олнить, но повторю его. Сначала кладутся большие камни, потом камни поменьше, затем между ними засыпается песок. Если же мы начнём с песка, то он займёт всё пространство, и большие или маленькие камни не влезут, начнём с маленьких камней — потом влезет только песок. Поэтому и начинается всё с больших камней, и никак иначе. Песок — это мелочи, всякая ерунда, которой мы наполняем жизнь: покупки модных вещей, игры в компьютере, пролёживание на пляже, выпивка с друзьями в ночном клубе. Это не преступление, но это наименее важные вещи в нашей жизни, на которые, порой, больше всего времени у иных и уходит. Маленькие камушки — это покупка квартиры или машины, благоустройство дома, новые знакомства, прогулки, чтение книг. Это важные вещи, но не самые. Самые важные — это большие камни: семья, друзья, здоровье и любовь, всё, что с ними как-либо связано. Именно с этого нужно начинать построение своей жизни, именно на это нужно направлять свои силы, и тогда уже дополнять остальным. — Мастер Ли посмотрел на меня, словно проверяя, слежу ли я за мыслью. Я кивнула, что понимаю его. — Вот так расставив всё по местам, мы смело можем отпустить желания: желание крепкой семьи, желание сохранить здоровье, желание быть преданным и достойным другом, желание единственной и верной любви. Когда наше сердце переполнится стремлением к этому, то не останется места для суетных желаний, и бороться с ними не будет нужды, просто не захочется ничего лишнего, осознание суетности мелочей не даст возжелать их. Или же места останется ровно столько, сколько и заслуживают по своей незначительности эти предметы. — Помолчав, мужчина добавил: — Но иногда, как и с гневом, вожделение бывает полезным. Кто помнит, что в буддизме символизирует этот источник страданий?
— Петух! — продемонстрировал знания Джей-А, парень, который в столовой сидел за одним столиком с Реном и Минхёном.
— Верно. Петух — своенравная птица, горделивая, и способная клюнуть, — улыбнулся наставник, — но все мы знаем главную пользу от неё. Какую?
— Будильник! — выкрикнул Вернон. — Это не петух, а дикий койот, он кукарекает каждое утро в жестокую рань! Я каждый день уговариваю себя не пробраться into the chicken coop… как это? Курятник! И не пустить его на бульон.
— И всё же, — тихо посмеявшись вместе со всеми, продолжил мастер Ли, — петух оповещает о новом дне, он пробуждает, он никогда не поднимет шум до того, как взойдёт солнце, то есть до того, как наступит подходящий момент. Поэтому можно сказать, что желания — это то, что пробуждает нас к жизни, а не портит её, и это то, что не должно приходить до назначенного времени…
Вдруг по классу разлетелось тихое посвистывание-посапывание, на которое все стали оборачиваться, отвлекаясь от учителя. Он и сам приподнялся, услышав это, и ища источник звука. Я тоже вытянула шею, и увидела, как заваливаясь на подставку для писания, дремлет на ней Даниэль. Но в тот момент, когда весь класс, сдерживая смех, сосредоточил на нём внимание, Даниэль завалился набок и, напугав сам себя неожиданным столкновением с полом, проснулся, дёрнувшись. Адепты дружно загоготали над ним, в том числе и мы с Джоанной. Не понимая, что произошло, и потирая сонно глаза, парень пытался вспомнить, как очутился тут. Когда сознание стало возвращаться, он, извиняясь, пробормотал:
— Простите, я увлёкся ночными тренировками и лёг под утро…
— Кажется, темой следующего урока нужно будет сделать «как бороться с непредвиденным сном»? — улыбнулся ему мастер Ли.
Я вышла из зала в приподнятом настроении, ничуть не жалея о том, что вместо дополнительного часа практики, нас обучают ещё и уму-разуму. Мастер Ли говорит простые и правильные вещи, и мне хотелось их реализовывать, и всё-таки я понимала, что сказать проще, чем сделать. Меня снова догнал на лестнице Вернон. Через полчаса им нужно было идти работать в поля, и пока что они могли праздно пошататься по Логу.
— Чонён, слушай, я хотел с тобой поговорить кое о чём. Только не воспринимай как намёк или подкат, хорошо? Просто мне действительно тут больше не с кем об этом поговорить.
— Валяй, — остановилась я.
— Давай отойдём в беседку? А то пойдёт кто-нибудь, и собьёт с мысли.
Мы ушли в наше привычное затенённое местечко для дискуссий, пока на открытых площадках усиливался солнцепёк. Здесь же пахло влажной зеленью, смолянистой древесиной и прохладой. Когда воздух в горах не накалялся, его будто даже язык на вкус пробовал, такой чистый, скользящий и свежий.
— Когда ты спросила о желаниях, — сел американец, соблюдая теперь уже добровольно дистанцию между нами. После моего прямого вопроса и его открытого ответа, не осталось недоговорённости, позволявшей ему осуществлять якобы незаметные знаки внимания. — Что имела в виду?
— Да много чего… Желание славы, признания, интересной жизни, уважения, геройских подвигов.
— Вот оно что… А я, буду честным, с трудом не думаю тут, в стенах монастыря о… ну… ну ты поняла?
— О сексе? — смелее сказала я.
— Да, — неловко кивнул он. — Проблема в том, что я единственный с нашей компании, из того тесного круга, которым мы дружим, кто успел это попробовать до восхождения на Каясан. У Ямады была любовь, но до секса не дошло, так что им как-то проще, они не знают толком, без чего тут сидят. А я ж чем дольше тут сижу, тем больше об этом думаю.
