— Идём-идём! — подскочил Вернон и, собравшись уходить, обернулся ко мне: — Надо хоть часок подремать, ты тоже отдохни, наверняка с нами ночью пойдёшь?
— Ещё не знаю, — пожала я плечами, поднимаясь следом за парнями.
— Как бы то ни было, здорово, что ты пришла, — подмигнул Вернон, удаляясь задом. Я не сомневалась, что он не споткнётся ни обо что, даже не глядя. У него не только уши вездесущие, но и глаза на затылке. — Жизнь заиграла новыми красками!
— Она нам сестра, — пихнул его в бок локтем Диэйт, и American boy, как я мысленно прозвала его про себя, развернулся нормально, лицом вперёд, и пошёл с друзьями прочь.
Посмотрев некоторое время им в спины, я пошла наверх, к нам с Джоанной в комнату. Та обрадовалась моему появлению, потому что успела заскучать даже с книжкой. С одной стороны жалко тех, кто попадает в стены монастыря в столь юном возрасте, им действительно маловато развлечений и нет никакого разнообразия досуга, с другой стороны — здоровее будут, как-то же наши предки обходились без телевизора и интернета, и не вымерли. К тому же, монастырь защищает от разврата, растления и ошибок. Лучше поскучать несколько месяцев, чем потом ловить покатившуюся кувырком жизнь, пытаясь засунуть неприятности обратно в мешок наивности и неведения, как полезшие из ящика Пандоры бедствия. Чем всё могло закончиться у меня с Чжунэ, не узнай я о его свадьбе ещё какое-то время? Конечно же сексом. А там, кто его знает, если он не собирался связывать со мной жизнь, нести за меня ответственность, и ему на меня было плевать, он мог оставить меня беременной, или заразить чем-нибудь, или… как в его беспутной молодости, снять всё на камеру и опозорить на весь белый свет, показав, чем я по ночам (а то и в другое время суток) занимаюсь, и если бы мы с Сынён это пережили, то Чжихё бы поплохело точно. И почему я снова думаю о Чжунэ? Потому что среди прочих мыслей держится та, что можно было бы и переспать, ничего бы от этого не стряслось, зато я удовлетворила бы своё любопытство, может, получила бы удовольствие, перестала бы хотеть Чжунэ. То-то и оно, что несмотря на произошедшее, я всё ещё думала о нём не только потому, что было больно, но и потому, что скучала по поцелуям, его рукам и нашим прогулкам, даже ссорам, когда я могла наорать на него, выговорить ему, какой он капризный и избалованный олень, он обижался, а на следующий день мы снова звонили друг другу и скорее ждали встречи. Я мечтала перестать думать об этом, хотеть этого. Но желание не проходило, и не переключалось на других. Здесь было около тридцати взрослых, золотых парней, а я сокрушалась о своём не золотом, и очень плохом, да и не очень-то моём, драконе. Мне не хватало плеера с песнями «Imagine dragons», но под них я бы ушла в ещё более глубокую тоску, так что, может, отсутствие музыки и к лучшему.
Я помогла Джоанне принять душ, подогрев на кухне воду из колодца, пока там никого не было. Послеполуденный сон погрузил Тигриный лог в тишину, и без обыденной суеты адептов и преподавателей, можно было почувствовать себя свободнее, по-хозяйски, бродя без надзора. Если не считать Мингю, естественно. Что ничего не проходит мимо его глаз — я не сомневалась.
Полежав на кровати и поняв, что до ночи вряд ли усну, я вышла из комнаты снова, оставив дочь мастера Хана задремавшей, в отличие от меня. Оглядевшись, я потянулась под солнцем и, наслаждаясь пением птиц, какого никогда не слышала в Сеуле, медленно побрела по галерее вдоль горы, затем вышла на площадку, идущую мимо башни настоятеля к калитке. У сторожки виднелся тёмный силуэт привратника. Я сначала подумала поболтать с ним, но потом вспомнила, что до сих пор не спускалась к обрыву, а ведь оттуда открывается очень красивый вид на холмы, и даже какой-то маленький городок за ними, в который когда-то и зашёл Чимин, наткнувшись на Рэй.
Спустившись по семи лестницам, я обошла храм, глянула со стороны на безмолствующее общежитие (хотя парочка ребят, разморившихся и медленных, шастала к туалету и обратно), и достигла последнего склона. Теперь мне уже ничего не загораживало удивительного пейзажа с головокружительной высоты. Ветерок овевал мне лицо и я, присев прямо на траву, подставила его воздуху и солнцу. Налево, вдоль обрыва, шла тропа, где-то там, сотнях в трёх метров от меня, начинали виднеться ступы, кладбище героев и мастеров. За ним, значит, жилище Заринэ и её детей. Интересно, если Лео — её муж, зачем ему комната в доме наставников? Чтобы пореже чуять женское возбуждение?
Облака плыли неспешно, яркость небесной бирюзы и земной зелени пробирали до самого сердца, этими сочными цветами можно было насытиться при участии одних только глаз. Переливаясь на пирамидках холмов и катаясь по вершинам солнечными зайчиками, жёлтые лучи солнца благословляюще покрывали низменности и возвышенности. Отсюда не виднелось ни одной автомобильной дороги, столбы электропередачи в городке имелись, но их было без бинокля не различить, а потому создавалось абсолютное ощущение отсутствия цивилизации. Я всю жизнь прожила в шумном мегаполисе на втором этаже, и к такой уединённости и высоте была не привычна, но они меня не пугали, а завораживали. На самолётах мне летать ещё не приходилось, самая большая высота до этой, пожалуй, была на башне Намсан. А когда я последний раз была на природе? С родителями на пикнике, года три назад?
