к нам и, сделав финальный жест, не опустилась за него, скрывшись. Лирическая мелодия пропала. Вдруг деревья сзади окрасились алым, появились тени. Наряженные в багряные кимоно, изображая неких демонов, ещё шесть девушек под ритм барабанов и дребезжание бивы налетели на ту, что была закрыта зонтом. Всё это происходило буквально на краю выступающего подиума, к которому мы сидели очень близко. Я поняла, зачем была затянута вступительная часть. Долго-долго успокаивая и вызывая привыкание к безмятежности, она спровоцировала бешеные эмоции от ударов более грубыми музыкальными инструментами. Это было бесконтактное удовольствие, шедшее не извне, а из глубин самого существа, из тайного источника наслаждений, о котором ничего не знают люди.
Налетевшие демоны рвали свою жертву за зонтиком, и из-за него вылетали части серебряной ткани. Я начала догадываться, что будет дальше, а парни вокруг перестали сидеть спокойно. Кто-то зашевелился, кто-то наклонился вперёд. Шуга не прекращал есть, хотя глядел с интересом. Так обычно смотрят остросюжетное кино, не более. На лице Намджуна просто застыло хмельное блаженство. Чимин, Хосок и Сольджун не отрывали глаз, их мысль была уже где-то там, за зонтиком, и только по лицу Чонгука невозможно было угадать, что он испытывает. Абсолютно нечитаемо и равнодушно он следил за представлением.
Звуки тревожного гонга умолкли, шестеро в алых кимоно отступились, на них упал свет шести ослепительных прожекторов, и они, будто сгорая от этого света, начали срывать с себя одежды. Много времени это не заняло, и вот, полуобнажённые, в коротких прозрачных красных платьицах, они застыли в ожидании. Грянула электрогитара, заиграли ноты незнакомой мне современной песни. Кто-то позади узнал её и сказал:
— Чёрт, обожаю эту вещь!
Зонт стал подниматься и, вырастая вместе с ним, держа его раскрытым над головой, встала Сана. На шпильках — серебряные босоножки были восхитительны, — в белой мужской рубашке, едва закрывающей бёдра. С потолка полилась вода, и девушка, посмотрев наверх, закрыла зонт и отбросила его, сразу же начав промокать. Взявшись за сдерживающую волосы шпильку, она распустила их, встряхнув роскошной волной прядей. Вода струилась по рубашке, облепляя тело, но становящаяся прозрачной ткань показывала, что под ней есть чёрное нижнее бельё. И теперь, наконец, Сана стала танцевать. По-настоящему, по-современному, эротично, дерзко и динамично. Если у меня перехватило дыхание, что было говорить о мужчинах?
— Будда, я сейчас кончу, — откровенно сказал Хосок.
— Не ты один, — едва шевеля ртом, присоединился Чимин. Сольджун кусал губы, но ничего не говорил.
Девушки в красном за спиной Саны служили подтанцовкой, они как бы обрамляли ту, что сияла ярче всех. На них никто толком и не смотрел, поэтому мало кто заметил, кто из них и когда вынес на подиум стул. Сана подключила его к своему танцу, но, не прошло и нескольких секунд, как она, развернувшись к нашему столику, целенаправленно уставилась на Намджуна и кошачьей, неповторимой походкой стала красться сюда, к нам. Её шаги приближались, она спустилась с возвышения и подошла к столику, прожигая глазами Намджуна. Хосок закрыл его рукой, готовый навалиться, чтобы тот даже не думал встать:
— Его нельзя, Сана, он вот-вот женится, и здесь присутствует родственница его невесты. Я готов пожертвовать собой, возьми меня! — Не отведя хитрого, возбуждающего, коварного и опасного взора, с лисьей улыбкой, японка с лёгким акцентом произнесла:
— Я знаю, кто из вас всегда свободен…
И, начав отступать, она взяла за руку Чонгука, потянув его за собой и только тогда посмотрев на него. Я едва не поднялась следом, чтобы поймать его и оставить на месте. Нет, нет, нет! Так не честно! Так нельзя! У меня нет никаких шансов по сравнению с этой красавицей, владеющей искусительным талантом гейш. Нет, только не Чонгука! Почему его? Пусть сидит дальше, кому он мешал?
Но Чонгук не сопротивлялся, а пошёл за ней, поднялся на подиум, и был усажен на стул. Сана продолжила танцевать вокруг него, пока играла песня, почти успевшая понравиться и мне, если бы не это всё, разворачивающееся под неё перед моими глазами… «Если бы ты знал, что я воображаю в своих мыслях, ты бы пошёл со мной? Пошёл?»[28] — пела тем временем исполнительница. Сана покрутилась возле Чонгука, сидевшего лицом к залу, а потом, широко расставив ноги, оседлала его, явив зрителям спину. Парни начали свистеть и улюлюкать. Я стискивала кулаки и скрипела зубами. Крутанув головой, она скользнула по Чонгуку длинными влажными волосами. Дождь с потолка к тому времени кончился, но капли с её локонов намочили лицо и шею молодого человека. Он не двигался, наблюдая за её действиями, шевелились только его глаза, прохаживающиеся по девушке, сидевшей на нём.
Сана начала расстёгивать рубашку на себе. В зале уровень шума ещё повысился, кто-то умолял взять его следующим, кто-то просил повернуться, когда она всё с себя снимет, кажется, эту идею активно поддерживал Хосок. Среди всего этого единственным согревшим мою душу моментом был дёрнувшийся на стуле Ви. Он проснулся, его разбудили крики других парней. Потирая глаза, он пытался понять, что пропустил, но кроме меня никто не заметил, как он провёл последние минут десять-двадцать. В итоге, достав сигареты и пригнувшись, он отступил в уголок для курящих.