— Надеюсь, ты не считаешь, что я могу чем-то помочь? — предостерегающе подняла я бровь.
— Нет, что ты! Я же сразу сказал, не восприми, как… ну вот так, короче. И не делай так бровью, меня это заводит.
— Извини, — покраснела я, попытавшись сделать максимально строгое и неподвижное лицо.
— Я просто подумал, может, раз ты спросила такое, тебя тоже это мучает, и ты знаешь, как перебороть вездесущие похотливые мыслишки? Спору нет, вне стен они были бы кстати, но тут вообще ни к чему.
— Говоря откровенно, я тоже не успела ничего попробовать, Вернон, — честно призналась я. Он посмотрел на меня с некоторой грустью, будто его бросили одного в беде. — Но я тебя понимаю. У меня был парень… Мне очень хотелось попробовать всё это, но не сложилось.
— Почему? Если не секрет.
— Оказалось, что он меня обманывал. У него была невеста, — тихо, опустив взгляд нам под ноги, сказала я.
— Вот… asshole! Да такому… tear off genitals…
— Эй-эй, Будда, может, и не знал английского, но я-то тебя понимаю. Это святое место, забыл?
— Прости, меня сейчас укусила змея гнева, — улыбнулся Вернон, успокаиваясь. — Но вот откуда берутся такие уроды, tell me? В такие моменты я не знаю, как буду бороться с подобным, когда выйду отсюда? Ведь за измены не убивают, а перевоспитать — как? Вот я сам не могу избавиться от мыслей о сексе, а если такие типы не могут избавиться от желания сразу нескольких девчонок? Наказывать за это? Или как?
Предо мной так и стоял образ «урода» о котором мы говорили, и он был дьявольски красив. Наказать его ужасно хотелось и самой, но стоило представить, как Чжунэ причинят физическую боль, как меня передёрнуло. Неужели я ещё буду жалеть его, несмотря на то, как он поступил, несмотря на то, что он заслужил множества плохих вещей? Если он такой всегда, то испортит жизнь и своей невесте, бедная девушка настрадается и намучается с ним.
— Не знаю, Вернон, я только пришла сюда, и сама ещё толком ни в чём не разобралась.
— Я тут уже не первый год, и всё равно ещё дурак дураком, — просиял он доброжелательно. — Хорошо, что есть наставники. Очень хочется всё делать по-хорошему и достойно, но столько сомнений одолевает! Если бы я не столкнулся с золотыми, если бы они не привезли меня сюда, я бы запутался в этой жизни. Это так легко!
— Согласна. Я тоже почувствовала спокойствие, когда поняла, что есть кому доверить принятие решений, а для этого нужно принять только одно своё — довериться золотым. Впрочем, я до сих пор ещё не очень осознаю, во что ввязалась, и как так вышло. У меня был зять, Намджун, простой такой парень, бизнесмен, он стал частью нашей семьи, и вдруг он вводит меня в какое-то тайное общество, которое открывает мне чуть ли не существование нового мира! Чудно.
— Представляю, — посмеявшись, мотнул головой Вернон, — наверное, я испытывал что-то подобное попав сюда, только подзабыл. Живёшь себе, видя реальность с одного ракурса, а оказывается, что существует нечто параллельное, скрытое, о чём никогда не узнаешь, если не являешься причастным. — Он замолк и, подумав о чём-то, посмотрел на меня. — Я скажу тебе кое-что, только не обижайся, хорошо?
— Да какие обиды? Мы же братья, — хохотнула я.
— Когда ты рассказала нам, что посылала всех друзей, пытавшихся с тобой флиртовать, я подумал, что тебя мужчины вообще не интересуют…
— А интересуют девочки?
— Да.
— Многие воспринимают меня именно так. Иногда это ограждает от ненужного внимания, иногда бесит. Но на тебя я не обижаюсь, потому что ты был вправе сделать такой вывод.
— Но услышав о твоей ситуации с парнем я обрадовался, — расплылся Вернон, — хоть мне и не перепадёт, но ощущать рядом нормальную женщину всё же приятнее.
— Ох, Вернон! — смеясь, спрыгнула я со скамейки. — Иди уже в поля, отстанешь.
— Иду, куда денусь, — слез он следом за мной, и мы пошли в разные стороны, выходя из беседки, при этом улыбаясь друг другу и, отворачиваясь, своим мыслям.
Пошагав наверх, я ненадолго затормозила, встретив Элию, сказавшую мне, что после ужина будет наш, девичий банный день. Как обычно, она бегала по Логу с хозяйственными делами, успевала всё тут и там. Не зная, чем занять себя, если не встречу Чимина и не пойду с ним дополнительно заниматься, я разглядывала всё вокруг, и подумала было заскочить в библиотеку, куда никто ходить не запрещал, но куда меня саму не тянуло в силу отсутствия любви к чтению. Но при подъёме я встретила спускающихся мне навстречу мастеров — Эна и Хонбина. Их мужественный выдержанный хохот, обличающий товарищескую беседу, донёсся до моих ушей, и я замерла, видя, как они приближаются ко мне, высокие, смуглые, широкоплечие и со светлыми улыбками, сияющими на их загорелых лицах. У меня было ощущение верующего паломника, которому явились с небес апостолы. Когда мужчины заметили меня, я сложилась пополам в поклоне, согнув поясницу.