На этот раз Юлий не подвёл: припустил так, будто за ним волки гнались. Встречный ветер хлестал по глазам, но мне было всё равно. Сердце моё о Любаве тревожилось.
Уже далеко мы ушли от лагеря тугарского, когда Юлий, не сбавляя ходу, на меня обернулся.
– Знаешь, я всё хотел тебя спросить по поводу той фразы.
– Какой фразы? – переспросил я, глядя в степные дали.
– Ну той, про живодёров. Ты что, правда мог отдать меня живодёрам?
Я поморщился. Хоть и сказал я это в сердцах, но ничего дурного не желал. Как это – спутника своего добровольно на верную смерть отдать? Но что сказано, то сказано, и теперь мне стыдно стало.
– Ну... понимаешь... – начал я, не зная, как объясниться. Юлий резко встал, да так, что я едва с него не свалился.
– Так, подожди, подожди. Я просто хочу услышать: да или нет? – Он обернулся и пристально на меня уставился.
– Ну нет, – признался я наконец.
Конь вздохнул с облегчением.
– А я ведь тебе почти поверил, – сказал он тихо. – И глаза у тебя были такие... натуральные. – Он немного помолчал, а потом присел на трясущихся ногах и простонал, хитрец: – Ой, ой, слушай, а ты не мог бы пройтись пешком? А то спина так разболелась...
Я спорить не стал и на землю спрыгнул. Горбатого могила исправит. Дальше я пешком отправился, а Юлий за мной налегке шагал.
– Интересно, как там Тихон с Моисеем, добрались ли... – сказал я задумчиво, когда мы ещё пару вёрст прошли.
– Ой, да я вот сам волнуюсь, доверили им золото, а оно людское, – принялся болтать конь у меня за плечом. – Нет, ну в Моисее я, конечно, уверен, он нормальный парень, но Тихон...
Я обернулся и сказал спокойно – не хотелось мне более ругаться:
– Запомни, Юлий, я доверяю Тихону как себе.
– Да он мне вообще как брат, – сказал Юлий примирительно под моим грозным взглядом. – Просто они такие беззащитные...
Глава 10
– Уф... Да где же этот дуб-то? – сказал я, отдуваясь под тяжестью мешка на плечах.
Мы прошли уже с десяток вёрст. Луга сменились бесплодной степью, солнце высоко в небо поднялось, а дуба оговорённого видно не было. Но отчего-то у меня даже мысль не проскользнула, что мы неверною дорогой идём. Подсказывало сердце любящее, что Любава где-то рядом.
И верно: часа не прошло, как заметил я впереди тяжёлую тучу чёрную. Туча такая всегда над Тугариным висела – а значит, близилась наша встреча.
– Извини, но мне отсюда не видно! – пробурчал Юлий, ворочаясь в холщовом мешке, что мы у тугар прихватили. – И вообще, ты уверен, что это хороший план?
– Нет. Но другого у меня нет, – ответил я честно, подбросив ношу на спине, чтоб перехватить поудобнее.
– Значит, так... Тугарин отдаёт тебе Любаву, а ты отдаёшь ему мешок с золотом... – пробормотал Юлий и замолчал. – Погоди, но в мешке нету золота! В мешке сижу я. И ты отдаёшь меня Тугарину? – воскликнул Юлий и заворочался сильнее. – Так, остановись и выпусти меня!
– Да всё будет нормально, – попытался я его успокоить, обернувшись на мешок. Но куда там!
– Нет, сейчас же выпусти меня! Иначе я начну истерику! – закричал конь и забился в мешке, как рыба в сетях. Я едва мог его удержать. Тем временем степь кончилась. Впереди был крутой каменистый склон.
– Я же сказал, что не брошу тебя, – вздохнул я.
Я опустил мешок на землю и вытер лоб, покрытый испариной. Юлий, ощутив свободу, забился с утроенной силой. Мешок, который я положил на край обрыва, опрокинулся набок... и рухнул вниз. Юлий покатился по крутому склону, подпрыгивая и громко ойкая, и влетел в старое дерево.
Вот так и нашли мы место оговорённое. Посреди бесплодного поля стоял мёртвый дуб. Ни веток, ни листьев – только огромный остов с корою почерневшей и затвердевшей как камень.
На дубе том вверх тормашками висела Любава. Её хрупкое тельце Тугарин накрепко к стволу примотал. Рот Любавин завязали её же платком, и русая коса почти до земли повисла. От зрелища этого во мне такая злость поднялась, что ноги сами меня вперёд понесли. Но пришлось мне себя одёрнуть. Нужно было выбрать момент подходящий, чтоб и самому не пропасть, и Любаве не навредить.
Тугарин вышел из-за дуба, видать, услышав, как Юлий в дерево врезался. Посмотрел на мешок, нахмурившись, и вспорол его кончиком огромной сабли. Показалась лошадиная спина, а потом мешок спал, открывая Юлия. Конь лежал, согнувшись в три погибели, едва дыша от страха и копытами голову прикрывая.
Тугарин нахмурился.
– Где моё золото? – прорычал он так, что даже я на склоне мурашками покрылся.
– Где золото? Я скажу, но сначала я хотел бы узнать свою долю... – пробормотал Юлий, не разгибаясь. Ну и конь, даже тут своей корысти не растерял. За такое постоянство я его почти зауважал даже.
Тугарин навис над конём, достав из-за спины вторую саблю. Юлий вскочил, снова упал на зад и стал пятиться, но о выгоде своей не забыл:
– Золотом надо делиться. Как насчёт тебе сорок, мне шестьдесят? Что думаешь?
Тугарин в два шага нагнал коня. Зарычал и устрашающе провёл саблей по своему огромному животу. Из длинной царапины выступила кровь, и пара капель упала на морду Юлия.
