Наш капитан особой болтливостью не отличался. Но все же к концу пути немного рассказал о себе и о своей работе контрабандиста. Впрочем, контрабандистом он был только с точки зрения владельцев серингалов. А так в его действиях не было ничего противозаконного, и к судебной ответственности привлечь его было никак нельзя. Поэтому-то владельцы серингалов и применяли самосуд, застав нежелательных для них перекупщиков «на месте преступления».
Капитан уже около года промышлял в этом районе. Я спросил его, ходит ли он в другие города штата Акре и существует ли вообще в природе какая-нибудь ассоциация контрабандистов — скупщиков каучука.
— Конечно, организация существует, но я кустарь-одиночка, — был ответ. — Мне много не надо. На мой век хватит. Эй, — крикнул он матросу, — ты что, не видишь, что мы прошли Параизо! Пора заводить мотор.
Действительно, Параизо остался позади. С мотором лодка пошла еще веселее. И вот мы уже проходим мимо Бока-до-Мосо, Иза, Флор-до-Оуро, Амапа и других серингалов. Не доезжая полутора километров до Рио-Бранко, капитан пристал к берегу и вместе с матросом стал выгружать болас.
— А вы сидите, сидите, — обратился он к нам. — Я довезу вас до самой пристани. Только товар на всякий случай выгружу здесь.
Уже наступил вечер, и на столичной церквушке надрывно звенели колокола, когда мы подошли к Рио-Бранко. Старик Мане отправился домой к Азеведу, я двинулся к гостинице, а капитан с матросом завели мотор лодки и скрылись в том направлении, где оставили свои болас. Все были очень довольны. Пассажиры — тем, что добрались наконец до места назначения, команда — получив от нас сумму, в два раза превышавшую обусловленную.
В гостинице «Шуи» никаких изменений не произошло. Только хозяин, увидев клиента, почему-то смутился и очень любезно стал расспрашивать, как прошло путешествие. Причина его поведения стала ясна сразу же после того, как я направился в номер.
Идя рядом, хозяин говорил:
— Вы, пожалуйста, извините меня. Мы не думали, что вы вернетесь так рано, и осмелились поселить в ваш номер одного постояльца. Видите ли, в чем дело: неожиданно прибыла большая группа посетителей. У нас не хватало места.
Может быть, следовало протестовать. Но настроение было такое хорошее, как будто человек действительно вернулся домой. Хозяину было заявлено, что к нему не только не имеется никаких претензий, а, наоборот, даже будет интересно познакомиться с новым человеком и поделиться с ним своими впечатлениями. В комнате была поставлена вторая койка. На ней лежал молодой человек в роговых очках и читал какую-то книжку. Увидев нас, он встал и представился не то Линстре, не то Лундстем. Я так и не понял названного им имени, но догадался, что передо мной стоит не бразилец, а какой-то иностранец. Хозяин, видимо решив загладить свою вину, поспешил сообщить хорошую новость, сказав, что в душе имеется вода и можно привести себя в порядок, не дожидаясь следующего утра. Безусловно, это было очень кстати. Вы можете себе представить, какой вид имеет человек, вернувшийся после недельного шатания по джунглям.
Ужинать спустились вместе с соседом по комнате. Он очень плохо говорил по-португальски, но, оказавшись словоохотливым человеком, сразу же сообщил, что является членом американского «Корпуса мира». В Акре находится уже около месяца и выполняет задания по изучению жизни серингейрос и экономических факторов, которые могут послужить для дальнейшего увеличения сбора каучука в Бразилии, и в частности в штате Акре.
— Однако, — жаловался американец, — знаете, я не встречаю понимания со стороны местных властей. Кое-какие материалы мне удалось получить. Но необходимо гораздо больше сведений. Срок командировки скоро кончается, я опасаюсь, что когда привезу отчет, то руководство останется мною недовольно. И есть опасность, что больше меня никуда не пошлют. А вы с какой целью приехали сюда? — спросил американец. — Вы кто по национальности, аргентинец или боливиец?
Когда он услышал, что имеет дело с русским, советским журналистом, изумлению его не было предела.
— Первый раз в жизни разговариваю с советским человеком, — почти с испугом произнес он, оглядывая собеседника с ног до головы.
С этого момента его как будто подменили. Разговорчивость куда-то исчезла, и каждое слово приходилось вытаскивать из него клещами. Торопливо проглотив свой ужин, он поднялся наверх. Войдя через час в номер, я не обнаружил американца в комнате. Хозяин на другое утро объяснил, что совершенно неожиданно освободилось одно помещение и «боец» «Корпуса мира» переехал в него.
Впоследствии один из чиновников штата объяснил, почему местные власти отказывались показывать представителю американского «Корпуса мира» документы. связанные с производством каучука в штате Акре. Дело в том, что очень многие участки принадлежат американским предпринимателям, большинство, правда, никогда не появлялось в Акре, а имеет здесь своих представителей, которые действуют от их имени. В последнее время эти эмиссары стали проявлять значительную активность, пытаясь скупить у бразильских владельцев наиболее выгодные в экономическом отношении участки. Когда в Рио-Бранко приехал этот представитель «Корпуса мира», то возникло подозрение, что его специально подослали с целью разузнать, какие из участков производят большее количество каучука. Получив такие сведения, можно было бы впоследствии оказать нажим и скупить лучшие серингалы для американских хозяев.
