– Мы не оставим вас, говорите…
Чокея вышла во двор и спряталась за деревом. Храмовая, оглядевшись, бросилась в соседнюю хижину. Чокея за ней. Она не успела дойти до двери, как в ней показалась храмовая. Она вела Рутулу. Чокея хлопнула в ладоши – около нее появились две телохранительницы царицы.
– Возьмите ее и обезоружьте. Это приказ царицы. И не дай бог, чтобы она ушла от вас. А ты, женщина, войди в хижину. Я хочу поговорить с тобой.
На дворе пылал жаркий костер – амазонки сушили около него одежду. Когда Чокея вошла в хижину, царица стояла у двери и говорила телохранительнице:
– От раненых не отходи. Они должны жить. Я оставлю вам еще четверых – к раненым не допускать никого. Завтра я пошлю сюда лекарства. Едем, Чокея, – и царица стремительно вышла из хижины.
– Сначала переоденься, Великая.
– Надо спешить, – Годейра начала торопливо переодеваться. – Антогора – это исчадие зла, она убила Лоту безо всякой вины. И, клянусь богами, я покараю ее.
– Не клянись, Великая. Я не ошибусь, если ты узнаешь, что убить Лоту ей кто-то приказал заранее…
– Это могла только Священная!
– Я не знаю имени. Ты хочешь скакать в город сейчас же?..
– Я подниму весь Священный Совет! Ты знаешь, что рассказали мне раненые? Их поразили не в бою, а в пути.
– Так и должно быть. Они знали то, чего другим знать не надо. И если бы мы не свернули на эту тропинку – к утру они были бы мертвы. И не только они. Я не зря пошла за храмовой. Она пыталась убить Рутулу.
– Какую Рутулу?
– Ту рабыню, которую Антогора брала как переводчицу. Я говорила с ней. Она знает намного больше, чем раненые. Если бы храмовая знала, что здесь появишься ты…
– О, мы бы тут не застали ничего живого.
– Поэтому, Великая, не торопись в город. Если хочешь сохранить раненых и Рутулу, их надо хорошо охранять. Что смогут те четверо, которых ты здесь оставляешь?
– Я сделаю все наоборот, Чокея, – твердо произнесла царица. – Я еду одна. Ты со свитой останешься здесь. Вы убьете всякого, кто…
– Ты мудро поступишь, Великая. Об одном прошу тебя – не горячись. Сейчас я приведу Рутулу – поговори с ней.
Подробно расспросив Рутулу обо всем, Годейра вскочила на коня. Через минуту всадница вылетела на дорогу. Гроза ушла за горизонт, только дождь, слабеющий и тихий, моросил над лесом. Из?под копыт, коня летели комья глины, царица скакала, пригнувшись к гриве, и пеплос, как крыло птицы, трепетал за ее спиной.
В городе появилась около полуночи. У храма осадила коня, бросила поводья на крюк коновязи. Взмыленный жеребец тяжело дышал, его запавшие бока покрылись густой желтоватой. пеной. Годейра поднялась по ступенькам храма, прошла в правое крыло, спустилась вниз, где помещались покои верховной жрицы.
У дверей две сторожевых амазонки скрестили лабрисы, но, узнав царицу, расступились. Годейра толкнула дверь, прошла в просторный зал Совета Шести. Под низким сводчатым потолком гулко звучали по каменным плитам ее шаги. Царица знала – доступ в обитель Атоссы труден даже для царицы.
Миновав зал, Годейра прошла по узкому коридору, остановилась у дубовой двустворчатой двери. Постояла немного, прислушиваясь к голосам. Потом подняла бронзовое кольцо, стукнула им по планке дважды. Вышла храмовая служанка:
– Кто смеет беспокоить Священную? Всем ведомо – она нездорова.
– Скажи – ее хочет видеть царица Фермоскиры.
Служанка хотела что-то сказать, но, увидев гневный взгляд Годейры, торопливо повернулась и скрылась за дверью.
Царица хорошо знала Священную. Если она притворилась больной – значит, чувствует неладное. Храмовая снова показалась в дверях:
– Время позднее, басилевса, Священная не может…
Годейра резко оттолкнула ее и вошла в покои. Атосса сидела на ложе, откинувшись на подушки. Рядом с ней стояла Антогора.
– Что заставило тебя, благородная Годейра, беспокоить старого и больного человека в такой час? Что-нибудь случилось?
– Я думаю, ты, Священная, здорова, – ответила царица, поклонившись.
– Кто тебе сказал это, дочь моя? – глухо и неласково спросила Атосса.
– Пока ты боролась с недугами, в басилейе было все спокойно. Но если в походе без всякого повода убита полемарха, если нашлись силы, которым нужно втоптать в грязь ее честь и чистое имя, – значит, ты выздоровела и действуешь. И поэтому можешь и должна говорить со мной.
Вызов был брошен, но Атосса не приняла его. Она как будто не заметила резкого выпада царицы и так же глухо и спокойно спросила Антогору:
– Ты слышишь, кодомарха, что говорит Великая? Это правда?
– Я хотела сказать об этом, но не успела. Мы и верно понесли эту тяжелую потерю.
– Расскажи, как это произошло?
– Мы послали в селение разведку… Мои амазонки привели старца и мальчика. По-моему, это были пастухи. Они рассказали, что Ликоп живет в их селении, но кто отпустил его из плена, они не знали. Мы решили поймать Ликопа…
– Кто это – мы? – спросила царица.
– Я и Лота.
– Не кажется ли кодомархе, что если бы Лота была виновата, то она не очень желала бы встречи с Ликопом?
