Оглушающая тишина накрыла квартиру. Казалось, каждый боялся сделать даже вдох, явственно ощущая неуловимое тиканье часов Ёндже. Все мысленно считали до десяти, не двигаясь. Когда время истекло, Химик опустился обратно, поправив на бедрах брюки, чтобы не замялись.
— Итак, как будем планировать обучение Чонён? — безмятежно спросил он.
— Чжихё мне не простит, — пробормотал сдавшийся Намджун, — что я ей скажу? Что втянул сестру в банду, и та теперь ежедневно под огнём, с угрозой для жизни где-то носится?
— Ну, до этого ещё очень далеко, — успокоил Чимин, — ей нужно пройти подготовку в Логе, и окончить школу. А это не раньше следующего февраля. Но зато, если удастся уговорить её уехать на Каясан на каникулы, нам не придётся беспокоиться о её безопасности! И мы оторвём её от Чжунэ. Мон, в этом больше плюсов, чем минусов.
— А Чжихё не говори ничего, — порекомендовал Юнги, — тем более, если она в положении, зачем волновать?
— Я хотел рассказать ей о золотых, посвятить во все дела, чтоб секретов между нами не было, но теперь не могу, иначе она сразу поймёт, куда девается Чонён, и чем она занимается.
— Мистер Искренность, — со скукой обратился к нему Ёндже, — отсутствие тайн в семейной жизни совсем не то, что гарантирует её укрепление. Я вот не думаю, что хочу знать всё, что было до меня у Айли, у меня фугасность аммонала зашкалит, и накручу себе ненужных мыслей.
— Ты умеешь злиться? — удивился Шуга.
— A casu ad casum[39]. Я, как и все, всего лишь набор элементов, которые входят в соединения и дают реакцию.
Противоестественное с точки зрения Чонгука решение всё же было принято и он, склонившись перед волей главы сеульских золотых и осознавая, что ему в скором будущем, вполне возможно, придётся делить тяготы заданий с Чонён, ломал себе голову, как не злиться на это, как убедить самого себя, что так надо? Не отдохнувший ещё с дороги, он прибыл в «Пятницу», но поскольку появился в ней не через главный вход, а изнутри, с помощью подземных тоннелей, миновал администраторскую стойку, поднявшись на лифте сразу на этаж с номерами. Если попадётся какая-нибудь свободная девочка — заглянет к ней, если нет, то дойдёт до кабинета, где теперь заведовала делами госпожа Хан.
Но планы его изначально перевернулись, поскольку женщина встретилась ему в коридоре. С бессменной белой траурной шалью на плечах, она по-матерински улыбнулась ему, с одного взгляда видя и понимая, что воин прибыл после миссии, уставший, но, главное, выживший. За двадцать лет супружеской жизни госпожа Хан узнала о золотых почти всё.
— Мальчик мой, вернулся! — пожала ему тепло руку она. Все молодые бойцы были для неё, как сыновья, ведь её родной, обученный отцом борьбе с очень юных лет, работал где-то на мафию, разведывая для золотых важную информацию и передавая через сложные схемы связи.
— Да, как видите, госпожа, — поклонился ей Чонгук, — как поживаете?
— Слава богу, как-то поживаю, — с лёгкой печалью отмахнулась она, пряча свою страшную, невосполнимую потерю так глубоко, что никто до сих пор не видел ни слезы на этом сильном и мудром лице. — Но ты, как будто, огорчён чем-то? Что-то случилось?
— Да нет, ничего ужасного, госпожа.
— Все ли вернулись?
— Да, все, но… — Чонгук скинул рюкзак с плеча, опершись им о стену. — Грядут изменения… наши только что решили, что в золотые можно брать и женщин.
Вдова Хан распахнула глаза и, стянув потуже на груди шаль, взяла Чонгука под руку.
— Пойдём-ка, выпьем кофе. — Он подхватил в руку рюкзак и послушно пошёл с ней.
Они уселись не по разные стороны массивного стола, за которым прежде руководил клубом Серин, а в соседних креслах с маленьким лакированным столиком между ними. Женщина достала две чашки и, нажав на кнопку кофеварочной машины, ютившейся у стены за шкафом, поставила их рядом с ней, вернувшись пока что к собеседнику.
— Итак, значит, теперь и девушки могут служить благородному делу?
— Да.
— И тебе это не по нраву? — угадала это сразу госпожа Хан.
— Абсолютно. А вы? Как считаете? Это нормально?
— Ах, Чонгук, я много лет мечтала быть плечом к плечу с моим Тэем, — назвала покойного мужа по имени женщина. Ученику мастера непривычно было его слышать, хотя он не впервые узнал о том, как звали учителя. Но для всех нынешних воинов Хан всегда оставался исключительно Ханом. — Но это было невозможно, и мне ничего не оставалось, как исполнять долг жены.
— А вы хотели драться?
— Я не хотела драться, я хотела быть рядом с тем, кого люблю. Знаешь, это труднопреодолимое желание, мой мальчик, — мягко улыбнулась вдова.
— Но если бы вы были во всех разъездах с мастером Ханом, разве родили бы детей? Разве воспитали бы их?
— Конечно, всё было бы по-другому, кто же спорит? Но разве я бы пожалела о том, что провела с Тэем больше времени? Есть вещи, Гукки, которые никогда не осмыслишь верно, потому что для них нет одной единственной истины. Можно выбрать и то, и это, и всё одновременно будет правильно и неправильно. С возрастом категоричность отходит в сторону, возможно, с тобой это тоже случится.
