Согласна, это бессердечно.
— А у него вообще нет сердца. Он считает, что самое важное — это удовлетворение его желаний.
— Мне казалось, что с такими родителями, Ну-Ну и вами Урсула могла отказаться выходить за него замуж.
— Вы же знаете его. — Иветт искоса взглянула на меня, и я подумала, не дошли ли до нее определенные слухи обо мне и графе. Очевидно, она что-то слышала, и в этом заключалась причина ее горячности. Иветт предупреждала меня. — В нем есть определенный, чисто дьявольский шарм. Многим женщинам трудно устоять против него. Но связаться с ним — все равно, что шагнуть в зыбучие пески. Они могут выглядеть весьма заманчиво, но стоит вам ступить на них, как вас начинает засасывать, и если у вас не хватит ума и силы быстро вылезти, то вы погибли.
— По-вашему, кто-то может быть таким воплощенным злом?
— По-моему, некоторые люди находят высшее удовлетворение во власти над другими. Для них важны только собственные нужды и желания, которые должны быть выполнены, даже если это принесет страдание многим.
— Но ведь граф позаботился о вас, когда вы уехали, — напомнила я. — Он дал вам дом и средства, чтобы жить в комфорте и иметь служанку.
— Сначала я считала это добрым поступком, но позже начала думать, что у графа были на то свои причины.
— Какие?
— Возможно, он хотел убрать меня с пути.
— Зачем?
— У него могли иметься определенные планы в отношении Урсулы.
— Вы же не думаете, что…