— Вы имеете в виду, с Арманом? Но ведь он сказал, что везет меня к вам.
— О Боже, как бы я хотел, чтобы мерзавец попался ко мне в руки! Я еще доберусь до него!
— Но ведь он давно у вас на службе…
— Вы хотите сказать, на службе у Этьена. Только подумать, что мой сын… Чего люди не сделают ради денег, поместий, титула! Но даже если у меня больше никогда не будет сына, теперь Этьен не получит ничего!
— Вы имеете в виду, что Арман затащил меня туда, чтобы убить по приказу Этьена?
— Безусловно. Арман исчез. Когда он понял, что кто-то проник в дом с целью помешать ему, он сразу же сбежал.
— А этот Периго?
— Отличный парень! Он наблюдал за вами.
— Человек в темном парике и с короткой шеей?
— Не знаю насчет парика, но что касается шеи, вы правы.
— Так вы послали его охранять меня?
— Естественно. Мне не понравилось, что произошло с вами на тропинке около Шато-Сильвен, где вас едва не застрелили. Периго хорошо справился с делом. Он следил за Арма-ном, когда тот ездил в дом в лесу, видел, как он копает могилу, и быстро обо всем догадался. Когда Периго заметил, что вы с Арманом уезжаете из замка, он поспешил в лес и стал поджидать вас у дома. Арман прикончил бы вас, если бы не Периго. В результате пуля угодила вам в руку, а не в голову или в сердце, как намеревалось. Периго расстроен, что не успел схватить Армана, прежде чем тот выстрелил, но его вряд ли стоит за это винить. Если мы вернемся к нормальной жизни, то Периго получит за свою службу землю и состояние.
— Арман! — пробормотала я. — Но почему Арман?
— Арман действовал по поручению Этьена — он ведь всегда был его грумом. Они скорее соучастники, чем просто господин и слуга. Уверен, что это Этьен — возможно, с согласия его матери, что мне еще предстоит выяснить, — устроил вам маленькое приключение на тропинке. Оно насторожило меня, и я решил принять меры предосторожности. Я знал, что могу полностью доверять Периго. Хочу послать за ним, чтобы вы могли лично его поблагодарить.
В комнату вошел Периго. Без парика и высокой шляпы он выглядел гораздо моложе, а короткая шея была не так заметна.
Периго поклонился, а я сказала:
— Благодарю вас — вы спасли мне жизнь.
— Сожалею, мадемуазель, — ответил он, — что не спас вас и от ранения. Боюсь что я был неловок, так как вы, кажется, обратили на меня внимание.
— Не могла же я не заметить вас, когда вы постоянно находились рядом. Но иначе вам не удалось бы так хорошо оберегать меня.
— Мы оба очень признательны тебе, Периго, — промолвил граф. — Твоя служба не будет забыта.
— Мой долг служить вам, мсье граф, — ответил он. — Надеюсь, что смогу это делать еще много лет.
Граф был глубоко тронут, а я почувствовала, что у меня на глазах показались слезы. Сейчас я спрашивала себя, как я вообще могла усомниться в графе, но его присутствие всегда производило на меня подобный эффект.
Когда Периго вышел, граф сел у моей кровати. Он сказал, что для него все происшедшее абсолютно ясно. Этьен всегда надеялся быть узаконенным и стать наследником титула и состояния. Так бы и случилось, если у графа когда-нибудь не появился бы законный сын.
— Конечно, — продолжал граф, — Этьен знал о моих чувствах к вам и начал опасаться последствий. Он справедливо считал, что я собираюсь жениться на вас, а если у нас будет сын — на что мы в полном праве рассчитывать, не так ли? — то его надежды рухнут. Следовательно, вы представляли для него угрозу.
— А где же сейчас Этьен?
— Он был в Шато-Сильвен, присматривая за поместьем. Теперь Арман поспешит к нему и сообщит о крушении их планов. Думаю, что Этьен сразу же покинет замок, так как поймет, что мне все известно. Больше он никогда не осмелится взглянуть мне в глаза. С Этьеном все кончено. А мы с вами должны немедленно обвенчаться.
Я издала протестующий возглас, вспомнив, о своих беседах с Джоэлом. Хотя я и не обещала выйти за него замуж, но все же и не совсем ему отказала. Как же я могла сразу же стать женой графа? Кроме того, как только я подумала о браке с ним, прежние страхи и сомнения вновь подняли голову. Граф был в ужасе от попытки Этьена убить меня, но как быть со смертью Урсулы? Не умерла ли она, потому что стояла на пути его желаний, точно так же как я стояла на пути желаний Этьена?
— Почему вы отказываетесь? — свирепо осведомился граф.
— Я не готова, — ответила я.
— Что за чушь вы несете?
— Это не чушь, а здравый смысл. Я должна быть уверена.
— Неужели вы еще не уверены?
— Ну, вообще-то, да, но еще нужно многое обдумать. В таком серьезном деле, как брак, это необходимо.
— Моя дорогая Минель, в таком деле, как брак, обдумывать нужно только одно: любят ли друг друга мужчина и женщина. Я вас люблю. У вас есть какие-нибудь сомнения на этот счет?
— Может быть, мы с вами понимаем под словом «любовь» не вполне одно и то же. Я знаю, что вы хотите быть со мной, но является ли это любовью?