– Хорошо-хорошо, пополам! – сдался конь.
Пока они говорили, я заметил краем глаза, как с другой стороны поля показались два молодчика. В одинаковых рубахах, с одинаковым суровым взглядом и тяжёлыми дубинами в руках. Серьёзные ребята – тут и сомневаться было не в чем. Но кто они такие и чего им у дуба надобно?
Пошли эти крепкие парни прямиком к Тугарину и стали говорить о чём-то. Слов было не разобрать, но по лицам я видел, что они чего-то делили. И чем дальше, тем суровее становились их лица. А Юлий оказался меж ними зажат.
Я понял, что мой час настал. Пока Тугарин от дуба отошёл да был разговором занят, я решил Любаву спасать. Достал верный меч да бросился вниз по склону. Увидел на бегу, как смотрит на меня с надеждой Юлий... Но не до него мне было сейчас.
Я ветром пронёсся мимо него и врагов и в мгновение ока оказался у дуба. Разом перерубил верёвки, что Любаву держали, и, бросив оружие, подхватил её на руки. Посмотрел в глаза её ясные... И стало на душе легко-легко. Все заботы последних дней разом испарились, будто их и не было.
Я осторожно поставил Любаву на землю, и она тут же бросилась мне на грудь.
– Любава... – сказал я ласково.
– Алёшенька... – выдохнула она, стянув с лица платок. Встала на цыпочки и крепко за шею меня обняла.
– Алёша! – вдруг услышал я истошный крик Юлия.
От радости встречи я вовсе забыл, зачем мы сюда пришли.
Я глянул туда, откуда крик донёсся. Юлий так и сидел на земле меж двух огней. С одной стороны – Тугарин, с другой – два крепких молодца. И, коль судить по перекошенной морде Юлия, чего-то от коня им было надобно.
– Извини, Любава, я должен Юлию помочь, – сказал я виновато и осторожно её руки с шеи убрал. Схватился за меч и направился к Юлию.
Бедный конь уже не знал, куда от врага деться. Попытался убраться от молодцев – к Тугарину под сабли попал. От Тугарина попятился – его молодцы дубинами закрыли, чтоб не сбежал. На меня они внимания вовсе не обращали, будто меня там и не было. Пока я к Юлию на выручку спешил, успел разговор вражеский услышать.
– Вы кто такие? – проревел Тугарин.
– Неважно. Это наша лошадь, – сказал один из молодцев так грубо, будто он не перед басурманским предводителем стоял.
– Я – Тугарин Змей, слыхали про такого?
Туча, что над ним висела, разразилась молнией. Раздался гром такой, что у меня даже уши заложило. Но молодцы этого словно не заметили.
– Ну, слыхали. А только конь наш, он нам денег должен, – ухмыльнулся второй.
Тут до меня дошло – вот почему Юлий без богатств от камня вернулся. Видать, вместо денег только проблем нашёл – еле ноги от них унёс. А теперь они хотели унести его. Первый верзила ухватил Юлия за гриву, второй – за хвост. Они подняли коня, который от страха совсем обессилел, развернулись и зашагали прочь. Но не удалось им уйти далеко.
– Что? Этот конь мой, он знает, где моё золото спрятано! – Тугарин спрятал сабли и, сотрясая землю широкими шагами, в два счёта их нагнал. Схватил крепких парней за шиворот как котят и поднял в воздух вместе с Юлием. Тот принялся вырываться, но без толку.
И на этом я их наконец нагнал.
– Мужики, это мой конь, – крикнул я, глядя снизу вверх на Тугарина.
– Ты-то кто такой? – скривил щербатый рот один из молодцев.
– Я богатырь ростовский – Алёша Попович! Пришёл слово своё держать! – крикнул я, выпятив грудь для солидности и подняв меч повыше.
– О, богатырь! – проревел Тугарин, глядя так, будто не ожидал меня увидеть. Молодцы, нового врага во мне завидя, отпустили Юлия и схватились за дубины.
Я бросил меч и кинулся коня ловить. Кое-как успел – и еле удержал такую тушу. А тем временем Тугарин, потеряв к молодцам всякий интерес, отпустил их и достал сабли.
– Где моё золото? – спросил Тугарин, сделав шаг ко мне.
– Оно не твоё! – ответил я сурово. Ишь ты, сам народ ростовский обобрал, а теперь меня злодеем выставляет!
– Верно, золото наше, – вклинился один из молодцев и перехватил дубину покрепче.
– Алёша... – простонал Юлий у меня на руках. И на радостях мне щёку облизал.
А пока я на коня отвлёкся, вторую щёку смял удар одного из молодчиков. Я пошатнулся и едва устоял на ногах. И только я равновесие вернул, как мне с другой стороны дубиною досталось.
Ух какая злость меня взяла! Не по чести это, на безоружного нападать. Руки-то мои были Юлием заняты.
Я коня на землю опустил и закатал рукава.
Что тут началось! Все оружие побросали и пошли врукопашную. Я против Тугарина, тот против молодцев, а молодцы против меня. Я то бил, то уворачивался от пудовых кулаков тугаринских. То падал под ударами, то поднимался и снова бросался в бой. Так мы и сражались вчетвером, не глядя и не разбирая больше, кто кому враг.
Первым сдался один из молодцев. Рухнул под ударом тугаринским да так и остался лежать, тяжело дыша. Мы со вторым переглянулись и, не сговариваясь, встали вдвоём против Тугарина, как самого грозного. Но куда нам было с ним тягаться! Очень скоро мой случайный союзник, обессилев, тоже упал и не встал больше. И остался я стоять один, едва держась на ногах от усталости, против хана басурманского.