– Ум и хитрость Лоты несравненны. Тогда она казалась мне вне подозрений. Лота попросила оставить ее наедине с мальчиком. Я согласилась. Потом узнала – этот ублюдок бесследно исчез. И странное совпадение: когда мы ворвались в селение, там не было ни одной живой души. Кто-то предупредил их. Я хотела послать погоню, но Лота почему-то противилась этому. Мне пришлось быть настойчивой, и мои копейщицы бросились догонять таянцев.
– Вот как! Кто же убил Лоту, если она не пошла в погоню?
– Лоту убил Ликоп. Мы с нею вдвоем остались на площади, и вдруг из башни выскочил молодой мужчина и бросился бежать. «Ликоп, подожди!» – крикнула Лота. Он остановился. Я была поражена – Лота, не вынув меча из ножен, пошла ему навстречу. Она обняла его, а он хладнокровно всадил ей нож в спину.
– Кто видел это?
– Я и две лучницы из отряда Лоты. Они как раз выбежали на площадь и поразили скота стрелами.
– Где эти лучницы? – спросила царица.
– Их ранили сообщники Ликопа. Они тоже скрывались в башне. Раненых мы вынуждены были оставить в пути. Как только они поправятся – мы их расспросим.
– А если они умрут?
– На то воля богов. Все мы смертны.
– Почему тело Лоты оставлено на позор и поругание? Почему ее не привезли в город, как это мы делаем всегда?
– Прости меня, царица, но с давних пор мы предаем позору трусов и предателей. Лота предупредила таянцев о набеге, она, вместо того, чтобы броситься в погоню, бросилась в объятия мужчины. Они так и остались лежать, обняв друг друга. И кто бы из нас захотел осквернять руки об их тела?
Атосса, слушая кодомарху, все время смотрела на царицу, не проронив ни одного слова. Казалось, она старалась проникнуть в душу Годейры и узнать, что ей известно о смерти Лоты.
– В твоем рассказе, Антогора, есть неясности, – после некоторого молчания сказала Атосса. – Если…
– Неясности?! – воскликнула царица. – Здесь все сплошная ложь! От первого слова до последнего.
Брякнул меч – это кодомарха схватилась за рукоять шагнула навстречу Годейре, сверкая гневно глазами Атосса подняла руку:
– Не горячитесь обе. Говори ты первая, царица.
– Скажи мне, доблестная кодомарха, кто ходил в разведку?
– Я уже сказала – храмовые.
– Это первая ложь. В разведку ходили мечницы Лоты. А теперь не скажешь ли, где рабыня по имени Рутула?
– Эта презренная тварь убежала в пути. Она же таянка. Но я послала на поиски, и ее, может быть, поймают.
– Напрасно беспокоилась. Рутула здесь будет завтра, и я говорила с ней. Пастухи не сказали, что Ликоп живет в их селении. И это твоя вторая ложь.
– Нельзя верить рабыне!
– Зачем же вы тогда пытали старика, если он подтвердил все, что вам требовалось?
– Мы хотели узнать о численности таянцев.
– Ты снова лжешь! – уверенно и четко, словно отрубив мечом, произнесла царица. – По-твоему, Лота отпустила мальчика, чтобы предупредить таянцев. Но мне известно, что ты сразу после допроса ринулась в селение, кто поверит, что малый и хилый парнишка прибежит в селение раньше вас, скачущих на лошадях?
– Но таянцев кто-то предупредил! – не сдавалась Антогора.
– Но не Лота. Может, они сами заметили вас. Может, они, узнав о пропаже пастуха, догадались…
– Тогда почему же Лота не хотела идти в погоню? Все говорит за то…
– Рутула во время спора была рядом с вами. И она сказала мне, что возражения Лоты были разумными и ты в конце концов сама согласилась с ними. И еще одна ложь – Лота погибла не от руки Ликопа. Такого человека вообще не было в Тае. Лоту убила ты сама!
– Подожди, дочь моя, – Атосса снова подняла руку. – Насколько я поняла, все эти чудовищные обвинения ты предъявляешь кодомархе со слов рабыни. Разве ты не знаешь, что и в суде Фермоскиры, и в Совете Шести голос рабыни легче пушинки. Доверясь твари, ты можешь потерять доверие царства. Помни это. За тебя будет свидетельствовать рабыня, а за Антогору две благородные воительницы, причем одна, как мне известно, подруга Лоты. Ей поверит всякий, от малого до большого.
– Хорошо, Священная, – царица была уверена в неотразимости удара, который собиралась нанести, – я согласна с вами. Раненые воительницы благородны, они обе подруги Лоты, и им, конечно, следует верить. И я им верю. Это они мне сказали, что ты, кодомарха, убила Лоту, это их, умирающих без воды и помощи, я нашла в жалкой хижине рабынь под присмотром храмовой амазонки, которой было велено уморить их до утра. Но вы ошиблись. Эти лучницы будут жить и расскажут нам всю правду. И что же мы предпримем тогда? – царица в упор посмотрела на Атоссу.
– Мы предадим кодомарху суду басилейи, – не глядя на царицу, сказала Атосса.
– Но ему не подсудна верховная жрица Фермоскиры. Только Совет Шести…
– За что же судить меня?
– Неужели кто-то может поверить, что слепо преданная тебе кодомарха сможет сама поднять оружие на Лоту? Неужели можно предположить, что Антогора, глупейшая из предводительниц, переполненная только жадностью, страхом, жестокостью и свирепостью, может сама придумать эту хитросплетенную ложь? Я тебя обвиняю в убийстве полемархи Лоты, Священная Атосса, правом царицы Фермоскиры, правом члена Совета Шести. – Царица повернулась к двери, прошла несколько шагав, остановилась. – Завтра я предъявлю вам свидетельниц, которых вы сами облекли доверяем.