Большинство имён мне ничего не говорило.
— И чем они заняты?
— Ну… м-да, — сказала мама. — Они занимаются старинными мифами. И временем. И людьми как ты.
— То есть таких, как я, много?
Мама покачала головой.
— Всего двенадцать. И большинство из них давно умерло.
Такси остановилось, и разделительное стекло поползло вниз. Мама протянула водителю пару фунтовых банкнот.
— Сдачи не надо, — сказала она.
— Что мы делаем именно здесь? — спросила я, когда мы вышли, а такси поехало дальше. Мы оказались на Стрэнде недалеко от Флит стрит. Вокруг ревел городской транспорт, людские массы потоками текли по тротуарам. Кафе и рестораны на той стороне были набиты битком, у обочины стояли два двухэтажных экскурсионных автобуса, с верхних площадок которых туристы фотографировали монументальный комплекс Королевского Дворца Правосудия.
— Вон туда между домами — и мы попадём в Темпл, — мама убрала мне волосы с лица.
Я поглядела на узкий пешеходный проход, на который указывала мама. Я не могла припомнить, что когда-нибудь была там.
Мама, видимо, заметила, что я удивлена.
— Ты ни разу не была в Темпле? — спросила она. — На храм и сады стоит посмотреть. И Фонтейн Кэрт. По-моему, красивейший фонтан в городе.
Я разозлилась. Она что, внезапно превратилась в экскурсовода?
— Пойдём, нам нужно на ту сторону, — сказала она и взяла меня за руку. Мы пошли за группой туристов, сплошь японцев, у каждого в руках гигантская карта.
За домами мы вдруг оказались в совершенно другом мире. Остались позади суета и шум Стрэнда и Флит стрит. Здесь, среди величественных, плотно стоящих друг к другу домов, красота которых неподвластна времени, ощущались спокойствие и тишина.
Я показала на туристов.
— Что им тут надо? Увидеть красивейший в городе фонтан?
— Они хотят посмотреть на церковь Темпла, — ответила мама, не реагируя на мой раздражённый тон. — Очень древний храм со множеством легенд и множеством мифов. Японцы это обожают. А в Миддл-Темпл-холле состоялось первое представление пьесы Шекспира «Как вам это понравится».
Некоторое время мы шли за японцами, затем свернули налево и зашагали по брусчатой дорожке, вьющейся между домами. Атмосфера была почти пасторальная, пели птицы, над роскошными клумбами жужжали пчёлы, и даже воздух казался свежим и негородским.
На дверях домов висели латунные таблички, на каждой — куча имён.
— Это всё адвокаты. Доценты юридического института, — сказала мама. — Мне даже не хочется знать, сколько тут стоит аренда бюро.
— И мне не хочется, — оскорблённо ответила я. Как будто у нас не было более важных тем для разговора!
У следующего дома мы остановились.
— Мы пришли, — сказала она.
Это был простой дом, выглядевший очень старым, несмотря на безупречный фасад и свежепокрашенные оконные рамы. Я попыталась прочесть имена на латунной табличке, но мама протолкнула меня в открытую дверь и повела по лестнице на второй этаж. По дороге мы встретили двух девушек, которые приветливо поздоровались с нами.
— А где это мы?
Мама не ответила. Она нажала на один из звонков, оправила блейзер и убрала волосы с лица.
— Ничего не бойся, дорогая, — сказала она, и я не поняла, мне это она или себе.
Со звуком зуммера дверь отворилась, и мы вошли в светлую комнату, выглядевшую как совершенно обычное бюро. Стеллажи, письменный стол, телефон, факс, компьютер… — даже светловолосая женщина средних лет, сидевшая за столом, выглядела совершенно обычной. Только очки на ней были слегка устрашающие — чёрные, с такой крупной оправой, что они закрывали почти пол-лица.
— Чем могу помочь? — спросила она. — О, это вы, мисс… миссис Монтроз?
— Шеферд, — поправила мама. — Я сменила девичью фамилию. Я вышла замуж.
— О, да, конечно. — Женщина улыбнулась. — Но вы совершенно не изменились. По вашим волосам я вас всех всегда и везде узнаю. — Её взгляд легко скользнул по мне. — Это ваша дочь? О, она пошла в отца, не так ли? Как вы…
Мама перебила её.
— Миссис Дженкинс, я должна срочно поговорить с моей матерью и мистером де Вильерсом.
— Ох, боюсь, что ваша мать и мистер де Вильерс на совещании, — миссис Дженкинс сочувственно улыбнулась. — Вы…
Мама снова перебила её.
— Я хочу присутствовать на этом совещании.
— Это… как… вы же знаете, что это невозможно.
— Тогда сделайте это возможным. Скажите, что я привезла им Рубин.
— Как? Но… — миссис Дженкинс уставилась поочерёдно то на маму, то на меня.
— Просто сделайте то, что я сказала. — Мама никогда не говорила так твёрдо.
Миссис Дженкинс встала и вышла из-за стола. Она оглядела меня с ног до головы, и я в своей противной школьной форме почувствовала себя совершенно неуютно. Немытые волосы, собранные в хвост простой резинкой. Не накрашена (впрочем, я редко красилась).
— Вы в этом уверены?
— Разумеется, уверена. Вы думаете, я позволю себе так глупо шутить? Поспешите, пожалуйста, у нас может быть мало времени.
— Пожалуйста, подождите здесь. — Миссис Дженкинс повернулась и вышла в заднюю дверь, находящуюся между двумя стеллажами.
