ОРЛАНДО (за кадром). Что вы говорите?! Тогда я, конечно, с вами.
34. КУХНЯ «ГЛОРИИ Н.». ИСКУССТВЕННОЕ ОСВЕЩЕНИЕ
В кухне царит обычная суматоха, но нашу компанию это обстоятельство мало беспокоит.
ОРЛАНДО. Добрый день, добрый день всем присутствующим!
ПОВАРА. Здравствуйте!
Бас Зилоев — он впереди всех — требует своим низким голосом:
— Здравствуйте. Курицу! Пожалуйста!
ОДИН ИЗ ПОВАРОВ. Что?
ЗИЛОЕВ. Живую курицу!
Краснощекий поваренок растерянно смотрит на повара.
ПОВАРЕНОК. Он хочет живую курицу!
ПОВАР ДЖАЧИНТО. Кто?
Вмешивается Орландо и все разъясняет:
— Да, дорогие друзья, простите, что мы прервали вашу чрезвычайно важную деятельность на гастрономическом поприще, но нам действительно нужна курица… Для одного эксперимента…
Зилоев, оглядевшись по сторонам, выбирает подходящее место — огромный стол, заваленный зеленью и прочей снедью. Затем, наклонившись, он резко сдвигает в сторону тяжелую доску для разделки мяса.
ЗИЛОЕВ. Поставим ее вот сюда…
ОРЛАНДО. Эксперимент несколько необычный, но очень важный, и вы все будете при нем присутствовать… О… капитан нам разрешил…
ПОВАР. Ну так берите. Вот они, куры.
Орландо. Я не хочу заранее раскрывать секрет ЭКСПЕРИМЕНТА: если он удастся, это будет такой сюрприз!
Несмотря на интригующий тон Орландо, повара и судомойки выказывают полное равнодушие к происходящему.
Зилоев, долго выискивающий подходящую птицу в битком набитых клетках, наконец указывает поваренку на избранную им жертву.
ЗИЛОЕВ. Мне вон ту!
Орландо сразу берет на себя функции распорядителя:
— Шеф, вы согласны? Спасибо. Спасибо, спасибо всем! Идите сюда! Идите! (Его приглашение адресовано фотографу и кинооператору, которые тоже заглянули на кухню.) Мы должны запечатлеть это событие…
Повар приносит курицу.
Зилоев дает указания относительно того, как правильно поставить птицу, затем сбрасывает накинутый на плечи пиджак и садится напротив курицы метрах в двух от стола.
Работа в кухне прекратилась. Все взоры обращены на певца; сделав глубокий вдох, он «ставит диафрагму».
Курица, хоть и не осознает своей роли в этом опыте, замерла на месте.
Бас сосредоточивается, собирается с силами.
ФИТЦМАЙЕР (наклонившись к уху секретаря сэра Донгби, шепотом). А вдруг она снесет яйцо?
Секретарь с трудом сдерживает приступ смеха.
И тут Зилоев исторгает из груди необычайно глубокую низкую ноту.
Кинооператор крутит ручку своей камеры; фотограф готов нажать кнопку затвора.
Птица, словно загипнотизированная этой единственной нескончаемой нотой, не двигаясь с места, поднимает правую лапку. Впечатление такое, что она приветствует зрителей, лица которых выражают живейший интерес к забавному эксперименту. Но Зилоев настроен серьезно; он вкладывает в этот опыт все свои силы. Голос его, исполненный мрачной мощи, дрожит от напряжения, и курица наконец не выдерживает.
Бас вытягивает руку и, отчеканивая слова, говорит:
— Смотрите, она заснула…
Курица действительно погрузилась в сон, застыв на столе, словно мраморное изваяние.
Один из поваров, не веря своим глазам, подходит поближе, а дама-продюсер изрекает:
— Просто невероятно. Бедная курица!
ПОВАР. И правда! У нее глаза закрыты!
Должно быть, в этот момент закрылись глаза и у Орландо, так как он вдруг рухнул на пол, прямо к ногам публики.
