Прошагав несколько метров, я встала у открытого уже окна, скрестив руки на груди и глядя сверху вниз. Поджав губы, Чжунэ заглушил мотор.
— Довольна? Теперь сядешь? — Я протянула ладонь.
— Дай ключ.
— Ты у меня ещё и тачку угнать решила?
— Я не умею водить, успокойся. Просто я знаю такой типаж, как ты. Начинаете баловаться, прикалываться, ерундой страдать, якобы куда-то везти. Нафиг оно мне надо.
— Что, тебя уже кто-то увозил? — хмыкнул Чжунэ. — Чувачок твой?
— Если мы всё ещё о Чонгуке, то он, к счастью, не такого же типажа, что и ты.
— Чонгуке? — Чжунэ нахмурил брови. — Ты разве не с Чонвоном мутишь?
— Чонвоном? — непонимающе покачала я головой. — Я не знаю никакого Чонвона.
— Прикалываешься? Ты же стояла с ним… — Чжунэ задумался о чем-то, замолчав. Потом оживился: — Как ты, говоришь, его зовут?
— Какая разница? Он не мой парень, и забудем о нём, — я настойчивее потрясла ладонью, и заместитель директора Ку положил мне туда ключ от машины. Я обошла её и уселась.
— А вёл он себя так, будто вы встречаетесь.
— Он вёл себя так, как ведут себя порядочные и воспитанные ребята, ни больше, ни меньше.
— Порядочные и воспитанные? — Чжунэ коротко посмеялся. — Он бандит, вообще-то. Ты не знала?
— Не лучшее занятие — клеветать на людей.
— Ха! Ну, если я вру, спроси у него сама, чем он занимается.
— Он профессионально занимается борьбой. Что, теперь все спортсмены стали преступниками?
— Да-да, спортсмен, конечно! Ты казалась мне не такой наивной. По-моему, тебе кто-то проехался по ушам, а ты и рада. Он даже имя тебе не своё назвал. Или же мне когда-то назвал другое имя. А человек, скрывающий настоящее имя, не очень-то тянет на порядочного, а?
— Он мог тебя разыграть, не желая вступать с тобой в тесное знакомство, — я изобразила озарение, щёлкнув пальцами, — боже, как я сама до этого не додумалась полгода назад? Надо было назваться как-нибудь иначе, и ты бы меня не нашёл. Или у тебя самого склероз, и ты забыл, кто и как тебе представлялся.
— Я вроде ещё не настолько стар, чтобы страдать провалами в памяти.
— Как бы то ни было, он благороднее тебя, и бесполезно пытаться вырасти за счёт того, что будешь унижать его. Лучше бы позаботился о развитии собственных достоинств.
— А у меня их нет? — не оскорбленно, а с усмешкой, развернувшись ко мне всем корпусом, спросил Чжунэ. Моё выражение лица говорило всё, что я думаю, поэтому я молчала. То есть не совсем всё, а то, что я хотела показать. — Ещё никто не жаловался, между прочим. Давай отъедем, сама попробуешь…
— Ты для этого приехал? — кисло оборвала его я. — Опять пытаться развести меня на секс?
— Почему это «опять»? Когда это я пытался?
— А зимой что ты делал?
— Позвонил в твою дверь! Это что, попытка переспать сразу?!
— А зачем ты тогда припёрся поздно вечером, когда никого не было дома? Поболтать за чашкой чая?
— Вполне возможно, но ты уже этого не узнаешь.
— И не хочу. Не интересно, — хмыкнула я.
— Интересно, но ты трусишь, — сверлил меня глазами Чжунэ. Он облазил глазами всё моё лицо, как будто пытался найти что-то. С другой стороны, опускать взгляд смысла и не было, я не носила глубокие вырезы и обтягивающие кофты. Я была в свободной футболке и в спортивных широких штанах. — Ты никогда не подпускаешь близко, потому что знаешь, что если позволишь себе ступить на шаткую почву — уже не устоишь.
— Я-то? Может, с кем-то другим, более мужественным и восхитительным — да, но ты кусок соблазна так себе.
— Да неужели? — стало потихоньку подтачиваться самообладание Чжунэ, и улыбка его становилась нервной, как у наркозависимого. Что для него служило успокоительным? Комплименты? Восторг в девичьих глазах? Этого он от меня не получит, пусть самоутверждается за счёт других. — Тогда… — Его рука легла мне на колено, даже чуть выше. Сквозь неплотную ткань спортивки я чувствовала это прикосновение, как ничем не отделённое от моей кожи. Не двигаясь, я опустила глаза к его руке, медленно поднимавшейся выше. Под её тяжестью ткань скользила следом, скребя по коже. Уже обдуманно и взвешенно, а не как тогда в его кабинете, действуя по наитию, я развернулась и резко схватила Чжунэ за горло, буквально за кадык, прижав его затылок к подголовнику.
— Руку убрал! И больше так не делаешь! — Несмотря на то, что голос мой был грозным, как обычно, на этот раз я не увидела в глазах Чжунэ испуга или растерянности. Возможно, он наконец понял, что я не посмею избить его по-настоящему, причинить ему вред. Ведь если он подаст на меня в суд за травмы и ушибы — я не откуплюсь, а его семье купить судебный процесс ничего не стоит. И один только Бог знает, чем этот мажор решит меня шантажировать, и станет ли? — Зачем ты напрашиваешься? — Я не отпускала его, а вот его ладонь вынужденно убралась с моей ноги, потому что, откинутый на своё сиденье, он банально не дотягивался до такого же положения.
— Я был прав, да? Ты боишься хотя бы попробовать, потому что потом сама с радостью окунёшься во все тяжкие.
— Не корчи из себя умника.