На другой день после приезда было выяснено, что самолет доктора Миранды застрял в городе Бразилиа и вряд ли в ближайшее время сможет вылететь, так как на днях там произошло восстание сержантов и все рейсы военных самолетов отменены. По правде говоря, помощь Миранды была уже не нужна, срок командировки истекал через два дня. В авиационной компании «Крузейро-до-Сул» я не стал брать сквозной билет на самолет от Рио-Бранко до Рио-де-Жанейро. План был другой: долететь из Рио-Бранко до Порто-Вельо, а там пересесть на поезд, идущий до Гуажара-Мирин, откуда можно было продолжать путешествие опять на самолете прямо до Рио-де-Жанейро. Дело в том, что эта железная дорога самая знаменитая в Бразилии, и, вероятно, не только в Бразилии, а на всем Южноамериканском континенте. Расстояние между двумя городами небольшое — всего 366 километров, и дорога называется официально Мадейра — Маморе. Она была построена вдоль одного из самых труднопроходимых участков реки Мадейры, там, где очень много водопадов и перекатов. Местные жители называют ее «Дорогой ужасов», «Золотой дорогой», «Дорогой смерти». Говорят, что вдоль дороги больше крестов на могилах погибших здесь строителей, чем шпал под железнодорожным полотном. Это в какой-то степени соответствует истине. Для строительства дороги рабочих набирали во многих странах мира, потому что мало кто хотел ехать в Гуажара-Мирин. Рабочие долго не выдерживали условий жизни на строительстве. Кое-кому удавалось выбираться из этого ада, но очень многие умирали в джунглях от лихорадки, от разных болезней, от укусов змей, от голода, от нечеловеческих условий труда. Точной статистики «текучести рабочей силы» здесь не велось. Но по самым приблизительным подсчетам только за пять первых лет строительства дороги умерло более десяти тысяч человек. Действительно, на отдельных участках возле маленьких зданий полустанков виднеются кладбища с множеством крестов, где похоронены строители дороги.
Поражает та бесхозяйственность, с которой расходовались деньги, отпущенные на сооружение дороги Мадейра — Маморе. Достаточно сказать, что 512 400 шпал, которые потребовались для строительства дороги Мадейра — Маморе, были привезены из… Австралии. Говорили, что было невозможно на месте организовать изготовление шпал. Но разве эти же самые шпалы нельзя было привезти по реке из Белена или же из Манауса, где имелись превосходные лесопильные заводы? Видимо, кто-то очень сильно, как говорят, погрел руки на поставках.
В Порто-Вельо все очень долго дожидались прихода поезда из Гуажара-Мирин, потому что практически никакого твердого расписания на участке не существует. Выехали из Гуажара-Мирин на пять часов позже, чем предполагалось. Состав из трех вагонов вел старенький-старенький локомотив, работавший на дровах. Бразильцы называют такие локомотивы Мариа-фумаса — дымящая Мариа. Запаса дров локомотиву хватало примерно на восемь часов. Во время нашего рейса эти восемь часов закончились под вечер, а потом всех пассажиров — мужчин поезда пригласили в лес рубить дрова и готовить топливо для локомотива. После трехчасовой стоянки двинулись дальше. На рассвете, когда многие пассажиры дремали, сидя на скамейках, потому что плацкартных мест там не существует, я, открыв глаза, вдруг почувствовал, что поезд стоит. Отодвинув защелку, открыл дверцу купе и выпрыгнул на полотно. Подойдя к локомотиву, спросил у машиниста, почему мы стоим.
— А как же? Сейчас пять часов утра. У нас опять кончились дрова. Пускай пассажиры поспят. Не стану же их будить. Вот часиков в семь, когда все проснутся, мы снова пригласим всех в лес, нарубим еще дров и двинемся дальше. Нам осталось всего четыре-пять часов до Гуажара-Мирин.
На вопрос, приедем ли мы вовремя в Гуажара-Мирин, машинист ответил:
— Конечно, мы никогда не опаздываем, хотя бы потому, что расписания у нас никакого не существует, — и засмеялся, надеясь, что пассажир оценит его юмор.
Когда начиналось строительство дороги в 1908 году, то власти штатов Амазонас и Пара были очень заинтересованы в быстрейшем ее окончании. Дорога облегчила бы доступ из самых далеких районов Бразилии к Атлантическому океану, удешевляя доставку каучука из штата Акре. Но к моменту завершения строительства на мировых рынках уже появился английский каучук. Производство бразильского каучука стало катастрофически падать. Наступил кризис бразильского каучука, и железная дорога Мадейра — Маморе, еще не успев вступить в строй, сразу же потеряла свое значение. В настоящее время экономический эффект от эксплуатации дороги Мадейра — Маморе совершенно ничтожен. Она содержится на бюджет государственных властей и приносит довольно большие убытки, потому что грузовых перевозок практически нет, а от пассажиров какой же доход, если в каждом поезде едет не больше тридцати-сорока человек.