ала бы со стены саблю и устроила бедным слугам настоящую резню.
— Нет, глупышка. С ней вообще ничего бы не случилось, потому что она спокойно переместилась бы с помощью этой хроно-штуки. В какое-нибудь время, где мирно и тихо. Где с ней ничего не произойдёт! Но ты скорее будешь рисковать жизнью, чем расскажешь семье, что они подготовили не того человека!
— Может, Шарлотта за это время уже тоже успела переместиться. Тогда они получили то, чего хотели.
Лесли вздохнула и начала перебирать кипу бумаг, лежавшую на её коленях. Она завела для меня папку с кучей полезной информации. Ну, или относительно полезной. К примеру, она распечатала фотографии старинных автомобилей и пометила годы их выпуска. Автомобиль, который я увидела во время первого перемещения, был из 1906 года.
— Джек Потрошитель орудовал в Ист Энде в 1888 году. Глупо, но они его так и не нашли. Куча народу попала под подозрение, но доказательств не было. То есть если ты заблудишься в Ист Энде, то имей ввиду, что в 1888 любой мужчина потенциально опасен. Большой лондонский пожар был в 1666 году. Чума свирепствовала всё время, но в 1348, 1528 и 1664 годах была особенно лютой. Далее: бомбардировки во время второй мировой войны. Начались в 1940 году, весь Лондон лежал в руинах. Тебе надо выяснить, уцелел ли тогда ваш дом, и если да, то тебе там ничего не грозит. Ещё одно надёжное место — собор святого Павла, в него, правда, один раз попали, но он устоял — это было чудо. Может, там можно будет спрятаться.
— Всё это звучит довольно жутко, — сказала я.
— Да, я тоже всё это себе представляла как-то более романтично. Ты знаешь, я думала, что Шарлотта переживает, так сказать, свои собственные исторические фильмы. Танцует на балу с мистером Дарси. Влюбляется в какого-нибудь сексуального горца. Говорит Анне Болейн, чтобы она ни в коем случае не выходила замуж за Генриха VIII.Что-то в этом роде.
— Анна Болейн — это та, которой отрубили голову?
Лесли кивнула.
— Есть классный фильм с Натали Портман. Я раздобуду для нас DVD… Гвен, пожалуйста, пообещай мне, что ты сегодня же поговоришь с мамой.
— Обещаю. Прямо сегодня вечером.
— А где Шарлотта? — Синтия Дейл высунула голову из-за дерева. — Я хотела списать у неё сочинение по Шекспиру. В смысле, я имею ввиду, хотела почерпнуть парочку идей.
— Шарлотта заболела, — ответила я.
— А что у нее?
— Ну… м-м-м…
— Понос, — сказала Лесли. — Жуткий понос. Не слазит с унитаза.
— Тьфу, без подробностей, пожалуйста, — отреагировала Синтия. — Можно в таком случае взглянуть на ваши сочинения?
— Мы их тоже пока не дописали, — объяснила Лесли. — Мы хотим ещё посмотреть «Влюблённого Шекспира» на DVD.
— Ты можешь взять моё сочинение, — глубоким басом встрял в разговор Гордон Гельдерман. Его голова показалась с другой стороны дерева. — Всё скачано тип-топ с Википедии.
— В Википедию я могу и сама залезть, — ответила Синтия.
Прозвенел звонок.
— Двойной урок английского, — простонал Гордон. — Наказание для любого парня! А Синтия уже сейчас пускает слюни в мечтах о Принце Очарование!
— Заткнись, Гордон!
Но Гордон, как известно, никогда не затыкался.
— Я вообще не понимаю, почему вы все от него балдеете. Он же голубой!
— Бред! — возмущённо поднялась Синтия.
— И ещё какой голубой! — Гордон потащился за ней ко входу в школу. Он до второго этажа так и будет бубнить ей в уши, он умел это делать не переводя дыхания.
Лесли закатила глаза.
— Идём! — сказала она, протягивая руку, чтобы поднять меня со скамьи. — Вперёд, к Принцу Бельчонку Очарование!
На лестнице второго этажа мы нагнали Синтию и Гордона. Они всё ещё спорили о мистере Уитмене.
— Да это видно по его дурацкому кольцу-печатке, — говорил Гордон. — Такое носят только геи!
— Мой дедушка тоже всё время носил кольцо-печатку, — сказала я, хотя совершенно не собиралась вмешиваться.
— Значит, твой дедушка тоже гей, — ответил Гордон.
— Да ты просто завидуешь, — бросила ему Синтия.
— Завидую? Кому? Этому голубцу?
— Вот именно. Завидуешь. Потому что мистер Уитмен — самый красивый, мужественный и умный гетеросексуальный мужчина, который только есть на свете. И потому что рядом с ним ты просто глупый, жалкий маленький мальчик!
— Сердечное спасибо за комплимент, — сказал мистер Уитмен. Он неслышно подошёл к нам сзади — в руках пачка тетрадей, сам, как всегда, хорош собой (хоть и похож, как обычно, на бельчонка).
Синтия покраснела как рак. Мне стало жутко жаль её.
Гордон злорадно ухмыльнулся.
— А ты, мой дорогой Гордон, должен, по-видимому, немного изучить вопрос о кольцах-печатках и их носителях, — продолжал мистер Уитмен. — К следующей неделе я жду от тебя небольшое сочинение на эту тему.
Теперь покраснел и Гордон. Но в отличие от Синтии он не потерял дар речи.