— Не знаю, мне кажется, что существуют принципиальные моменты, о которых и думать нечего.
— Лучше скажи мне вот что, — удовлетворяя любопытство, спасала себя от рвущихся в голову воспоминаний и печалей женщина, — с чего вдруг это всё решилось? Кого-то взяли уже в золотые? Или опять эта наша Рэй что придумала? Помню, когда муж рассказал, что учил девчонку в монастыре, я так злилась! — засмеялась негромко госпожа Хан. — Мне с трудом удалось задавить в себе ревность. Ему было-то тогда тридцать пять лет, самый возраст для того, чтобы устать от жены и начать заглядываться на молоденьких. Ох, интересные были времена…
— Мастер Хан никогда не смотрел ни на одну женщину, кроме вас, — сказал Чонгук, хорошо помня, что у наставника вообще не поднималась тема личной жизни, межполовых отношений, никогда он не пытался расслабиться или найти удовольствие в продолжительных отъездах, даже если они длились по три или четыре месяца. Все только и знали, что у него есть жена, к которой он спешил каждое возвращение. — Нет, Рэй на этот раз ни при чем, — улыбнулся и Чонгук, вспоминая былое. — Всё началось с родственницы Намджуна… Чонён, вы видели её на мальчишнике.
— Девчонка с короткой стрижкой? Да-да, припоминаю. И что же?
— Она увлекается боевыми искусствами. И очень хочет стать профессиональным бойцом. Ну и Чимин, тихим сапом, взял, да решил её присовокупить в наше воинство.
— И она не против?
— Прямой цели она ещё не знает, вербовка постепенная, но Чимин уверен, что всё получится, что она согласится и выдержит ритм жизни золотых. У неё скоро начнутся каникулы, и на них надо будет попытаться её отвезти на Каясан.
— О-хо-хо! — взмахнула госпожа Хан руками, поднимаясь с кресла и идя за согретым кофе. — Никогда не видела старика Хенсока, но слышала о нём столько, что будто лично знакома. Представляю, каково ему снова будет! Согласится ли он?
— Да что уж теперь? Заринэ там, Элия там… какова была бы причина отказа? Всё пошло по наклонной… Я больше волнуюсь за Лео. Ну не станет он её обучать, с этим никто не будет спорить, все знают, чем грозит уловленный нюхом зверя запах женщины. И что тогда делать Чонён? Ради неё заводить там ещё одного мастера? Приемником назначили меня, а я не хочу торчать на Каясан, тренируя одну девчонку, пока по земле бегают чертовы террористы, преступники, убийцы и насильники!
— Ты прав, мальчик мой, очень прав, — принесла чашки с ароматным кофе женщина, и снова села. — Ради одной девчонки — мелковато. Но у Джоанны скоро тоже каникулы. Если уж пошла такая пляска, я считаю, что ей нечего тут баклуши бить. Её место там, где было место её отца — в Логе. — Чонгук едва не обжёгся, оторвавшись от поспешного первого глотка и отставив чашку.
— Госпожа Хан…
— Что? Джоанна — дочь золотого, и имеет ровно те же права, что и её брат. — Непоколебимое лицо женщины невольно вызвало уважение в Чонгуке, но он несмело спросил:
— Неужели… неужели вы не боитесь за неё? Джонхан и так неизвестно где, каждый раз неизвестно, разоблачат его или нет, что с ним будет… вам не страшно за дочь?
— Страшно, но я говорила и повторю: моё желание спрятать и защитить никогда не пойдёт вразрез с чувством долга, которое было у нас с Тэем одно на двоих. Я разделяла все его чаяния и принципы. Ты хочешь спросить меня, что я буду делать, если погибнут мои дети? Не сожрут ли меня угрызения совести за то, что отпустила их, не остановила? Мальчик мой хороший, я, как и все женщины, имеющие детей, не знаю ничего дороже них, и мечтаю о внуках, о продолжении Тэя в детях наших детей. Но я не боюсь одинокой старости. Одиночество — это не то, чего стоит бояться, куда страшнее прожить недостойную жизнь, жизнь труса и подлеца, а одиночество — это пустяки.
Чонгук вышел от госпожи Хан с чуть-чуть изменившимся видением картины. Он услышал от неё не то, что рассчитывал, но зато это неожиданное дало ему повод задуматься. Однако когда навстречу ему попалась Сана, мысли отступили на задний план. Изысканная куртизанка в домашнем шёлковом кимоно остановилась для приветствия с той загадочной восточной улыбкой, которая в равной степени может означать безграничную преданность и желание убить.
— С возвращением, благородный воин, — с японским акцентом сказала она. Чонгук неглубоко склонил голову.
— Доброго дня, прекрасная Сана.
— Моя красота имеет границы, в отличие от твоей доблести, — в своей льстивой манере гейши опустила взгляд девушка. Золотой, скользнув глазами по её точеному носику, указавшему вниз, напоролся на немного распахнувшийся халат, обнаживший ложбинку между грудями.
— Ну, неизвестно ещё, что иссякнет первым, — улыбнулся Чонгук. Он вышел от госпожи Хан, забыв взять ключ от какого-нибудь номера, и только сейчас это понял. — Не знаешь, есть кто-нибудь свободный из девчонок?