— Если не это, то что же?
— Общие интересы, взаимное уважение, понимание. Это важнее страсти. Ведь желанию присуща мимолетность. Перед тем, как выйти замуж, я хочу быть уверенной, что мой муж будет хорошим отцом нашим детям, что он разделяет мои моральные принципы, что ему во всем можно доверять.
— У вас высокие требования, — заметил граф. — Очевидно, учительница не может обойтись без того, чтобы не устроить своему поклоннику экзамен.
— Возможно, и так. И, возможно, учительница — неподходящая жена для человека, проведшего жизнь в поисках новых любовных приключений.
— А по-моему, она самая подходящая жена для него. Послушайте, давайте прекратим всю эту ерунду. Я найду священника, который обвенчает нас через несколько дней.
— Мне нужно время, — настаивала я.
— Вы разочаровываете меня, Минель. Я думал, что вы тоже любите приключения.
— Вот видите — я права. Вы уже мной разочарованы.
— Лучше я буду разочарован вами, чем доволен какой-нибудь другой женщиной.
— Это просто нелепо!
— Разве так разговаривают со своим супругом и повелителем?
— Уверяю вас, что мой гордый дух не потерпит никаких повелителей. Так что мне следует хорошенько подумать, прежде чем очертя голову решиться на брак, который может стать бедствием.
— Это будет весьма увлекательное бедствие.
— Лучше избегать всяких бедствий — даже увлекательных.
— Вы просто очаровываете меня!
— Не могу понять, почему. Ведь я никогда с вами не соглашаюсь.
— Слишком много людей со мной соглашаются или притворяются, что делают это. Такое может наскучить.
— Не сомневаюсь, что несогласие вскоре также вам наскучит и будет раздражать куда сильнее.
— Испытайте меня, Минель! Послушайте, любовь моя. У нас мало времени. Предместья готовятся восстать. Они уничтожат нас. Давайте же наслаждаться жизнью, пока это возможно.
— Что бы нас ни ожидало, я должна подумать, — настаивала я.
Граф просидел около моей кровати еще некоторое время. Мы мало говорили, но само его молчание было умоляющим. Я уже колебалась и была готова сказать: «Хорошо! Давайте поженимся и будем хоть немного счастливы вместе», но не могла забыть прогулки и разговоры с Джоэлом, а больше всего — маму.
— А вы послали в Грасвиль сообщение о том, где я? — внезапно спросила я.
Граф ответил, что позаботился обо всем.
— Благодарю вас. А то они начали бы беспокоиться.
Я закрыла глаза, ощущая желание спать. Мне хотелось подумать, но мои мысли могли привести меня все к тому же мучительному вопросу.
Было 14 июля — эту дату во Франции никогда не забудут. Я уже чувствовала себя хорошо, и хотя моя рука все еще была перевязана, рана начала заживать.
Предыдущий день был жарким и душным. В Париже царило спокойствие, но меня не оставляло ощущение, что город подобен притаившемуся зверю, готовому к прыжку.
Я чувствовала постоянное напряжение. За короткое время на мою жизнь уже дважды покушались. Такие испытания всегда оставляют шрамы.
Мне хотелось побыть одной. В таком настроении я набросила легкую накидку и вышла из дома. Проходя по узким улицам, я ощущала на себе косые взгляды. Прохаживающимся взад-вперед королевским гвардейцам было явно не по себе. Издалека доносилось пение.
Кто-то схватил меня за руку.
— Минель, вы с ума сошли!
Это оказался граф. Он был скромно одет в коричневый плащ и высокую шляпу с полями, такую же, как я видела на Периго. Из осторожности люди старались не выходить на улицу хорошо одетыми.
— Вам не следовало покидать дом. Я искал вас и понял, что вы пошли в сторону Нового моста по набережной Орлож. Мы должны сейчас же возвращаться.
Он оттащил меня к стене, так как мимо проходила группа молодых людей — очевидно, студентов. Их крики заставили меня содрогнуться:
— A bas les aristocrates! A la lanterne![182].
Мы быстро пошли назад. Я вся дрожала — не за себя, а за графа, понимая, что, несмотря на простую одежду, в нем можно безошибочно признать аристократа.
Прежде чем мы добрались до предместья Сент-Оноре, весь Париж, казалось, превратился в ад. На улицах слышались вопли. Толпы народу бегали туда-сюда, крича:
— A la Bastille![183].
— Они идут к тюрьме, — сказал граф. — Боже мой! Кажется, началось.
До Сент-Оноре нам удалось дойти благополучно.
— Вы должны немедленно уехать из Парижа, — заявил граф. — Оставаться здесь небезопасно. Скорее переодевайтесь и спускайтесь к конюшне.
Я повиновалась. Граф с нетерпением ожидал меня там. Он давал распоряжения слугам, чтобы они покидали дом, но не все сразу, а постепенно, не привлекая внимания.
Граф и я поехали в Шато-Сильвен и прибыли туда вечером.
— Как видите, вы опоздали с вашими раздумьями, — печально сказал мне он, когда мы стояли в холле. — Революция началась. Вам следует, не теряя времени, возвращаться в Англию. Ради Бога, не говорите по-французски, ибо толпа может принять вас за француженку и врага народа.