Рядом со мной вдруг опустилась на землю Элия.
— Не помешаю?
— Нет, буду только рада компании, — чуть сдвинулась я, демонстрируя готовность принять соседство.
— Всё хорошо? В Логе неприлично спрашивать «о чём думаешь?» и приставать к человеку, но я не могла пройти мимо, увидев тебя в одиночестве. Если что, ты и сама можешь всегда приходить ко мне, — доброжелательно, как обычно, протянула (ментально) руку дружбы Элия.
— Да нет, всё в порядке, просто… — Вздохнув, я хотела сорвать травинку и сунуть её между зубов, но потом вспомнила что-то из буддизма, вроде нельзя портить природу ни в каком виде… можно ли тут рвать что-нибудь? Я успокоила свои ладони на коленках. — Пообщалась немного с ребятами, стало неловко.
— Из-за чего?
— Монастырь для них спасение и убежище, он помогает обрести… что-то большее, наверное, чем то, ради чего тут я. Кто-то потерял родителей, кто-то не знал, на что жить дальше, а я что? От того, что не сложилась личная жизнь, первая попытка, я такая — опачки, надо в святом месте пожить и пострадать. То есть, как бы избавиться от страданий, но несчастная любовь такая ерунда по сравнению с остальным… Да, я тоже сирота, у меня нет мамы и папы, но я пришла сюда не после их гибели, моя жизнь уже устаканилась и приняла определённую форму. Я сюда припылила, чтобы стать подальше от засранца Чжунэ… ой, — вспомнила я, что нельзя выражаться, и машинально посмотрела на небо, не грохнет ли меня оттуда чего? Нет, конечно, не грохнет, я современный человек и это всё понимаю, но рефлекс удержать не смогла. Разве что какой-нибудь закон извечной кармы значительно позже принесёт для меня неприятный сюрприз, так что я уже и не вспомню, что это за ругательство в сакральном месте.
Внучка настоятеля выслушала меня и заметила:
— Ты же пришла обучаться борьбе, разве нет?
— Да, меня всегда это влекло, но теперь я думаю, не подменяю ли я понятия? А если бы не разочарование в любви, окунулась бы я с головой в боевые искусства?
— Если ты оказалась здесь, возможно, разочарование в любви тебе было послано именно для этого, не думала, что всё так? — Я покачала головой. Действительно, я не фаталистка, чтобы проследить такую цепочку. — У судьбы на нас свои планы, ты уже здесь, зачем же сомневаться, надо было сюда или не надо? Здесь не только от несчастий люди оказываются, а по разным причинам.
— Да? — Я прищурилась, и от солнца, и выказывая подозрительность. — А от хорошей жизни разве в монастырь уйдут?
— Здесь есть один парень, Себин, — Элия посмотрела через плечо, как бы на общежитие, подтверждая наличие упомянутого парня, — его тут иногда называют Принцем, или Гаутамой. Он сын очень-очень богатого человека. Его отец желал для него такой же жизни, какую прожил сам, а Себин хотел стать врачом и спасать людей. Отец не давал ему заниматься теми предметами, какими он хотел, заранее всё устроил так, чтобы сын поступил на финансовый факультет. В общем, выстлал дорожку к беззаботной и богатой жизни наследника. В итоге, Себин сбежал, отказавшись от миллионов, чтобы совершать благие поступки и идти путём, который выбрал сам. Ребята, которые уже выпускники, приходя сюда, рассказывали, что отец до сих пор его разыскивает, даже спустя три или четыре года. Никто не знает, как он отреагирует, если Себин всё-таки найдётся, пойдёт ему навстречу или посадит под ещё более жёсткий контроль?
— Ничего себе, — удивилась я. Проживать в одних стенах с миллионером! Питаться с ним в одной столовой! Одинаково простой и постной пищей. Мне вспомнилось то, что рассказывал Намджун о Хосоке перед тем, как отправить меня сюда: — А ты знаешь Хосока?
— Джей-Хоупа?
— Да. — Элия кивнула. — Его отец ведь тоже очень богат, и тоже против всякой благотворительности, поэтому Хосок скрывает от него много лет то, чем занимается. Почему бы не попытаться так же, вместо того, чтобы скрываться от собственной семьи?
— Все люди разные. Все отцы разные, и сыновья тоже, — развела руками девушка. — Хоуп… он способен на это — водить вокруг пальца и выкручиваться, я его не близко знаю, но есть в нём что-то такое. А Себин… Это очень светлый и милый молодой человек, он считает, что обманывать кого-либо — преступление.
— Как он такой в своей семье вырос?
— Ошибка природы, — хихикнула Эя. — Бывает всякое.
Мы погрузились в созерцание панорамы, пока не появилось никаких дел, и самое насущное было обговорено. Нет, не самое. Я не могла молчать, потому что и мысли, едва им дали свободу, переключились на прежнее.
— Этот засранец… — опять ляпнула я и, надеясь, что это не очень страшное ругательство, продолжила: — Чжунэ, из-за которого я решилась приехать сюда. Он не выходит у меня из головы. Я должна сосредоточиться на занятиях, знаю, но… не могу. Он то и дело стоит у меня перед глазами, я прокручиваю наши разговоры, то, что он говорил… — Я не стала вслух описывать красоту его голоса, это всё равно невозможно. Но если бы Элия слышала, как говорит Чжунэ, когда шепчет что-то приятное — она бы поняла.