— Рубин? — повторила я.
— Да, — ответила мама. — Каждый из двенадцати путешественников отмечен своим драгоценным камнем. Ты — Рубин.
— Откуда ты знаешь?
— Опал и Янтарь — первые двое, Агат, инкарнация волка, поёт в си-бемоле дуэт гармоничный с Аквамарином, за ними могучие Смарагд с Цитрином, близнецы-Карнеолы — это скорпион, под номером восемь Жадеит рождён. В ми-бемоле — Чёрный Турмалин, Сапфир — фа-мажор и яркая синь, и тут же за ними — лев и Алмаз, в седьмой и одиннадцатый раз. Время натягивает тетиву и поднимает лук, Рубин образует начало и замыкает круг.
Мама посмотрела на меня с печальной улыбкой.
— Я по сей день помню это наизусть.
Во время её декламации у меня пошли мурашки по коже. Это было непохоже на стихотворение — это было скорее заклинание, которое бормочут в фильмах злые колдуньи, мешая содержимое котла с дымящимся зеленоватым варевом.
— Что это означает?
— Это не более чем акростих, сочинённый помешанными на тайнах стариками, стремящимися ещё более усложнить сложное, — сказала мама. — 12 цифр, 12 путешественников во времени, 12 драгоценных камней, 12 тональностей, 12 поколений, 12 шагов к созданию философского камня…
— Философский камень? Что это?.. — я замолчала и глубоко вздохнула. Мне надоело задавать вопросы, которые я не могла до конца сформулировать, и с каждым ответом чувствовать себя ещё более сбитой с толку.
Мама, казалось, всё равно не имела никакого желания отвечать на вопросы. Она глядела в окно.
— Здесь вообще ничего не изменилось. Как будто время замерло.
— Ты часто тут бывала?
— Иногда мой отец брал меня с собой, — ответила мама. — Он был щедрее матери. Даже в том, что касалось тайн. Ребёнком я охотно приходила сюда. И позднее, когда Люси… — она вздохнула.
Некоторое время я боролась с собой, спрашивать дальше или нет. Любопытство победило.
— Тётушка Мэдди сказала мне, что Люси — тоже путешественница во времени. Она поэтому смылась?
— Да, — ответила мать.
— И куда она сбежала?
— Этого никто не знает. — Мама снова провела рукой по волосам.
Она была очевидно взволнована, я не помнила её такой нервной. Не сердись я так, мне было бы её жаль.
Мы помолчали. Мама вновь поглядела в окно.
— Значит, я Рубин, — сказала я затем. — Это такой красный, да?
Мама кивнула.
— А какой тогда камень Шарлотта?
— Никакой.
— Мама, нет ли у меня сестры-двойняшки, про которую ты забыла мне рассказать?
Мама обернулась ко мне и улыбнулась.
— Нету, дорогая.
— Ты уверена?
— Совершенно уверена. Я была при твоём рождении, ты забыла?
Откуда-то послышались быстро приближающиеся шаги. Мама выпрямилась и сделала глубокий вдох. Вместе с дамой в очках в бюро вошла тётя Гленда, а за ней — невысокий лысый мужчина в летах.
Тётя Гленда выглядела разъярённой.
— Грейс! Миссис Дженкинс утверждает, что ты сказала…
— Это верно, — сказала мама. — И у меня нет ни малейшего желания тратить время Гвендолин на то, чтобы убеждать в своей правоте именно тебя. Я хочу сразу же к мистеру де Вильерсу. Гвендолин должна быть считана на хронографе.
— Но это абсолютно — смешно! — Тётя Гленда почти визжала. — Шарлотта…
— …Пока не переместилась, не так ли? — Мама повернулась к маленькому толстяку с лысиной. — Извините меня, я знаю, что мы знакомы, но я не могу вспомнить ваше имя.
— Джордж, — сказал он. — Томас Джордж. А вы — младшая дочь леди Аристы, Грейс. Я хорошо вас помню.
— Мистер Джордж, — повторила мама. — Разумеется. Вы навещали нас в Дареме после рождения Гвендолин. Это Гвендолин. Она — Рубин, которого вам недостаёт.
— Это невозможно! — пронзительно завопила тётя Гленда. — Это абсолютно и совершенно невозможно! У Гвендолин неправильная дата рождения. И вообще, она родилась на два месяца раньше срока! Недоразвитый, недоношенный младенец! Вы только посмотрите на неё!
Мистер Джордж уже к этому приступил. Он дружелюбно разглядывал меня своими светло-голубыми глазами. Я пыталась ответить на его взгляд с максимально возможной невозмутимостью, стараясь при этом скрыть свой дискомфорт. Недоразвитый, недоношенный младенец! Тётя Гленда, похоже, сбрендила. Я была почти метр семьдесят ростом и имела грудь второго размера с явной тенденцией к третьему.
— Вчера она переместилась в первый раз, — сказала мама. — Я только хочу, чтобы с ней ничего не случилось. С каждым неконтролируемым перемещением возрастает риск.
Тётя Гленда издевательски захохотала.
— Никто не примет этого всерьёз! Снова жалкая попытка поставить себя в центр внимания!
— Ах, заткнись, Гленда! Я бы с огромной радостью оказалась в стороне от всего этого, предоставив твоей Шарлотте неблагодарную роль объекта исследований для одержимых изотерикой псевдоучёных и фанатичных любителей тайн! Но не Шарлотта унаследовала этот проклятый ген, а Гвендолин! — Мамин взгляд