— Со мной?
— Она назвала твоё имя. Гвендолин Шеферд.
— Но… — я принялась жевать нижнюю губу, а мистер Джордж с Гидеоном внимательно за мной наблюдали. — Я думала, что Пол и Люси исчезли до моего рождения. Как же они могли знать моё имя и назвать его этой Маргрет?
— Да, в том-то и дело, — сказал мистер Джордж. — Смотри: Люси и Пол стащили хронограф в мае того года, когда ты родилась. Вначале они спрятали его в настоящем. Пару месяцев им удавалось скрываться от детективов Стражей, разбрасывая ложные следы и используя всякие уловки. Они часто меняли города и объездили с хронографом пол-Европы. Но затем наш круг стал сжиматься, и они поняли, что скрыться на длительное время они смогут только в прошлом, если сбегут туда с хронографом. К сожалению, сдаться им даже не пришло в голову. Они защищали свои фальшивые идеалы абсолютно бескомпромиссно. — Он вздохнул. — Они были такие юные и страстные… — Его взгляд мечтательно застыл.
Гидеон откашлялся, и мистер Джордж перестал таращиться в пустоту. Он продолжал:
— До сих пор мы думали, что они совершили этот шаг в сентябре в Лондоне, за пару недель до твоего рождения.
— Но тогда они не могли бы знать моё имя!
— Верно, — согласился мистер Джордж. — Поэтому после сегодняшних событий мы рассматриваем вероятность того, что они переместились в прошлое уже после твоего рождения.
— Каковы бы ни были причины, — добавил Гидеон.
— При этом непонятно, откуда Люси и Пол знали твоё имя и твоё предназначение. Так или иначе, Маргрет Тилни отказалась сотрудничать.
Я подумала.
— И как мы теперь подберёмся к её крови? — О Боже! Неужели я это сказала? — Вы же не станете применять насилие? — Я представила себе Гидеона, орудующего эфиром, наручниками и гигантским шприцем, и это омрачило его образ в моих глазах.
Мистер Джордж покачал головой.
— Одно из двенадцати золотых правил Стражей гласит, что принуждение применяется только тогда, когда все остальные методы — объяснения, уговоры — не сработали. Поэтому мы попробуем вначале то, что предложила Маргрет, — отправим к ней тебя.
— Чтобы я её уговорила?
— Чтобы мы разобрались в её мотивах и узнали, от кого у неё сведения. По её собственным словам, с тобой она будет разговаривать. Мы хотим узнать, что она скажет.
Гидеон вздохнул.
— Из этого ничего не выйдет. Я всё утро пытался убедить их, но всё без толку.
— Да. И поэтому мадам Россини шьёт тебе сейчас хорошенькое летнее платье для 1912 года. Ты должна будешь познакомиться со своей прапрабабушкой.
— Почему именно 1912 год?
— Год мы выбрали абсолютно произвольно. Тем не менее Гидеон считает, что вы попадёте в ловушку.
— В ловушку?
Гидеон ничего не ответил, он только смотрел на меня. И он действительно выглядел обеспокоенным.
— По законам логики это практически исключено, — заметил мистер Джордж.
— Зачем кому-то устраивать нам ловушку?
Гидеон наклонился ко мне.
— Подумай сама: у Люси и Пола есть хронограф, в который уже считана кровь десяти из двенадцати путешественников. Чтобы завершить Круг и использовать Тайну в собственных целях, им нужна только наша кровь — твоя и моя.
— Но… Люси и Пол как раз собирались воспрепятствовать завершению Круга и открытию Тайны.
Мистер Джордж и Гидеон снова переглянулись.
— Это то, во что верит твоя мать, — сказал мистер Джордж.
И то, во что до сих пор верила я сама.
— А вы нет?
— Посмотри на дело с другой стороны. Что, если Люси и Пол хотят использовать Тайну исключительно для себя? — спросил Гидеон. — Что, если они именно с этой целью украли хронограф? И единственное, чего им не хватает, чтобы обойти графа Сен Жермена, — это наша кровь.
Я подумала над его словами, а затем сказала:
— И поскольку они могут встретить нас только в прошлом, им надо нас куда-нибудь заманить, чтобы добраться до нашей крови?
— Они должны понимать, что нашу кровь они получат только силой, — сказал Гидеон. — И мы в свою очередь тоже знаем, что добровольно они нам свою кровь не дадут.
Я подумала о мужчинах, напавших на нас вчера в Гайд-парке.
— Именно, — сказал Гидеон, словно читая мои мысли. — Если бы они нас убили, они могли бы взять у нас столько крови, сколько им надо. Осталось выяснить, откуда они знали, что мы там будем.
— Я знаю Люси и Пола. Это просто не в их стиле, — произнёс мистер Джордж. — Они выросли на 12 золотых правилах Стражей и абсолютно точно не заказали бы убийство своих собственных родственников. Они знают, что вначале надо попробовать уговоры и объясне…
— Вы знали Люси и Пола, мистер Джордж, — сказал Гидеон. — Но разве вы можете знать, какими они стали за это время?
Я переводила взгляд с одного на другого.
— В любом случае мне было бы интересно узнать, чего хочет от меня моя прапрабабушка, — заметила я. — И как это может оказаться ловушкой, если мы сами выбрали время своего визита?
— Я тоже так считаю, — сказал мистер Джордж. Гидеон разочарованно вздохнул. — Так или иначе, решение принято.