ФИТЦМАЙЕР. Ой, что это с ним?
СЕКРЕТАРЬ ДОНГБИ. Он упал…
ДАМА-ПРОДЮСЕР. Ему плохо?! Доктора! Позовите доктора!
ПОДБЕЖАВШИЙ ПОВАР. Надо отнести его подальше от огня, вон туда, к иллюминатору.
ФИТЦМАЙЕР. Держите так, чтобы ноги были выше головы.
ОФИЦИАНТ. Ему нужен свежий воздух!
ДАМА-ПРОДЮСЕР. Ароматические соли!
ПОВАР. Водички…
ДАМА-ПРОДЮСЕР. У вас нет солей? Тогда немного уксуса!
ПОВАР. Каплю коньяка!
ФИТЦМАЙЕР. Я заметил, что он очень побледнел…
МУЗЫКАЛЬНЫЙ КРИТИК. Все-таки его надо бы вынести отсюда.
ПОВАР. Возьмите стакан воды и сбрызните ему лицо.
Крепкие руки подхватывают Орландо с пола, относят его подальше от пышущей жаром плиты и сажают на стул. И он сидит на стуле с блаженным видом, в полузабытьи, совсем как курица.
ФИТЦМАЙЕР. Синьор Орландо, дышите глубже.
Бас Зилоев с удовлетворенным видом накидывает пиджак поверх русской рубахи, которую он носит навыпуск.
У повара Фатторетто своя точка зрения на происшедшее:
— Чтобы находиться здесь, нужна привычка. Наш Гаспароне недавно ткнулся носом прямо в творог! Ну вот, теперь синьору лучше, все прошло.
Репортер действительно приходит в себя и, стряхнув сонное оцепенение, сразу же вспоминает об эксперименте Зилоева.
ОРЛАНДО. А курица спит? Глядите-ка, спит! Опыт удался! Она спит… Он действительно… усыпил ее…
И на него нападает безудержный смех, который тут же передается остальным.
ДАМА-ПРОДЮСЕР. Но ведь и вы спали…
— Вот глупая птица!.. — говорит он, не замечая сомнительной ассоциации и заливаясь смехом.
35. САЛОН-БАР «ГЛОРИИ Н.». ДЕНЬ
Маэстро Альбертини собрал в большом салоне всех певцов и держит перед ними речь.
— Ну что ж, думаю, вы тоже не вполне удовлетворены вчерашней репетицией реквиема… Когда исполняется реквием в память об Эдмее, тут, думаю, одних ваших способностей и вашей техники мало… вы должны стремиться вложить в свое исполнение всю благодарность великой артистке, ведь мы так ее любили, и она действительно самая великая певица всех времен.
Ильдебранда Куффари лишь опускает свои длинные ресницы.
— Ты готова, Ильдебранда?
Куффари дважды повторять не надо: она сразу начинает петь.
Музыкальная фонограмма.
А вот Руффо Сальтини почему-то замешкалась и шепотом спрашивает у Фучилетто:
— Что это за странный запах?
Фучилетто, раздувая ноздри, принюхивается.
36. ВЕРХНЯЯ ПАЛУБА. ДЕНЬ
На палубе вся свита богача египтянина возносит молитвы аллаху.
С противоположной стороны стоят юная красавица Доротея и Орландо, который, несмотря на свой почтенный возраст, явно взволнован тем, что они наконец остались наедине.
Небо и море подернуты желтоватым маревом: солнце клонится к закату.
ОРЛАНДО. Сколько мне лет?
ДОРОТЕЯ. Что вы сказали? Я не поняла.
ОРЛАНДО. Так сколько же?
ДОРОТЕЯ. Ах! Право, не знаю, я совершенно не умею угадывать возраст…
ОРЛАНДО. Ну попробуйте же, не бойтесь! (С комичной томностью откидывается на перила фальшборта.) Скажите хоть, на сколько я выгляжу, ну, смелее…
Доротея смущенно хихикает; похоже, и она бессознательно увлеклась этой игрой в ухаживание.