Рубашка отлетела в сторону, и теперь грудь Саны в одном бюстгальтере была прямо под носом Чонгука, но только он и мог её видеть.
— Кто-то пойдёт дрочить, — глотая прожёванные суши, заметил Юнги, — если со стула встать сможет.
Я думала, что на этом бесстыжая японка остановится, но нет! Повиляв бёдрами прямо на Чонгуке, она взялась за замок лифчика. Тестостерон грозил взорвать этот зал, а мне хотелось остановить представление любым способом. Будь это стриптиз-клуб, где сидели бы одни незнакомцы, я бы вылезла на сцену и скинула Сану прочь. Или если бы это не был праздник Намджуна, я бы тоже отпустила тормоза, но я не могла испоганить ему мальчишник! А лифчик тем временем последовал за рубашкой, и я видела, как глаза Чонгука опустились к голой груди. Мне хотелось плакать ещё сильнее, чем под песню Дэхёна о дружбе.
Выступление закончилось, свет в зале зажёгся, музыка оборвалась. Зрители стали аплодировать и орать «браво!». А у меня руки не поднимались. Я не могла пошевелить даже пальцем. Мало того, что я завидовала Сане чёрной завистью, так я ещё возбудилась от этого зрелища! Глядя, как её обнажённые бёдра в одних трусиках трутся о кожаные штаны Чонгука в районе его ширинки, я явственно ощутила боль внизу живота. Я тоже хотела так потереться, залезть на него и раздеться, раздеть его! Господи, о чём я думаю? Сколько я выпила? Увидев чью-то рюмку с соджу, я хлопнула её глотком. Мне чуть не поплохело, но я выжила, отметив, что физические страдания приблизились к моральным.
Чонгук, тем временем, крепко обхватив одной рукой талию Саны, поднялся вместе с ней со стула. Она прижалась к его груди со стыдливым видом девственницы, не желающей, чтобы кто-то увидел её наготу, и доблестный Чонгук, естественно, прикрывал собой честь дамы. Так и держа её одной правой (вот силища-то!), висевшую на нём, он спустился с подиума, присел, чтобы поднять с пола рубашку Саны и, маневрируя одной левой, накинул японке на плечи прикрытие. Пока он всё это делал, она что-то шептала ему на ухо. Хотела бы я знать, что именно? Чонгук отпустил её только перед нашим столом, но не дал отойти. Или она сама не отошла — этого я не очень поняла. В любом случае, она продолжала быть к нему прилепившейся.
— Что, стоячок прикрываешь? — хохотнул Хосок в сторону Чонгука, задвинувшись поглубже под стол.
— Хорошо… — пробормотал улыбающийся и набравшийся Намджун, сплетя пальцы на животе.
— Мне тоже прикрыть надо, — самокритично признал Чимин и, подорвавшись со стула, заскочил на сцену, где собирали разбросанные вещи остальные девушки, игравшие демонов. Подхватив одну из них, завизжавшую, но тотчас засмеявшуюся следом, он спрыгнул обратно, держа её на руках, сел на стул и посадил её себе на коленки. — Выпьем?
— Не откажусь, — улыбнулась кокетливо она, и щедрая, галантная рука Чимина наполнила ей бокал вином. Посмотрев на него, Сольджун тоже ушёл промышлять среди танцовщиц.
Я не могла смотреть больше на Чонгука, поэтому отвернула голову и плутала взором по публике. Намджун вот-вот уснёт под влиянием виски и соджу, никто не будет за мной присматривать. Чимин и Сольджун нашли себе применение, жаль, что они не захотели использовать в качестве женщины меня! Я тоже женщина, между прочим! Тоже хочу любви, ласки и удовольствия! И я прилично пьяна, и, кажется, сейчас готова решительно на всё и уверена, что жалеть ни о чём не стану. Может, всё-таки подраться с Саной? Скорее всего это будет не драка, я её побью и всё. Наверняка за неё вступится Чонгук, он же у нас заступается за слабых, правильно я поняла? Я вернула лицо обратно, но ни его, ни Саны уже не было. Чёрт! Где они? Алкоголь притупляет реакцию и я, видимо, прозалипала мимо дольше, чем планировала.
Шуга, насытившись, наконец, в возможности чего я уже начинала сомневаться, откинулся на спинку.
— С кем бы ещё выпить? Меня что-то не взяло.
— Ещё бы, столько жрать, — хмыкнул Хосок.
— Хорошая закуска — враг пьянству, — подсел к нему Джин, на место, освобожденное Ви.
— Хорошо… — вновь прокомментировал Намджун, зевнув и дотянувшись до фруктов, чтобы чем-то себя занять. Он вяло принялся их закладывать в рот и жевать.
— Рэпмон, — подошёл к нему сзади Дэхён, но мой зять не среагировал. Друг похлопал его по плечу: — Эй, животное!
— А? Что? — только тогда откликнулся он.
— Мы погнали, — протянул Дэхён руку для прощания. — Спасибо за мальчишник, было здорово. Ещё раз с приближающейся женитьбой! Увидимся!
Пожелав певцу доброй ночи, Намджун вернулся к блюду с виноградом, клубникой и мандаринами, подвинув его к себе поближе. Чимин, пощебетав недолго с той девицей, что была поймана на сцене, ушёл с ней куда-то, не в ту дверь, через которую сюда пришли мы, привезённые Кэпом.