— Я не претендую на тонну ума, но кое-что понимаю в жизни получше, чем ты. Потому что ты многого не пробовала, и не хочешь пробовать, а потому и знать об этом что-либо не можешь. — Из-за того ли, что заговорил тише, или из-за того, что я ему сжала шею, но его голос стал ещё более хриплым и трепещущим. Ощущая, как это звучание разливается по мне через мои пальцы, которые чувствовали под собой вибрацию связок, я предпочла ретироваться и отпустила Чжунэ. Он на это лишь мимолётно ухмыльнулся. — Тебе нравится тот нищеброд, да?
— Что за привычка оценивать людей по деньгам? Я, тогда уж, тоже нищебродка, как ты со мной разговариваешь? Как позволяешь моей нищебродской заднице пачкать твои кожаные сидения? — Я уставилась на него в ожидании ответа, но он потянул с ним, опять оглядев меня так, как будто выбирал за какую часть лучше укусить, чтобы начать ужин. Так львы изучают мёртвые туши антилоп на канале National Geographic, а потом хрясь — и отрывают здоровый кусок мяса.
— Да-да, припоминаю. Я наводил о тебе справки тогда… одна старшая сестра бухгалтер, другая хронически безработная, и ты на их иждивении. Но, видишь ли в чём дело, Чонён, для девушек быть бедными не проблема, — он опять чуть придвинулся ко мне, наклонив лицо вперед, шепча будто бы доверительно, — любая симпатичная девочка легко может найти себе покровителя и перестать быть бедной. Тебе тоже нужен покровитель, Чонён. Тебе его даже долго искать не надо, — он испытующе впился глазами в мои глаза, гадая, пойму я намёк или нет. Тут и думать было не надо, намёк смахивал на прямое предложение.
— Ты теперь купить меня пытаешься?
— Называй это, как хочешь. Я всё ещё предлагаю тебе дружбу…
— Слушай, ты уже определись! То ты предлагаешь, то уже передумал, то тебе интересно, то нет, то я тебя привлекала, то перестала. Ты имеешь хоть какое-то мнение, которое держится дольше пары часов?
— Чонён…
— Нет, ответь нормально, будь мужиком, а не как обычно, ладно? Я тебе нравлюсь или нет? Ответь так, чтобы именно этот ответ был правдой, и потом твои вихляния из серии «я передумал», «я пошутил», «я был не в том настроении» я пропускала мимо ушей, зная, как всё обстоит на самом деле. Я тебе нравлюсь?
— Ну, хорошо, — выдохнул Чжунэ, надув свои сочные губы, — да, нравишься.
— А ты мне нет. Спокойной ночи! — спокойно сказала я и развернулась к дверце, чтобы больше не видеть эти губы, выдающие щекочущие слух ноты, отравляющие душу. Такие голоса называют медовыми, но я не любила мёд, а этот голос недавно полюбила. И я не могла подобрать подходящего слова, чтобы передать всех тех чувств, которые он во мне пробуждал. Это был голос Ку Чжунэ, соблазнительного мерзавца, чьи речи следовало избегать, как огня, как укуса ядовитой змеи, как зова глубины, влекущей прыгнуть с моста.
— Чонён, — он удержал меня за локоть, — я не перестану общаться с Югёмом, мы с ним друзья, и если ты хочешь сохранить друга, а не ссориться с ним, то будь с нами. Будь со мной, — совсем тихо выдал он, и воздух, несущий эту фразу, коснулся волосков у меня за ухом.
— Сколько? Одну ночь? Два дня? Неделю? А потом ты мне подаришь какую-нибудь побрякушку за пару сотен долларов, и позовёшь следующую дурочку? — Я обернулась через плечо, надменно вздёрнув нос. — Ты такой предсказуемый, Чжунэ, но со мной это не работает. Риск должен быть оправданным, а тут… не вижу ничего, что заставило бы поступиться своими принципами ради тебя.
— А что это такое, например, должно бы было быть? — удивился он.
— Если один человек поступается своими принципами, то второй поступается своими. Это называется честной сделкой.
— А если у меня нет принципов? — хохотнул он.
— Вот поэтому мне и нравится нищеброд, у него они есть, — улыбнулась я и, вырвав руку и поймав злящийся, теряющийся, паникующий взгляд Чжунэ, вышла из машины, бросив на сиденье, откуда встала, ключ от неё.
Новая учебная неделя наградила бесконечно тянущимися уроками, дополнительными занятиями, баскетбольной секцией, которую я уже не могла пропустить, поэтому на тренировку с Чимином я добралась лишь в девятом часу, а освободились мы и вовсе поздно, когда на улице уже горели фонари. Чжихё уточнила по телефону, где меня опять носит и я, сославшись на безотказную отмазку — Джуниор и Югём, спокойно собиралась домой. Мы отрабатывали с Чимином половину тренировки новые захваты, а поскольку они нуждались в резкости и быстроте, я попросила его действовать во всю силу, не боясь сделать мне больно. Таким образом, я всё-таки обзавелась примерно четырьмя синяками на плечах и спине. Но Намджун их увидеть не должен, я не ходила в открытых майках нигде, кроме как дома, а дома, если придёт Намджун, походить в кофте не вызывая подозрений у меня получится.
Чонгука я сегодня не увидела. Не знаю, приходил ли он в тренажёрный зал на первом этаже, но к нам не заглядывал. Чимин сам вызвался меня проводить и, несмотря на мои попытки отболтаться и заверить, что сама доберусь, он пошёл со мной. Едва выйдя из центра боевых искусств, мы остановились, потому что мой спутник встретил какого-то знакомого. Я не хотела мешать их разговору, но Чимин сразу же втянул меня в него.