ДОРОТЕЯ. Просто не знаю… Наверно, столько, сколько моему папе.
ОРЛАНДО. Гм. А сколько лет вашему папе?
ДОРОТЕЯ. О, мой папа для меня всегда молод…
Орландо польщен, но и разочарован.
Девушка замечает приближающихся родителей.
ДОРОТЕЯ. Простите… Мама!
Она идет навстречу матери и отцу, прогуливающимся под ручку по палубе. Родители встречают ее ласково и заботливо.
МАТЬ ДОРОТЕИ. Детка, что же ты так… Пойди возьми накидку…
ДОРОТЕЯ. Мне не холодно, мама!
МАТЬ ДОРОТЕИ. Как только солнце садится, сразу становится сыро…
Орландо с умиленной улыбкой следит за этой сценой. Но вот все трое направляются в его сторону, и отец Доротеи, обращаясь к жене и дочери, говорит:
— Вы только полюбуйтесь на эти краски, дорогие мои… Да, всякий закат несет на себе печать божественности.
На пороге салона появляется Руффо Сальтини, которую преследует какой-то неприятный запах, она хочет закрыть стеклянную дверь. Между тем отец Доротеи уже подошел к репортеру, стоящему у фальшборта.
ОТЕЦ ДОРОТЕИ. Я, синьор Орландо, по субботам целый день занимаюсь живописью… Не знаю, что бы я отдал, лишь бы написать картину, подобную вот этой. Но разве можем мы тягаться с самим Творцом?
МАТЬ ДОРОТЕИ. Какая прелесть!
Из салона доносится голос маэстро Альбертини:
— Спасибо, Ильдебранда, достаточно. Теперь мне хотелось бы повторить «Domine Deus».
Орландо пользуется удобным предлогом, чтобы ускользнуть:
— О, там репетируют… Простите, пойду-ка взгляну…
С этими словами он удаляется в сторону бара.
ГОЛОС МАЭСТРО АЛЬБЕРТИНИ. Лепори, становитесь здесь, рядом с Фучилетто.
Подойдя к окнам салона-бара, Орландо видит поющих дуэтом Лепори и Фучилетто.
Музыкальная фонограмма.
Обернувшись к нам, Орландо поясняет:
— Это реквием…
Отец Доротеи с наслаждением, полной грудью дышит морским воздухом, но, заметив капитана, быстро направляется к нему.
ОТЕЦ ДОРОТЕИ. Капитан, я к вам все с той же жалобой… Этой ночью меня опять разбудило какое-то постукивание по стеклу иллюминатора! Что это такое?
КАПИТАН. А, да, я знаю. Это наша чайка, Икар. Мы прозвали ее так потому, что однажды она сломала себе крыло. Уже много лет она летает за нами, я к ней привязался и убежден, что она приносит счастье!
Доротея отходит от матери и приближается к Орландо, тотчас расплывающемуся в улыбке.
ДОРОТЕЯ. Вы чувствуете, как противно пахнет? Что за вонь такая? Не чувствуете?
Орландо в замешательстве.
ДОРОТЕЯ (потянув носом воздух, матери). Мама… ты не знаешь, откуда этот ужасный запах?
МАТЬ ДОРОТЕИ. Рыба, наверное… (Подносит платочек к носу.)
ДОРОТЕЯ. Дышать невозможно…
Тяжелый запах проник уже и в салон-бар, где поют Лепори и Фучилетто.
Раздраженный Лепори поворачивается к коллеге и перебивает его:
— Что это за вонь?!
Фучилетто сразу же вскипает:
— А почему ты смотришь на меня?
ЛЕПОРИ. Да не смотрю я на тебя. Только здесь страшно воняет!
ФУЧИЛЕТТО (озираясь по сторонам). Говорит, что воняет, а смотрит на меня!
Чтобы удостовериться, он, подняв руки, нюхает у себя под мышками.
ФУЧИЛЕТТО. От меня не воняет! Дурак!
ЛЕПОРИ. Сам дурак!