Мадам Россини надела на меня белое клетчатое платье длиной по щиколотку, украшенное матросским воротником. Талию подчёркивал голубой сатиновый шарф из того же материала, что и бант между воротником и застёжкой.
Посмотрев в зеркало, я была слегка разочарована. Я выглядела очень опрятно. В этой одежде я чем-то напоминала служку из церкви Св. Люка, куда мы время от времени ходили к воскресной службе.
— Конечно, моду 1912 года нельзя сравнить с экстравагантностью рококо, — заметила мадам Россини, передавая мне кожаные сапожки на пуговках. — Я бы сказала, очарование женщин скорее пряталось, чем подчёркивалось.
— Я бы тоже так сказала.
— Теперь причёска. — Мадам Россини легонько подтолкнула меня к стулу и расчесала мои волосы на косой пробор. Затем она закрепила пряди на затылке.
— Не слишком ли — а-хм — пышно здесь, за ушами?
— Так и надо, — ответила мадам Россини.
— Но я не думаю, что мне это идёт, как вы считаете?
— Тебе идёт буквально всё, моя маленькая Лебединая шейка. Кроме того, это не конкурс красоты. Речь идёт о…
— … аутентичности. Я знаю.
Мадам Россини рассмеялась.
— Вот и хорошо.
В этот раз за мной пришёл доктор Уайт — он должен был отвести меня в подвал с хронографом. Доктор был, как обычно, в дурном расположении духа, зато Роберт, маленький мальчик-призрак, радостно улыбался мне.
Я улыбнулась в ответ. Он был ужасно милый, с его светлыми кудряшками и ямочками на щеках.
— Привет!
— Привет, Гвендолин, — ответил Роберт.
— Нет никаких причин для столь бурной радости, — заметил доктор Уайт, махнув чёрной повязкой.
— О нет, зачем это опять?
— Нет оснований доверять тебе, — ответил доктор Уайт.
— Ах! Дайте сюда, грубиян! — Мадам Россини выхватила у него из рук чёрный платок. — На этот раз никто не испортит Гвендолин причёску!
А жаль. Мадам Россини собственноручно и очень осторожно завязала мне глаза. Из-под повязки не выбился ни один волосок.
— Удачи, дорогая, — сказала она мне вслед. Я слепо махнула рукой на прощанье. Снова это неприятное чувство — спотыкаться в пустоте. Но путь в подвал с каждым разом становился всё более знакомым. Тем более что сейчас мне помогал Роберт. «Ещё две ступеньки, потом налево через тайную дверь. Осторожно, порожек. Ещё десять шагов, и мы у большой лестницы».
— Действительно замечательный сервис, большое спасибо.
— Не надо иронии, — сказал доктор Уайт.
— Почему ты слышишь меня, а он нет? — огорчённо спросил Роберт.
— Я тоже не знаю, к сожалению, — ответила я, и меня охватило сострадание к нему. — Ты хочешь ему что-нибудь сказать?
Роберт молчал.
Доктор Уайт сказал:
— Гленда Монтроз права. Ты действительно разговариваешь сама с собой.
Я вела рукой по стене, вдоль которой мы шли.
— Ах, я знаю эту нишу. Сейчас опять ступенька, вот она, и через двадцать четыре шага поворот направо.
— Ты считала шаги!
— Только от скуки. Почему вы, собственно, такой недоверчивый, доктор Уайт?
— Совершенно нет. Я тебе вполне доверяю. Потому что в данный момент ты достаточно благонравна, разве что сбита с толку вывернутыми идеями твоей матери. Но никто не знает, что из тебя получится. Поэтому мне бы не хотелось, чтобы ты знала местонахождение хронографа.
— Этот подвал не может быть таким уж большим, — возразила я.
— Ты и представления не имеешь, — заявил доктор Уайт. — Мы в нём теряли людей.
— Правда?
— Да. — В его голосе послышался отзвук смеха, и я поняла, что он шутит. — Некоторые целыми днями блуждали по коридорам, а потом их опять выносило к началу.
— Я бы хотел сказать ему, что мне очень жаль, — произнёс Роберт. Очевидно, ему надо было время для раздумья.
— Ох. — Бедный паренёк. Если бы я могла остановиться и обнять его! — Но ты же не виноват.
— Ты уверена? — Доктор Уайт, видимо, всё ещё думал о потерявшихся в подвале людях.
Роберт засопел.
— Утром мы поругались. Я сказал, что ненавижу его и хотел бы иметь другого отца.
— Но он же не принял это всерьёз, наверняка нет!
— Принял. И сейчас он думает, что я его не люблю, и я больше не могу ему это сказать. — Тонкий голосок, который сейчас заметно дрожал, разрывал мне сердце.
— Поэтому ты всё ещё здесь?
— Я не хочу оставлять его одного. Он не может видеть и слышать меня, но возможно, он чувствует, что я рядом.
— Ох, миленький. — Я больше не могла выдержать и остановилась. — Я уверена, он знает, что ты любишь его. Каждый отец знает, что дети иногда говорят вещи, которые вовсе не имеют ввиду.
— Правда, — сказал доктор Уайт глухим голосом. — Если отец на два дня запретил детям телевизор, потому что они оставили велосипед под дождём, то ему не стоит удивляться, если они начнут кричать и говорить такое, что в обычном состоянии им бы и не пришло в голову.
Он повёл меня дальше.
— Я рада, что вы это сказали, доктор Уайт!