— По английскому или по истории? — пропищал он.
— Я бы предпочёл, чтобы ты выдвинул на первый план исторический аспект, но, разумеется, предоставляю тебе полную свободу действий. Скажем, пять страниц к следующему понедельнику? — Мистер Уитмен открыл дверь в класс и ослепительно улыбнулся. — Прошу!
— Я его ненавижу, — пробормотал Гордон, пробираясь к своему месту.
Лесли утешающе похлопала его по плечу.
— Я думаю, что это основывается на взаимности.
— Пожалуйста, скажи мне, что это был сон, — просипела Синтия.
— Это был сон, — послушно сказала я. — На самом деле мистер Уитмен и не слышал, что ты его считаешь Sexiest Man Alive.
Синтия, застонав, опустилась за свою парту.
— Земля, разверзнись под моими ногами и поглоти меня!
Я села на своё место рядом с Лесли.
— Бедняга всё ещё красная как рак.
— Я думаю, она такой и останется до конца школы. Ой, как всё это было неловко!
— Может, мистер Уитмен теперь будет ставить ей лучшие оценки.
Мистер Уитмен поглядел на Шарлоттино место и сделал задумчивое лицо.
— Мистер Уитмен? Шарлотта заболела, — сказала я. — Я не знаю, позвонила ли моя тётя в секретариат…
— У неё понос, — проблеяла Синтия. Видимо, у неё была жгучая потребность быть не единственной, кто оказался в неловкой ситуации.
— У Шарлотты уважительная причина, — сказал мистер Уитмен. — Она, видимо, будет отсутствовать несколько дней. Пока всё… не нормализуется. — Он повернулся к доске и написал на ней слово «Сонет». — Кто-нибудь знает, сколько сонетов сочинил Шекспир?
— Что он имеет ввиду под «нормализуется»? — прошептала я Лесли на ухо.
— Мне не показалось, что он говорит о Шарлоттином поносе, — шепнула мне Лесли в ответ.
И мне не показалось.
— Ты его кольцо-печатку разглядела? — продолжала шептать Лесли.
— Нет, а ты?
— Там изображена звезда. С двенадцатью лучами!
— И что?
— Их двенадцать. Как у часов.
— У часов нет лучей!
Лесли закатила глаза.
— Ты не ухватываешь? Двенадцать! Часы! Время! Перемещение во времени! Спорим, что… Гвен?
— Вот дерьмо! — сказала я. У меня в животе опять всё скрутилось.
Лесли в отчаянии уставилась на меня.
— О нет!
Я тоже была в отчаянии. Раствориться в воздухе на глазах у одноклассников — это было последнее, чего я хотела. Поэтому я встала и потащилась к двери, прижимая руку к животу.
— Мне кажется, что меня сейчас вырвет, — сказала я мистеру Уитмену и, не дожидаясь ответа, рванула на себя дверь и вывалилась в коридор. Я ещё успела услышать, как мистер Уитмен сказал:
— Наверное, кто-то должен пойти следом. Лесли, ты не будешь так добра?..
Лесли пулей выскочила из класса и плотно закрыла за собой дверь.
— Так, быстрей, давай в туалет, там нас никто не увидит. Гвен? Гвенни?
Лицо Лесли расплылось у меня перед глазами, голос зазвучал как через вату. А потом она исчезла.
Я стояла одна в коридоре с роскошными золочёными обоями на стенах. Под ногами вместо прочной травертиновой плитки — изумительный паркет, отполированный до блеска, с искусной инкрустацией. Была, видимо, ночь или поздний вечер, со стен мерцали канделябры с горящими свечами, а с разрисованного потолка свисали люстры, тоже с горящими свечами. Вокруг разливался мягкий золотистый свет.
Моей первой мыслью было: супер, я не провалилась вниз. Моей второй: где здесь можно спрятаться, чтобы меня никто не увидел?
Потому что в этом доме я была не одна. Снизу доносилась музыка, струнные инструменты. И голоса. Много голосов.
Родной коридор третьего этажа средней школы Сент-Леннокса было не узнать. Я попробовала вспомнить порядок кабинетов. За мной была дверь в наш класс, в кабинете напротив миссис Каунтер как раз проводила урок географии для шестиклассников. Рядом находилась лабораторная. Если я туда спрячусь, то меня, по крайней мере, никто не заметит по возвращении.
С другой стороны, лабораторная была в основном закрыта, и, возможно, спрятаться там было не особенно удачной идеей. Если я вернусь в запертое помещение, то мне придётся убедительно объяснить, как я там оказалась.
Но если я спрячусь в какое-нибудь другое помещение, то по возвращении я материализуюсь из ничего перед целой толпой учеников и их учителем. Вот это будет совсем трудно объяснить.
Может, мне стоит просто остаться в коридоре в надежде, что я тут надолго не задержусь? В предыдущие два перемещения я отсутствовала всего несколько минут.
Я прислонилась к парчовым обоям и стала горячо ждать головокружения. Снизу доносился гул голосов и смех, я слышала звон бокалов, затем снова заиграли скрипки. Было такое впечатление, что внизу хорошо веселится целая куча народу. Может, и Джеймс был там. В конце концов, он когда-то тут жил. Я представила себе, как он — из плоти и крови — где-то там, внизу, танцует под музыку скрипок.
Жаль, что я не могу с ним повидаться. Но он он вряд ли обрадуется, расскажи я ему, откуда мы друг друга знаем. То есть будем знать, через много лет после его смерти. То есть после его будущей смерти.